Внимание! Сознание Homo. I
1. Когда наркомания встречает шизофрению.
Психология в целом никогда в прошлом не мелькала среди моих интересов, хотя я и раньше поверхностно интересовался вопросами внимания по вполне банальной причине — я страдаю тяжелой формой синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ F-90 мкб10/6A05 мкб11). Но травматичные обстоятельства, связанные с внезапной психиатрией у близкого человека, заставили меня погрузиться в проблему. Это вылилось в два года «наркоманского трипа» по психиатрии, психологии, когнитивным наукам и нейрофизиологии. Я быстро набрал необходимый для принятия решений минимум, а острота проблемы со временем сошла на нет. Но мое внимание намертво приклеилось к грандиозному пазлу психического устройства, и все попытки оторвать его от объекта интереса, перенаправив на полезную деятельность, оставались тщетными.
В какой-то момент я принял решение остановить это безумие, начав возвращаться к нормальной жизни. Но когда проводишь месяцы и годы, завороженно рассматривая в микроскоп совершенно бесполезное для себя явление, расположившись на руинах собственной жизни, то внутренние установки настойчиво требуют какой-то реализации этих усилий. И я задумал написать небольшой цикл научно-популярных статей о работе человеческой психики в разрезе механизмов внимания.
Я провел бесчисленное количество часов, беседуя с голосами в головах у шизофреников, увлеченный феноменом расщепленного сознания, тестируя их интеллект, речевые модели и объем внимания, сравнивая с речью и интеллектом носителя. Под лупой рассматривал когнитивные нарушения у параноиков, обнажающие механизм смещения фокуса интеллектуального внимания под действием эмоций. Сравнивал характер мышления у биполярников в маниакальной и депрессивной фазах. Не меньше психов меня обогатили наблюдения за наркоманами, их мышлением и поведенческими моделями в естественной среде обитания. Героинщики, потребители спайсов, заядлые поедатели кислоты — все они обнаруживали те или иные особенности, связанные со спецификой воздействия психоактивных веществ на нейромедиаторную систему. Бесценные знания принесли мне бессонные ночи, проведенные в наблюдениях за многолетними потребителями стимуляторов при абстинентном синдроме, давно спаливших дотла свои дофаминовые пути. По правде говоря, до того я ошибочно связывал все мотивационные механизмы психики исключительно с дофамином. Даже деградация фокуса внимания и психические нарушения на ранней стадии редчайшей хореи Гентингтона не ускользнули от меня. Мой новой случайный друг милостиво позволяет мне бесцеремонно удовлетворять мое безумное, не имеющее тормозов любопытство без всякой пользы для науки и человечества (уж извините, выборка не очень, но Гентингтон для меня и в единичном экземпляре везение).
Я понимаю, что мне не следует этим заниматься, а стоит наконец повзрослеть и начать уделять внимание более практичным вещам и насущным вопросам, начав наконец разбирать пепелище своей жизни. Тысяча самых неотложных дел горит синим пламенем, ожидая такого дефицитного для меня ресурса внимания. Тем более в том, чтобы писать статьи подобной тематики в непрофильный раздел «Мозг» на заднем дворе Хабра нет никакого практического смысла. Но «наркоманом» я был с рождения, и у меня нет никакого выбора не быть собой и не делать то, во что я вовлечен. А к Хабру я привык, и мне нравится его аудитория.
Для СДВГ-шной патологии характерны очень кучерявый и цветистый Даннинг-Крюгер с нездоровой переоценкой своих компетенций и возможностей. Эту мысль я постоянно держу в голове и пропускаю через этот фильтр все свои выводы и обобщения. Хотя исследования показывают, что такое знание не избавляет от когнитивного искажения. Кроме того, редкие гиперфокусные состояния у СДВГ-шных шизоидов могут порождать сверхценные идеи, которые отделяет от сверхценного бреда тонкая красная линия.
