Эквадор и Галапагосы: середина мира и естественная биологическая лаборатория29.04.2021 16:48

Скорее всего, вы знаете про Эквадор две вещи: мужика по имени Дарвин, который именно на Галапагосских островах открыл эволюцию — и бананы. 96% бананов в России растут на фермах этой страны, проплывают полпланеты на сухогрузах, чтобы потом оказаться в магазинах дешевле яблок. Возможно, ещё вы знаете, что у нас оттуда розы и сырьё для дорогого шоколада.

Охранный режим предполагает минимум 2 метра до животных, поэтому котики уже думают, что они дофига страшные — и распугивают людей со скамеек. Теперь это их скамейки.

Но давайте начнём не с этого, а с того, что француз Шарль Мари де ла Кондамин искал способы точнее определять географические координаты. Это ему принадлежит яркая идея с одновременными взрывами пороховых складов. Он же поехал в будущий Эквадор от французского научного сообщества. Смысл был в том, чтобы измерить дугу меридиана под экватором, а ожидаемый результат — доказать, что земля вовсе не шар, а что-то более сложное. Экспедиция планировалась на 2 года, а получилась на 7 лет. По ходу пьесы Кондамин установил отклонение от расчётной кривизны (чем сильно поменял модели расчёта координат тех лет), открыл каучук и хинин — и заодно придумал название стране, которая чуть позже получила независимость.

Теперь представьте себе страну размером примерно с Италию, в которой очень сложная логистика из-за «ступенек» горных поясов, по которой до сих пор ходят люди, сошедшие со страниц романа «Сердца трёх», где нет зимы, не гниёт техника, можно жить в недостроенных домах — и где всё вроде бы привычное, но настолько другое в мелочах, что есть полное ощущение другой планеты.

Ну и да, тут у нас одно из самых интересных мест в плане изучения эволюции. Галапагосы. Детская мечта. С них и начнём.

Галапагосы

Острова тут как другая страна с собственной экономикой и собственными правилами.

До какого-то момента это была просто база для консервов в виде черепах. Но потом как-то туда прибыл Роберт, молодой экспедиционный зоолог «Гончей» (под командованием другого Роберта Фицроя). И собрал там образцы ткачиков. Это такие птицы типа воробьёв. Он заготовил птиц (теперь мы называем их дарвиновскими вьюрками) с каждого острова, поудивлявшись, что они почему-то вроде одни и те же, но слишком разные от острова к острову. И «Гончая» отплыла дальше в сторону будущего далёкого города, который мы теперь называем Дарвин.

Спустя долгие годы после экспедиции этот самый зоолог продолжал разбирать образцы. И в какой-то момент именно вьюрки показались ему достаточно странными. Сегодня это звучит достаточно просто, но тогда нельзя было просто взять пару чучел, прийти на заседание Королевского Научного сообщества и сказать:
— Видите, клювы разные? Ага, значит, бога нет!

Если вы почитаете «Происхождение видов», то увидите, как аккуратно и долго тот самый уже постаревший зоолог Чарльз Роберт Дарвин подводит нас к мысли почти в конце книги:

«Весьма широко распространено следующее правило: население любой области связано с населением ближайшего источника, откуда могли произойти иммигранты. Это обнаруживается поразительным образом в связи почти всех растений и животных Галапагосского архипелага, Хуан-Фернандеса и других американских островов с растениями и животными соседнего американского континента; то же самое отношение существует между населением архипелага Зеленого Мыса и других африканских островов с населением Африканского материка. Необходимо признать, что эти факты не получают никакого объяснения с точки зрения теории творения.»

Естественно, я не мог не поехать посмотреть на биосистемы островов Эквадора. Начнём мы с плавающих игуан, плюющихся солью, настолько впечатливших команду первого корабля с епископом на борту, что они тут же получили статус исчадий ада.

