Перекресток. Глава 7 и 8
Оглавление:
0×0006
На столе лежали распечатанные листы с расчетами предварительного бизнес-плана, который Илья подготовил, еще не будучи уверенным в том, что все, кого он наметил в команду, согласятся занять в ней свои места. Он распечатал пять экземпляров, с трудом скрывая переполнявшую его будоражащую радость. Распечатал прямо при всех, объяснив стремление увидеть свои расчеты на бумаге, а не на экранах их планшетов, банальным желанием понаблюдать, как они будут делать пометки, черкать и ставить галочки в тех местах, которые будут им непонятны или с которыми они будут не согласны.
Два дня им в циммер привозили пиццу, суши и лапшу wok. Вначале они курили, выбегая на улицу, потом, жалея время, дымовую завесу развесили внутри. Листы с исправленным и переделанным цифрами и формулировками уже трижды перепечатывали, обновляя и вновь исчерчивая цветными фломастерами. В результате осталось то, что легло в основу их деятельности на ближайшие два года: их пятеро плюс десять фрилансеров — каждый из пятерки имел таких ребят на примете — по семи направлениям:
- дизайн,
- движок,
- железо,
- последовательность комплектации моделей, упорядоченность,
- область применений,
- сюжеты игр,
- финансы.
Последний вопрос, как ни странно, прошел без споров. Все пятеро оказались состоятельными джентльменами. А надо было не много не мало отказаться от карьеры и перейти в рискованное финансовое состояние с вложением всех своих ресурсов в неизвестность. До выхода демо-версии, по расчетам, понадобится два года и два миллиона евро. С этими затратами решили справиться собственными силами, не прибегая к займам. А вот дальше цифры выстроились в такие порядки, что говорить стали все разом: двадцать пять миллионов — сумма, которую нужно найти у спонсоров.
— Мы подписались под парой миллионов, а для нас это деньги, по сравнению с серьезными корпорациями, огромные. И мы не дилетанты! Если нас эта идея захватила так, что мы, пятеро продвинутых специалистов, рискнули всем, то почему люди, которые на раскрутке проектов такого уровня собаку съели, не почувствуют то же самое?
— Игорь прав! — Саша подчеркнул следующий абзац в распечатке. — Если расчеты Шведского оправдаются хоть наполовину: первый год — триста тысяч подписчиков, второй — пятьсот тысяч, а в третий мы выйдем на один миллион, то, учитывая, что в среднем игрок тратит в год около пятидесяти долларов, мы к тому сроку все окупим и, возможно, даже заработаем.
— И ведь это только то, что касается непосредственно игры! А еще ведь доходы от рекламы, аксессуаров, тотализаторов, без которых игра в бандитов и ментов не обойдется. И мы не представляем сейчас, какие возможности в финансовом смысле могут принести обучающие программы и то, что сможет использовать туристический бизнес.
Смолкин окунул сигару в виски:
— Это что же? Мы станем мульти — или как там — миллио…
— Ты ведь раньше не курил сигар? — Илья улыбнулся. — Уже готовишься стать этим мульти…? Нужны еще белый шелковый шарф, темно-синие шляпа и костюм и белая рубашка.
— Это ты на что намекаешь? Мы ведь бизнесом решили заняться, хайтеком, а не мафиозной разработкой!
— Входи в образ, Саша! Тебе придется писать истории как раз о тех, кто курит сигары, окуная их в виски.
Игорь подвинул Смолкину пепельницу:
— Ты ведь не опустишься до шпаны из подворотни? Для описания историй попроще придется нанимать копирайтеров из Восточной Европы.
Вечер они снова провели в том же американизированном ресторане, потому что, во-первых, он был расположен ближе всего к их домику с садом, во-вторых, потому что рыба, которую там подавали, была ни с чем не сравнима, и в-третьих, они уловили в атмосфере «вестерна», которой был пропитан этот ресторан наполненный звуками негритянской музыки, в интерьере со стилизованной коновязью перед входом и широкими ковбойскими шляпами официантов, дух первичного, зародившегося на Диком Западе предпринимательства. Впрочем, после смешения разных видов алкогольных напитков дух предпринимательства проник бы в их разгоряченные головы и в какой-нибудь обыкновенной фалафельной.