Естественно, что я убежден в рамках своих собственных маниакальных когнитивных искажений, будто бы собрал в своей голове какие-то уникальные данные и обнаружил никем ранее не замеченные взаимосвязи. Но, по правде говоря, когда изучаешь под лупой как всесильны наши эмоции и как чудовищно они искажают наши мысли и нашу картину мира, то учишься с этим существовать. Эмоции могут хлестать через край, рисуя в голове сказочный образ «ученого среди павианов», а разум отдавать себе отчет, что ты больной псих, который не идет к психиатру, а снова забивает на работу, спуская свою жизнь в унитаз.
Ни я, ни мой психотерапевт не могли предположить, что простой цикл научно популярных статей, выльется для меня в новую волну безумия и крайнюю степень психического истощения. Она бы не одобрила мою безобидную идею написать о механизмах внимании короткую серию легких статей и возможно сделать youtube-влог о психотерапии для СДВГ-шников, зная, что вместо нормализации сна и диеты, она будет безотрывно следить, чтобы я ел хоть что-нибудь, лишь бы каждый день и спал хотя бы четыре раза в неделю. А сама будет вовлечена в экспериментальную проверку чудных гипотез своего пациента.
Все дело в том, что я абсолютно убежден — качественный научпоп должен не транслировать сомнительные гипотезы автора, а сообщать факты и теории, в отношении которых установлен научный консенсус.
Однако психология остается очень проблемной внутри себя дисциплиной. Подобно двойственным изображениям при внимательном взгляде она предстает то химерой душелогии с философией, то выглядит полностью дезинтегрированным множеством дисциплин разной степени научности, о консенсусе которых между собой речь не идет. Научный погром дикого бреда фрейдистов и гештальтистов не вызывал бы у меня ни малейших внутренний затруднений.
Проблема оказалась в том, что, попытавшись сложить пазл, я раз за разом обнаруживал, что собранные мной факты, наблюдаемые явления и логические выводы не сходятся с постулатами самого научного в своей методологии направления психологии, а именно когнитивистики, изучающей механизмы познания, внимания и памяти.
Да, когнитивистика все еще не располагает непротиворечивой моделью, связывающей сознание и внимание, пытаясь установить связь между этими двумя явлениями. Дела обстоят так плохо, что когнитивисты самого крупного калибра призывают на помощь философию, что обескураживает меня своей нелепостью. Несмотря на наивысший градус уважения, граничащий с поклонением кумиру, я все же мог бы наверное вступить в полемику с Марией Вячеславовной Фаликман, относительно того, чего она ждет от философов, и как научный кадавр философии может решить хоть какие-то проблемы сознания. К современной философии я отношусь плохо и считаю, что ее место в стороне от науки. Однако моя шизофрения не достаточно густа, чтобы без малейших сомнений вступать в спор с когнитивистами такого уровня, и уж тем более полемизировать со всей мировой когнитивистской, включая нобелевского лауреата Даниеля Канемана, относительно механизмов внимания. Но раз за разом, пытаясь собрать воедино пазл своих собственных наблюдений, описанных в научных публикациях фактов и результатов исследований когнитивистов, психиатров и нейрофизиологов, я получал картину, отличную от актуальной в науке точки зрения.
Уж кому как не мне понимать — если ты не профессиональный ученый, а упоротый энтузиаст с психическими отклонениями, то лучше не строить экстраординарных гипотез, отличных от мнения профильных ученых первой величины и нобелевских лауреатов. Мой опыт диктует мне воздерживаться от экстраординарных утверждений, не подкрепленных экстраординарными доказательствами. Подобные утверждения обычно являются проявлением глупости, эффекта Даннинга-Крюгера или шизофрении, либо всех трех факторов сразу.
Я не ученый, и уже не стану им никогда в моем возрасте и при моей проблематике. Даже в больных фантазиях я не претендую на научный переворот и не рассчитываю потрясти мир специальной теорией относительности, опубликованной в Одноклассниках.
Меньше всего мне хотелось бы походить на буйных сумасшедших, которые сандалят длинные простыни шизоидного бреда, набегая в живой журнал, соцсети и время от времени на Хабр опровергать всю мировую науку, доказывая на пальцах, что Эйнштейн глупый жидомасон, ОТО не верна, а светоносный эфир несет нам всем свободную энергию.