Исчадия ада

Приплывает, значит, епископ, видит вот такой примерно рай:

Команда высаживается, а там сидят вот эти самые маринки (iguana marina, Amblyrhynchus cristatus) и плюют в него солью:

Про замечательный вид ящериц

«Amblyrhynchus, замечательный род ящериц, живет только на этом архипелаге; их два вида, в общем похожих один на другой, причем один наземный, а другой водный… Эта ящерица чрезвычайно распространена на всех островах архипелага и живет исключительно на скалистых берегах у самого моря, никогда не попадаясь, — по крайней мере я ни разу не видал ни одной, даже в десяти ярдах от воды. Это отвратительное на вид существо, грязно-черного цвета, глупое и медлительное в своих движениях. Взрослое животное имеет обыкновенно около ярда в длину, но некоторые достигают даже четырех футов; один крупный экземпляр весил 20 фунтов; на острове Альбемарль они достигают, по-видимому, бо́льших размеров, чем в других местах. Хвост у них сплюснут с боков, а все четыре ноги снабжены неполными плавательными перепонками. Иногда их можно увидеть плавающими в нескольких стах ярдах от берега; капитан Колнетт в своем «Путешествии» говорит: «Они стаями пускаются в море на рыбную ловлю, греются на скалах и могут быть названы аллигаторами в миниатюре. Не следует, однако, полагать, что они питаются рыбой. В воде эта ящерица плавает необыкновенно легко и быстро, извиваясь, как змея, своим телом и сплюснутым хвостом, в то время как ноги ее неподвижны и плотно прижаты к бокам. Один матрос бросил такую ящерицу за борт, привязав к ней тяжелый груз, и полагал, что она тут же погибнет; но, когда час спустя он вытащил ее на веревке, она оказалась живой и даже вполне подвижной. Конечности и сильные когти этих животных удивительно приспособлены к ползанию по неровным, растрескавшимся лавовым массивам, которые здесь повсюду образуют берег. В таких местах часто можно видеть, как шесть или семь этих отвратительных пресмыкающихся лежат группой на черных скалах в нескольких футах над полосой прибоя и греются на солнышке, вытянув ноги.»
«Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» Чарльз Роберт Дарвин

Выглядит это довольно страшно, потому что по суше они передвигаются неуклюже:

Как я уже рассказывал в прошлом посте, экосистема островов довольно хорошо изолирована, поэтому тут почти не было современных животных. Сухопутных млекопитающих вообще не было, из морских млеков — только котики, которые проплыли 1000 километров от материка. Всё остальное пришло или в птицах, или на странствующих брёвнах. Но при этом пассажиры брёвен должны были пережить месяц-другой без воды, еды и под солнышком.

Игуаны это вполне осилили когда-то очень давно, а дальше начали эволюционировать. Тут есть сухопутный вид (террестра), и он, в целом, укладывается в наши представления о типовых игуанах. А вот маринки — нет. У них есть два качества, которые делают их невероятно приспособленными к биому: они отлично плавают и прекрасно погружаются на час до 12 метров. И они умеют фильтровать соль. Вообще, когда вы начинаете адаптироваться к морским условиям, вам нужно как-то решать проблему избытка NaCl в организме. Фокус с почками часто не проходит, потому что вам (точнее, игуанам) нужно примерно 3 литра воды, чтобы переработать 1 литр морской воды. Конечно, возможны суперпочки, но обычно эволюция идёт чуть иначе. Птицы (те же фрегаты) вот пытаются растоворять соль с перьев в пресноводных лужах.

Им очень тяжело взлетать с воды после пары минут промачивания, из-за чего они не садятся на воду при охоте и захвате рыбы, а во время десалинации сами устраивают друг другу ещё и естественный отбор во всей красе.