— Ну, ладно, — Даник рубанул рукой, подводя итог многоречивым обсуждениям свалившихся на них впечатлений от фантастических перспектив начатого ими дела. — А в чем все-таки наша сверхцель? Мы ведь интеллектуалы, мы должны чувствовать, вкладывая наши мозги, души и сердца, что-то такое, что выше денег, славы и чего там еще?
Все рассмеялись.
— А больше ничего и нет, — Сергей поднял кружку с глинтвейном, — дальше только бог, в смысле, божественное.
— В смысле что-то благородное, ты имеешь в виду? — Смолкин ввязался в сложную тему. — Ты ведь про мораль? Вот сейчас мы начнем интеллигентские страдания:, а зачем нам деньги, а давай лучше пойдем на гору и будем там на горе жить в шалаше, а Таня или Жанна, — он готов был перечислить имена жен всех присутствовавших, но сбился, забыв, как зовут следующую, — в общем, они нам будут приносить в день по чашке с рисом, и мы там одухотворимся и… Туалет все равно придется построить, и романтика с медитацией тут же улетучится. Не гадить же на гору! Я так понимаю, она типа святая должна быть.
Илья хотел погасить Сашкины попытки встать на скользкую дорожку, не дать ему увязнуть в морализациях, но Даник их назревающую пикировку перебил:
— Нет, правда, что еще, кроме вышеперечисленного, интересует нас по этой игровой теме? Илья, ты ведь имеешь пару слов, чтобы нас воодушевить?
— «Перекресток» — в этом слове весь смысл. Тот, кто в обычной жизни не решится на поступок плохой или хороший, особенно тот, кому по его натуре хочется совершить что-то ужасное, выходящее за рамки цивилизационного порядка, — он сможет это испытать и решить для себя: кто он на самом деле? И я уверен, подавляющее большинство таких людей, находящихся в пограничном состоянии, пережив что-то из их больных фантазий не наяву, а в этой игре, уйдут с линии опасного приближения к катастрофе.
— То есть, мы буквально начнем лечить человечество? — снова встрял Смолкин, хватая Илью за рукав.
— А почему бы и нет? В какой-то мере, в каких-то количествах. И потом, не обязательно это должен быть преступный опыт. Например, мы можем организовать серию историй по «спасению» в широком смысле. Мы знаем о многих трагедиях, в которых гибли невинные, особенно дети, и вот ты в нашей игре имеешь шанс попасть в прошлое и спасти человека, ребенка, в какой-то ужасной, трагической ситуации. Мы ведь не можем изобрести машину времени, но мы можем дать почувствовать людям то, что они могли бы испытать, спасая. Это сильные чувства, и да, Саша, человек, я в это верю, способен меняться после того, как получит возможность пережить такие эмоции.
Все притихли.
— Я не могу забыть эпизод черно-белой кинохроники, — Игорь придвинулся к столу, положил локти на край и тихо продолжил: — Там картина такая: где-то в Украине, во время войны, на краю маленького местечка немцы и полицаи сгоняют местных для отправки в лагерь или на работы в Германию, и здоровый такой детина, с белой повязкой на рукаве, отрывает маленького совсем мальчика от обезумевшей от ужаса матери. Малыш пытается бежать за мамой, и шуцман отшвыривает его сапогом, а мать бьет прикладом винтовки, заставляя присоединиться к несчастным у немецких грузовиков. Я с тобой согласен, Илюха, за шанс хоть виртуально замочить того полицая и дать матери с маленьким убежать… Да, Илюха, ты — гигант, и я с тобой в этом деле навсегда, — и Беллер уронил голову на белую скатерть.