Написание таких длинных текстов при моем запредельном дефиците внимания сопряжено с чрезвычайным напряжением, и мне совсем не улыбается, чтобы результатом этих сверхусилий были вздор и афазия, не имеющие никакой интеллектуальной ценности.
Тем не менее, сколько бы я не пересобирал пазл, доводя себя до предельного истощения, я получал отличную от научного консенсуса в когнитивистике картину.
Как бы мне не хотелось, причин считать себя умнее всего мирового ученого сообщества у меня нет. И уж тем более мне не придет в голову убеждать в этом вас. Поэтому вам следует держать в голове, что вся серия может быть не более чем дебютом моей шизофрении.
В первой части я буду скуп на ссылки и лишь обозначу свое видение и актуальную научную точку зрения, когда они будут не совпадать. Просто чтобы вы понимали, где я описываю факты, а где начинаются мои вероятно нездоровые фантазии. В противном случае мы утонем в материале сразу же. В последующем я постараюсь наращивать объем ссылок на научные публикации, перейдя от общего к частному.
2. Сознательное и бессознательное.
2.1 Граница между черным и белым скрывает в себе бесконечное множество оттенков серого.
Современные научные направления психологии и когнитивные науки часто предпочитают избегать терминов «сознательное и бессознательное», так как они прочно ассоциированы с фрейдистской ахинеей. Вместо этого употребляют определения осознаваемые процессы и неосознаваемые. Но, честно говоря, мне и эта терминология совершенно не кажется валидной.
Как только мы пытаемся установить, где кончается сознательное и начинается бессознательное, то сразу же сталкиваемся с такой квантовой неопределенностью, что нам становится уже не до котов. В реальности никакой четкой границы между осознаваемыми процессами и неосознаваемыми не существует.
Мысли, эмоции, сенсорная информация… Какие-то находятся в центре нашего внимания, другие на периферии и осознаются слабо. Третьи неосознаваемы вовсе, пока не получат усиления достаточного, чтобы оказаться в центре фокуса внимания, став отчетливо осознаваемыми.
Сердцебиение, например, обычно нами не замечается, однако может стать слабо осознаваемым ощущением, скажем после интенсивной пробежки, если вы остановитесь «прислушавшись» к своему телу. Но может ворваться и в самый центр наших переживаний во время приступа панической атаки, став отчетливо осознаваемым. Сердце бьется! Сейчас умру от ужаса!
Когда речь идет об осознаваемых и неосознаваемых процессах, на мой взгляд правильнее было бы вести речь о процессах находящихся в фокусе внимания, на периферии или за его (фокуса) пределами.
Возможно, это тот случай про который принято говорить: «Когда в ваших руках молоток, все проблемы кажутся гвоздями», ну, или эта шутка про бездну, которая начинает смотреть на вас, если вы слишком долго смотрите в нее.
2.2 Чем яростнее мы выслеживаем разум, тем отчетливее понимаем, что человек проживает жизнь, не приходя в сознание.
С периодичностью чуть не раз в месяц в моей ленте новостей всплывают публикации о том, что очередной исследователь обнаружил то самое место в мозге, где сидит Архитектор, и центр сознания наконец-то выявлен! По свидетельству очевидцев чаще всего Архитектор прячется в префронтальной коре. В этой азартной охоте на сознание его следы обнаруживают то в дорсолатеральной части, то в орбитофронтальной. Другие утверждают, что обнаружили его следы в зеркальных нейронах, третьи авторитетно заявляют, что Архитектор сидит и вовсе в стволе головного мозга, четвертые указывают на гиппокамп, а пятые… Ну вы поняли.
Чаще всего в подобных статьях речь, конечно, идет о том, что «ученый изнасиловал журналиста». Современная когнитивная психология не имеет единой теории сознания, как и единой теории внимания. Но в целом, научный консенсус уже сложился — единого центра сознания, как и центра внимания, нет. Это распределенные процессы, охватывающие всю без исключения нервную систему, включаю периферическую.
Со времен эксперимента Либета и благодаря его бесчисленным современным вариациям мы знаем, что мозг принимает решение о совершении какого-либо действия примерно на 200 миллисекунд раньше, чем это становиться нашим осознанным волевым решением. Наверняка, если вы интересуетесь работой сознания, то слышали про эти 200 миллисекунд свободы воли, когда вы еще можете забанить поведенческий выход. Но, видите ли в чем дело, в эксперименте испытуемые знали о том, что намерены сделать. А в повседневной жизни мы не фокусируем внимание на каждом своем действии. Почти все привычные поведенческие модели мы исполняем автоматически, и чаще всего они проскакивают по периферии вашего внимания, то есть осознаются слабо. Я написал ВАШЕГО внимания, потому что фокус внимания людей, страдающих СДВГ значительно более узкий. На поведении это отражается множеством аспектов. Мы все теряем, бессознательно засовывая ключи от машины в холодильник, забываем обязательства, срываем планы и т.д. Самым заметным внешним симптомом является манипулятивная активность. Наши руки живут сами по себе, поэтому все мои друзья прячут телефоны и убирают со стола ценные вещи, когда я прихожу к ним в гости. Я не осознаю свои действия, когда хватаю предметы, начинаю их крутить и разбирать чужие телефоны. При тяжелой патологии, такой как у меня, плохо контролируемой является не только манипулирование, но и локомоция. Во время оживленной беседы, если я увлекаюсь и завожусь, то бессознательно вскакиваю и начинаю интенсивно ходить по комнате, что в некоторых ситуациях выглядит не вполне адекватно. Так что у вас есть 200 миллисекунд на контрольную проверку лишь тех действий, которые обеспечены достаточным уровнем внимания. Ну, а что контролируют такие как я, вообще вопрос открытый. Беда СДВГ-шников в том, что невозможно концентрироваться на буквально каждом своем действии, а значит ключи и документы будут в очередной раз потеряны, а телефон в очередной раз утоплен в унитазе. Но я не самолюбования ради упомянул синдром дефицита внимания. Все дело в том, что СДВГ-шники идеальный материал для изучения множества аспектов сознания. Потому что, скажем, афазия и разорванность мышления, которые можно наблюдать у пациентов с тяжелыми формами шизофрении, наглядно демонстрируют итоговый результат распада сознания, но являются сложным для неопытного исследователя явлением. СДВГ-шники же на своем примере позволяют словно в увеличительное стекло рассмотреть вполне естественные для нормальных людей психические реакции и закономерности.
К примеру, большинству из вас известно, что когда вы занимаетесь каким-то увлекательным и по настоящему интересным делом, то практически не ощущаете голода. СДВГ-шникам же свойственно очень долго не замечать чувство голода, будучи увлеченными какой-то страшно захватывающей деятельностью. Обычно это антисоциальное поведение. А при прекращении вдруг внезапно обнаруживать зверский, давным давно превысивший порог простого дискомфорта голод. Все популярые объяснения этого явления сводятся к дофаминовому подавлению центра голода, которое имеет место быть, но значение которого сильно преувеличено. Видите ли, обратный захват дофамина не очень быстрый процесс. А чувство голода после прекращения увлекательной деятельности у гиперактивных не нарастает в течении следующих сорока минут, а обнаруживается внезапно и сразу как очень интенсивное. То есть вентролатеральное гипоталамическое ядро уже давно врубило сигнал тревоги, и сирена не переставая орала уже несколько часов, просто психика ее не замечала.