— Все, хватит пить, уходим, — Сергей подозвал официанта.
По дороге друзья немного успокоились. Игорь опустил стекло и подставил лицо свежему вечернему ветру. Небольшой бассейн возле их домика пришелся как нельзя кстати. Игорь, стараясь реабилитироваться, (в дороге выразил удовлетворение тем, что на столе не было салата, в который по традиции, мордой должны попадать такие, как он пьяницы), пошел варить кофе. Поставив на край бассейна поднос с турками, он тоже опустился в воду. В таком водно-расслабленном состоянии, наслаждаясь крепким тягучим напитком, друзья продолжили разговор.
— Так мы соучредители? — Сергей подошел к важной теме. — Коэн, ты как это видишь?
— Пять равных долей.
Все одобрительно похлопали мокрыми ладошками:
— Так пора игре и название придумать.
— Пусть будет «Перекресток», — все снова зааплодировали.
— И заметьте, не я это сказал, — Илья благодарно признал авторство названия за Игорем.
— Ну, заработаем мы сумасшедшие деньги — и что с этим делать? — никак не унимался Смолкин. — У нас ведь все есть: дома, машины, возможность путешествовать, ну и прочая, — он покрутил рукой в воздухе. — Нет, правда, яхты, самолеты и виллы, вот мне, например, нахрен не нужны, одна морока.
— Это он Скруджа вспомнил! — Илья рассмеялся. — Я вот точно знаю, на что хочу потратить деньги, и я говорю, конечно, о больших, очень больших деньгах.
— Стоп! — Игорь поднял руку. — Перед таким откровением необходимо выпить.
Никто не возразил. Беллер принес бутылку коньяка и разлил по маленьким стаканчикам.
Сергей передал один наполненный Илье:
— Говори! Выпьем после.
— Вот Игорь рассказал про один эпизод прошлой войны… Я тоже забыть не могу кадры военной хроники, только не Второй мировой, а недавней ближневосточной. Там мама шла с дочкой, девочкой лет пяти: видимо, они прибыли в безопасное место после того, как выбрались из горячей точки. Мама в черном платке, ливанка или сирийка, а девочка — настоящая куколка, с черными кудряшками, подпрыгивающими, словно пружинки, при каждом шаге, глаза в пол-лица… И одна ее ручка — в маминой ладони, а второй до локтя нет. Она все время забегала вперед перед мамой, заглядывала ей в лицо и спрашивала: «Мамочка, а у меня ручка вырастет, когда я сама вырасту?» — и в ее голосе и надежда, и испуг, и слезы, ведь она, конечно, надеется, что ее ручка вырастет, но одновременно ее пугают сомнения, — и все это на лице, в глазах, во взмахе этой искалеченной маленькой ручки.
— Ну ты, Илья, даешь! Ужас — такое выслушать! И что ты можешь тут сделать? Вырастить этой девочке руку?
— Не только этой девочке. Я хочу построить клинику и научный центр по регенерации конечностей, такая узкая специализация, такой специальный детский реабилитационный центр.
— Плохая идея.
Все удивленно обернулись к Смолкину.
— Поможешь сотне ребятишек, а тысячи останутся калеками. Ты как их выбирать будешь, по каким признакам? Это ведь селекция — плохое слово.
Илья вдруг подтянул Сашку к себе за шею и побелевшими губами произнес:
— Повтори свою мысль.
Смолкин ошарашенно поежился, высвобождаясь из цепкой Илюшкиной хватки:
— Я имею в виду несправедливость, которая в такой идее заложена изначально.
— То есть, ты считаешь, что из-за того, что я не смогу помочь тысяче детей, я не должен вылечить, скажем, сто из них?
Сашка сдал назад:
— Да, нет, я вообще, в широком смысле… И чего ты завелся? Все правильно, надо всем помогать, до кого дотянемся.
И еще раз заглянув в почерневшие глаза друга, развил мысль, уже переходя на его сторону:
— Нет, это конечно круто, технологии, если они возникнут, потом распространить по всему миру можно.