Или еще пример наверняка знакомый каждому из вас. Скажем, вы играете в футбол и внезапно потянули ногу. Но у вас отличное настроение, вы в ударе, ваша команда побеждает и вы так увлечены, что продолжаете играть, не обращая внимания на боль. И лишь по дороге домой осознаете, как же чертовски болит нога. Вы буквально ковыляете к подъезду и удивляетесь, как пробегали еще пол-тайма. Но родители гиперактивных детей и подростков отмечают явление, когда после уличных игр ребенок возвращается домой с гематомой, и я говорю не о легком синяке или ссадине, при этом он не может сказать в какой ситуации он получил травму и даже примерно указать момент времени, в который это произошло. Болевой сигнал оставался просто незамеченным длительное время. Хотя в экстремальных ситуациях, поглощающих весь доступный объем внимания, например, во время интенсивного боя и нормальный человек может заметить ранение не сразу. Популярная литература сводит все к адреналину и норадреналину, которые вообще ничего не объясняют сами по себе. Я мог бы вколоть вам эпинефрин с амфетамином внутривенно, имитировав адреналовую реакцию организма. Это помогло бы вам не потерять сознание от болевого шока, но нисколько не ослабило бы вашу боль, начни я вас пытать в кресле стоматолога. Не смогут целиком объяснить картину и эндорфины, о которых возможно вспомнят некоторые из вас.
Наверняка даже те, кто не читал книгу Даниеля Канемана «Думай медленно, решай быстро», слышали его очень неудачную на мой взгляд метафору о двух системах нашего мозга. Одну быструю, но не точную, которая часто ошибается, другую медленную, энергозатратную, но более интеллектуальную. При этом все попытки отыскать то место, где расположена эта вторая система обречены на провал. Куда не ткни в мозг электродом — везде первая. А ведь вторая система по всей видимости должна обладать огромной вычислительной мощностью! Так где же она размещается?
Никакой второй системы у нас естественно нет. Это просто метафора Канемана, подразумевающая внимание. Концентрация внимания, действительно, в некоторых случаях процесс медленный и затратный. Но наше внимание — это не вторая система, работающая по принципу вкл/выкл, а количественный параметр. Озвучивая неверный ответ к известной задаче про биту, вы не были совсем без сознания, если расслышали/прочитали вопрос и поняли условие. То есть и условие задачи и ваш ответ все равно прошли как минимум по периферии вашего внимания (были осознаны, если вам так понятнее). Просто внимания этой задаче было уделено мало (если вы, конечно, решили ее не правильно).
Я уверен, что большинство из вас справилось бы с этой головоломкой, если бы услышали ее не от приятеля или прочтя в книге, валяясь на диване, а получив скажем на собеседовании в Гугл. Почему я в этом уверен? Потому что, идя на собеседование, вы, во-первых, были бы предельно сосредоточены. Во-вторых, ожидали бы вопроса с подвохом. А в-третьих, прежде чем дать ответ, сделали бы контрольную проверку и тут же обнаружили бы, что интуитивный ответ один доллар для биты и десять центов для мяча неверен и нарушает условие задачи.
Мы лучше что-либо обнаруживаем, если знаем, что что-либо есть. И еще лучше обнаруживаем это что-либо, если знаем что конкретно мы ищем.
Поэтому некоторые из вас получив на собеседовании задание вроде: «если бита и мяч вместе стоят доллар и десять центов, а бита стоит доллар, то сколько стоит мяч?», испытали бы короткое замешательство. Даже возможно расписали бы в уме эту задачу в виде уравнения, а прежде чем дать ответ, сделали бы несколько циклов проверки, удостоверившись что правильно поняли вопрос. Все потому, что сложность тестового задания кардинально противоречила бы ожиданию. Самые подозрительные из вас, трижды бы осмотрели светлую комнату, в поисках белой кошки, которой там нет, будучи уверенными, что кошка просто обязана быть. В случае с вышеприведенным примером вопрос бы решился быстро благодаря однозначной математической логике. Но в повседневной жизни, оказавшись за пределами формальной логики, мы склонны ложно обнаруживать не только отсутствующих кошек, но и самую разнообразную дичь. Порой волосатая рука госдепа, что мерещится во тьме, далеко не самый экзотичный баг.
Мне не нравятся термины «сознательное и бессознательное» не только тем, что от них несет фрейдизмом, но в первую очередь своей неточностью. Как я уже сказал, внимание это количественный параметр.