Илья развернулся к остальным, успокоился и потянулся за стаканом с водой.
Игорь передал воду Илье и налил себе.
— Ты так завелся — видимо, глубоко в тему зашел? Правда думаешь, что это может получиться с детьми?
— Я? Да, я в теме, насколько это возможно. Ребята, это так важно, что сравнить просто не с чем. В детском возрасте идея регенерации конечностей имеет вполне реальные шансы. Вы слыхали когда-нибудь о том, что существует такой ген p21 и связанный с ним p53? Они как раз отвечают за регенерацию на клеточном уровне, только надо научиться их «отключать» и «включать» так, чтобы не образовывались опухоли, раковые образования. Это сложно, не здесь и не сейчас об этом говорить, но что потрясает…
Все сгрудились вокруг Коэна. В его голосе было столько энергии, что, казалось, он способен накалить металлическую нить электрической лампочки
— Еще в семидесятых годах прошлого века были случаи, когда у маленьких детей четырех-пяти лет отрастали фаланги пальцев, отсеченные в несчастных случаях; отрастали по всей форме: с костью, мышцами, ногтями и кожей с ее характерным рисунком. Еще в 1972 году появилось сенсационное сообщение: австралийский детский хирург Дуглас после гильотинной ампутации получил регенерацию ногтевых фаланг пальцев. Через два года в Англии доктор Иллингворт подтвердила эти результаты, такие же данные были получены в Германии, США и других странах, в России — профессор Долецкий пришел к такому же выводу: регенерацию пальцев можно получить у детей до пяти-шести лет. Это говорит о том, что наш организм, пусть только и в таком раннем возрасте, способен на это, при определенных усилиях специалистов. Наша задача — научиться возрождать, будить эти силы, и я буду этим заниматься. Все, что удастся заработать, вложу в эту мечту, и будьте уверены, если этого будет недостаточно, я свой вклад превращу в запал, и он станет тем фитилем, который поможет развернуть к этой задаче весь список Форбс. Никто не устоит перед искалеченным пятилетним ребенком. Мы начнем с «Перекрестка», а закончим всепоглощающей любовью. Любовь к детям — это штука общечеловеческая, вокруг этого глубинного чувства можно в человеческом сообществе много чего переменить!
Илья рассмеялся, успокоив накал страстей. Все облегченно вздохнули.
— Вот ты, Шведский, мастак вгонять нас в транс! Из тебя хороший проповедник бы получился.
— Нет, я не проповедник! Мы программисты, ребята, мы не проповедовать должны, а задачи решать, и про детей это тоже задача. Вы ведь лучше других знаете, что все упирается в счет. Надо научиться быстро считать: все земные проблемы решат суперкомпьютеры, а мы должны их программировать.
Саша дополнил Илью:
— Дождемся квантовых — они и без нас обойдутся, — все снова рассмеялись.
Так закончился вечер, так они положили начало делу, которое намного превзойдет их ожидания и растянется на долгие годы, став главным в жизни этих пятерых мужчин.
0×0007
Ошибка, погрешность преследует человечество на всем пути его развития.
Эвклид не оставил шанса в попытках построения абсолютно правильного геометрически, равнобедренного треугольника. Абсолютно недостижима цель устранить ту стремящуюся к бесконечно малой величине точку, находящуюся между двумя другими. Она разрушает понятие «абсолютно».
Без погрешностей способен, наверное, обходиться только Бог. Человек в погоне за абсолютной величиной, лишенной ошибки, невольно пытается занять место на божественном престоле, и его раз за разом сбрасывает с этой высоты в непредсказуемость.