Все многократно повторяемые действия и заученные суждения, которые мы совершаем или используем автоматически, психология относит к механизму процедурной памяти, постулируя, что завязывание шнурков и сборка-разборка автомата Калашникова совершаются нами без участия внимания вообще. При этом однозначного и четкого ответа на вопрос: сколько раз я должен собрать и разобрать автомат Калашникова, чтобы это действие совершалось мной полностью без вовлечения даже толики внимания она, конечно, не даёт.
В действительности чем более привычным является для нас какое-то действие (или паттерн мышления), тем меньшего внимания оно требует и меньше осознается. На необходимый объем внимания влияют две вещи — выученность модели и ее простота. Есть и частности, но о них позже. Так щелкнуть выключатель и погасить свет после туалета потребует меньше внимания, чем собрать автомат, даже если вы разбирали и собирали автомат Калашникова большее количество раз, чем гасили свет у себя дома. Потому как сборка автомата состоит хоть и из заученной до рефлексов, но все же последовательности простых действий. При этом погасить свет в гостях может потребовать большего вовлечения внимания, чем собрать автомат. Зависит от того, как часто вы посещали это место и как часто пользовались этим выключателем.
Я больше двенадцати лет со времен прекращения службы в Цахале не собирал и не разбирал M16. Пытаясь визуализировать этот процесс, обнаружил, что не помню даже как открывается ствольная коробка. Конечно, попади мне в руки это весло, я, покрутив игрушку, вероятно смогу восстановить процесс, хотя разложить на тряпочке все детальки в правильном порядке — навряд ли. А вот попробовать завязать шнурки армейским способом мне вполне доступно. И вот беда, не получается. Я помню что должно быть на выходе, но не знаю с чего начать. Жаль, что уже не узнать, сколько прошло лет, прежде чем эта процедура вновь потребовала бы от меня сосредоточится, через сколько лет я справился бы лишь при полной концентрации, и с какого момента только гайд в youtube может помочь решить задачу.
2.3 О том, что поезд проедет лишь там, где проложен путь — давно не спорят. Спорят о том, свободен ли машинист внутри железнодорожной сети, ведь у него в кабине есть лом для переключения стрелок.
Когнитивистика разделяет внимание на два вида: непроизвольное внимание, которым вы не управляете (#sarcasm: вроде автоматического поворота головы в сторону выстрела) и произвольное, которое направляется вашей свободной волей.
Проблема в том, что свобода воли — это философское понятие и как всякая философия абсолютно глупое и абсурдное.
Полтретьего утра. Я поднялся на крышу выкурить сигарету и застал там своего страшно разговорчивого соседа. Поддержать разговор, вступив с ним в беседу или нет, зависит вроде бы от моей свободной воли. Он клевый дед, и вообще-то мне глубоко симпатичен. Публицист и путешественник, который родился и вырос в индейской резервации, а после работал в разных уголках земного шара, он безусловно был бы объектом моего внимания в другой час. Да и общение с ним — прекрасная возможность попрактиковать мой никчемный английский, и эту возможность я не хотел бы упустить в будущем. В конце концов, мне просто не хочется выглядеть невежливым. Но в этот конкретный момент времени я полностью сосредоточен на статье, и мне трудно оторваться от своих мыслей. Тем более, чтобы перейти на английский, нужно переключить внимание, которое у меня слишком лабильно в нормальном состоянии и как у образцового СДВГ-шника не переключается в гиперфокусе. Но сосед продолжает говорить со мной, спрашивая о том, буду ли я праздновать Хануку или Рождество. Меня это раздражает. Я еле сдерживаюсь, хочу просто докурить в тишине сигарету. Внутри моей головы происходит интенсивная борьба конкурирующих процессов. Мне хочется скинуть его с крыши или раздраженно рявкнуть, чтоб отвалил. Но не хочется показаться невежливым и испортить отношения. После взвешивания всех внутренних позывов, я натянуто улыбаюсь, отвечаю, что не праздную ни Рождество, ни Хануку, желаю ему спокойной ночи, выбрасываю лишь на треть выкуренную сигарету и злой ухожу к себе писать этот абзац.
Обладал ли я свободой воли и мог ли поступить иначе?
С философской точки зрения — да. Я обладал свободой воли и мог скинуть соседа с крыши, спокойно докурив в тишине сигарету. Но на то она и философия, что оперирует бесконечно идиотскими абстракциями, оторванными от физической реальности.
Потому что конкретный Я со своим воспитанием и выученными моделями поведения в этот самый момент при совокупности всех обстоятельств никак по другому поступить не мог. Или это был бы не я, или это был бы не тот сосед, или это были бы другие обстоятельства.
Как не мог по другому поступить тот идиот из вечернего ток-шоу, который зарубил свою жену топором в тех самых обстоятельствах, в которых он это сделал при совокупности всех факторов, включающих его предельно низкий интеллект, эмоциональную несдержанность и опыт, сформировавший его примитивные модели мышления и поведения.
И точно так же у вас нет никакого выбора не быть собой и не поступать так, как вы поступаете в тех обстоятельствах, в которых вы находитесь с учетом той психики и тех выученных моделей, которыми вы обладаете.
Это ничего для вас не меняет, не снимает ответственности за свои поступки, не отменяет необходимости даже в моменты острого раздражения держать себя в руках, учить японский и программировать на C Sharp. Как не отменяет для меня необходимость выполнять нудные задания моего психотерапевта, чтобы хоть как-то справляться со скучными, но неизбежными аспектами взрослой жизни.
Чаще всего бывает трудно проследить всю цепочку событий, направившей ваше внимание на ту деятельность, которой оно занято в данную секунду.
Но иногда, как в случае с этой статьей, можно на несколько лет назад проследить всю последовательность и каждый грамм, которым она отлилась на весах моей психической машины, делая этот самый момент, в который я пишу данный текст, неизбежным.
Любые рассуждения о фатализме, предопределенности и нашей свободной воле, будут чистой философией.
Вопрос о произвольности и непроизвольности внимания я бы хотел оставить на потом. О том, чем определяются нисходящие процессы внимания и как работает система внутреннего принуждения, а также о механизмах вовлечения внимания мы поговорим в следующих частях. Более того, это будет главным предметом нашего разговора.
2.4 Огромное множество нитей наших ощущений тянутся к небольшому барабану ткацкого станка внимания, что плетет полотно нашей субъективной реальности.
Помимо видов когнитивистика делит внимание по формам. Это внешнее или сенсорное внимание, направленное на объекты внешнего мира. Внутреннее или интеллектуальное, направленное на мыслительные процессы и наши эмоции, а также моторное, направленное на манипулирование и локомоцию.
По дефолту наше внимание как-то распределено сразу по всем этим направлениям. Причем, манипулирование и локомоция требуют минимального вовлечения. Бессознательно я могу разобрать ваш телефон, правда собрать его обратно не приходя в сознание уже не получится. Теоретически мы можем ходить даже во сне (а некоторые и практически), но среагировать и удержать равновесие, запнувшись за коврик, уже не удастся. Однако чтобы научиться делать сальто, попадать коленом в челюсть или танцевать танго придется отвлечься от переживаний о неразделенной любви. Овладение новыми для нас сложными элементами моторики требует вовлечения и концентрации на процессе обучения.
Мы можем на ходу беседовать, разглядывать пейзажи и наслаждаться своими эмоциями. Но при предельной концентрации на чем-то одном все вместе уже затруднительно. В моем случае, глубоко задумавшись, я запросто могу войти в столб, что регулярно и делаю. В вашем случае вы не сможете шагать по натянутому канату, решать в уме дифференциальное уравнение и глубоко всей палитрой ваших чувств отдаться Аппассионате Бетховена. Выберите что-нибудь одно. Не получится совместить даже два из этих дел. Или музыка уйдет в фоновое звучание или уравнение будет плохо решаться. О том, чтобы решать дифур, прогуливаясь по канату, я уже не говорю. Хотя музыкальная импровизация на скрипке прекрасна тем, что потребует концентрации на сложной моторике, эмоционального вовлечения и включения в процесс когнитивной машины.