Хоулмз Калеб, сержант Специального отдела группы «Трафальгар», заварил чай в тонкостенном круглом стакане, вставленном в серебряный подстаканник. Только он один пользовался таким в их отделе, состоящем из четырех констеблей, двое из которых, как и он, были «парнями в синем». Это означало, что они принадлежат к столичной полицейской службе №1, где базовый цвет униформы — очень темно-синий, практически черный. Такими были его брюки, рубашка, и надетый поверх нее шерстяной свитер, и даже обязательный галстук из темно-синего китайского шелка. И был еще один, «специальный констебль», — сотрудник, который работал в полиции по совместительству и который оказался в тот вечер, когда в участок привели парня с косичкой, ближе всех к месту происшествия, случившегося на территории их ответственности.
Подстаканник с чеканкой в виде охотника, целящегося в свою добычу, подарила Хоулмзу жена тридцать лет назад, когда они только что поженились, и он берег его, со временем придав этому серебряному предмету значимость оберега, амулета, что было не лишним в его службе. Отдел специализировался в расследовании преступлений, в которых применялось огнестрельное оружие. Калеб уже выслужил необходимые для получения пенсии тридцать пять лет и к своим пятидесяти пяти годам мог получать полную пенсию, не дожидаясь ухода со службы в шестьдесят, но мысль о том, что ему придется покинуть этот скромный кабинет, снять свою темно-синюю форму и лишиться окружения этих ребят, его коллег, и даже этого серебряного подстаканника, вгоняла его в депрессию. Не мог он себе представить этот стакан в серебре на своей домашней уютной кухне, в, как ему представлялось, безысходной тоске унылой жизни пенсионера.
Он очень любил свою жену, но одно дело, когда он приходил со службы констеблем, мужчиной в расцвете сил, обремененный важными проблемами, с которыми он, как правило, успешно справлялся, и свидетельством тому были лежащие в комоде в красивых коробках, перевязанных лентой, медали «За долгую службу», врученные ему к тридцатилетнему служебному юбилею и пятидесятилетнему юбилею по возрасту. Другое дело — когда он будет мелькать перед ней в пижаме с лейкой для полива чахлых кустиков в их маленьком дворике возле двухэтажного коттеджа в пригороде.
Но до этого еще далеко, и Калеб гнал от себя эти мысли. Он развернул сэндвич, приготовленный его женой Аранкой, англичанкой венгерского происхождения, носившей до замужества фамилию Варга. Она готовила сэндвичи по бабушкиному рецепту, и Хоулмз считал их шедевром венгерской кухни для повседневного употребления. Два куска черного хлеба смазывались слоем гусиного жира, поверх которого укладывались прожаренные до золотистого цвета, свернувшиеся ракушкой шкварки из гусиной кожи. Это было невероятно вкусно и в той же степени сытно, это позволяло въедливому трудоголику сержанту Хоулмзу Калебу не тратить время на поход в расположенное рядом с участком кафе, куда отправлялись его сослуживцы, как только им удавалось выкроить для этого тридцать-сорок минут.
Чай уже достиг той температуры, при которой не обжигал гортань, и Калеб приготовился откусить кусочек сэндвича с двумя притулившимися на его краю шкварками. В этот самый драматический момент одна из них юркнула прочь, свалившись прямо в центр безупречной поверхности темно-коричневого напитка, замутив радужной жировой пленкой эту священную чайную гладь.
— Проклятье! — Калеб был немного суеверен, и серебряный подстаканник-амулет являлся в некотором смысле этому подтверждением. Шкварка нарушила гармонию порядка, созданного представлением сержанта об окружающем его мире, и Калеб решил, что не должен просто вытащить ее из чая и просто положить обратно на сэндвич или отправить прямиком в рот. Он увидел в этом какое-то послание, голос, способ решить для себя некий вопрос, а свалившаяся шкварка должна была стать ключом к этому решению.
Решение такое: если я вытащу ее с первого раза и положу снова на хлеб без новых происшествий, значит, эти ребята говорят правду, и я их выслушаю вновь, а если эта непослушная жареная гусиная кожа снова свалится и окончательно испортит мне чай, я его вылью и передам дело о ранении девушки старшему инспектору.