Неудобный ботинок и стертая до крови нога тоже будут отжирать приличный объем внимания. Но если вы сильно голодны, то голод вытеснит боль на периферию, и она субъективно ослабнет, став менее осознаваемой (не острую, острая боль сама вышвырнет голод с ринга на раз). Ну, а если вы влюблены, шагаете с возлюбленной по лужам, держась за руки, а все внимание занято ураганом чувств, то кровавая мозоль сползет на периферию или вовсе вывалится за пределы внимания, перестав осознаваться в зависимости от особенностей психики и степени влюбленности.
Когда наше внимание сверх интенсивно вовлечено в какую-то деятельность, мы перестаем замечать то, что в обычной ситуации просто не можем игнорировать, вроде холода, голода, жажды, боли и переполненного мочевого пузыря. И напротив, когда мы вынуждены заниматься чем-то нудным и скучным, то хотим есть, пить, курить, а от неудобного кресла ломит спину. Показательно, что при депрессии и ипохондрии у людей частенько регистрируют психогенные боли, лишенные физиологических причин.
Несмотря на внушительный арсенал новейших технологий, с помощью которых мы пытаемся заглянуть в мозг, точного ответа о том, как работают механизмы внимания, у нас нет. Мы не можем утверждать наверняка, подавляются ли все эти актуальные сигналы либо же перестают замечаться нашей психикой. Вероятно частично подавляются, в основном лишаются усиления и в таком виде игнорируются.
Гипотезы Канемана о модальностях внимания не плохо бьются с нейрофизиологией. В нашем мозге есть зоны обработки зрительной, сенсорной информации, слуховая кора, мозжечок ответственный за координацию движений. Но в кромешной тьме зрительная кора вовлекается в обработку слуховых сигналов, а пытаясь исполнить впервые сальто, стоя на бревне, мы навряд ли напрягаем лишь мозжечок, как это происходит при попадании ложкой в рот во время обеда.
Моего упоротого СДВГ-шного друга художника приходилось лупить кулаком в плечо, чтобы сообщить, что я буду ждать его в буфете, когда он залипал на Черный квадрат в Третьяковке. А моя бывшая супруга, запираясь в комнате и сходя с ума под песни Zaz, порой обнаруживала мое присутствие лишь физически натыкаясь на меня в своем маниакальном танце, хотя когда я входил, глаза ее были открыты и вроде бы она смотрела прямо на меня.
Большая часть работы когнитивно-поведенческой терапии, наиболее соотносящейся в своих постулатах с последними научными данными, строится на умении отслеживать и работать с автоматическими мыслями. Автоматические мысли — годное название. Но еще я называю их периферическими мыслями. Моему психотерапевту потребовалось немало времени для осознания, что при моем экстремально узком фокусе внимания никаких периферических мыслей у меня нет. Вернее то ли их нет, то ли я их не вижу. Выражаясь метафорически, параметры фокуса внимания обычного человека в зависимости от состояний лежат в диапазоне между паровозным прожектором и настольной лампой, а при тяжелой патологии F-90, как у меня, его диапазон пролегает где-то между гамма-лазером и мазером. Жить с такой особенностью психики в современном мире не очень просто.
2.5 Все согласны, что единицы измерения нужны. Но мнения разделись: вводить ли единицы крепости или горючести в зависимости от того пьют ли исследователи или жгут.
Среди свойств внимания когнитивистика выделяет концентрацию, распределенность, устойчивость, переключаемость и объем.
Определять объем общего внимания психология до сих пор не умеет. Никаких адекватных единиц измерения по сей день не придумано, а в многочисленных экспериментах его измеряют в попугаях, за которыми вы можете следить на экране компьютера, и си-бемолях, которые вы в состоянии выделить из общей какофонии.
Множество раз различные направления психологии пытались подступиться к этому «каменному цветку», вводя то единицы сознания, то сенсорного внимания, то восприятия. Но сколько не бьется «Данила-мастер», цветок либо выходит с узкими границами применимости, как в случае с «перцептивными единицами», используемыми когнитивистами применительно к механизмам зрительного внимания, либо рассыпается в руках при попытке применения, ка