Ещё можно использовать механизм генерации слезы: там уже есть всё нужное, просто те, кто постоянно плачут, фильтруют соль лучше. Маринки пошли ещё дальше, и развили вот такие вот прикольные органы:

Они пока самые эффективные у рептилий из известных. Очень упрощая (прямо очень) можно сказать, что они переделали экзокринные слёзные железы вот на эти органы и теперь постоянно плачут в дыхательные пути, время от времени сплёвывая соль.

Едят они водоросли, причём переваривают их с помощью симбиотических бактерий, которые ещё нужно передать новорождённым — поэтому первое время малыши питаются помётом других ящериц, приобщаясь к великому эволюционному наследию.

«Я вскрыл желудки у нескольких таких ящериц и обнаружил, что они набиты искрошенной морской водорослью (Ulva), которая растет в виде тонких листовидных полос ярко-зеленого или темно-красного цвета. Я не припоминаю, чтобы видел эту водоросль в сколько-нибудь значительных количествах на омываемых приливом скалах, и у меня есть основания полагать, что она растет на дне моря, на небольшом расстоянии от берега. Если дело обстоит так, то теперь понятно, зачем эти животные иногда пускаются в море. В желудках, кроме водоросли, больше ничего не было. Впрочем, м-р Байно нашел в одном желудке кусок краба;, но он мог попасть туда случайно, подобно гусенице, которую я встретил среди лишайника в брюхе черепахи.»

Кстати, доказательство происхождения от одного вида простое: маринки могут с террестрами создавать гибридов, скрещиваясь. Гибриды, увы, стерильные, но в остальном похожи на ведьмаков мира игуан: едят всё подряд, могут эффективно действовать на суше и на море, гибкие и живучие.

Ещё маринки могут есть кактусы. Просто сидят под ним и ждут, когда от него что-то отвалится.

Кактусы не против, потому что пока их едят, семена разносятся по островам.

К слову, дорастают они тут до размеров дерева совершенно спокойно:

Где-то начиная с этого момента стоит ещё раз вернуться к дарвиновским вьюркам. Дело в том, что какие-то из них ловят насекомых, какие-то пьют кактусы и так далее. Каждый остров продиктовал свою особенность питания, и вьюрки начали адаптироваться под свою диету. В итоге мы получаем вот такие различия в клювах:

Вот так это выглядит вживую:

Я до сих пор не до конца уверен, но, кажется, это мангровый вьюрок — его 30 лет назад в дикой природе было всего 41 пара, но это фото с берега Тортуга на Исабеле, как раз в одном из мест их обитания.

А вот так в представлении местных художников (и я до сих пор смеюсь, видя эту картинку):

Вот что пишет Дарвин в книге «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь»:

«Много лет назад, сравнивая или наблюдая, как другие сравнивали, птиц с различных близко расположенных друг к другу островов Галапагосского архипелага как друг с другом, так и с птицами Американского материка, я был крайне поражен, как неопределенно и произвольно различие между видом и разновидностью. На островках маленькой группы Мадейры существует много насекомых, которые в превосходном труде м-ра Вулластона (Wollaston) значатся как разновидности, но которых многие энтомологи несомненно признали бы за самостоятельные виды. Даже в Ирландии есть несколько животных, которые теперь обычно считаются разновидностями, но которые некоторыми зоологами признавались за виды. Некоторые опытные орнитологи рассматривают нашего британского красного тетерева только за резко выраженную расу норвежского вида, между тем как большинство признает его за несомненный вид, свойственный исключительно Великобритании. Значительное расстояние между районами обитания двух сомнительных форм побуждает многих натуралистов признавать их за самостоятельные различные виды;, но следовало бы спросить, какое же расстояние можно признать достаточным; если расстояние между Америкой и Европой достаточно, то можно ли признать таковым расстояние от Европы до Азорских островов, или до Мадейры, или до Канарских островов, или между различными островками этих маленьких архипелагов?»

Ну и рисунок из книги:

«Меня поражает то обстоятельство, что несколько островов имеют свои собственные виды черепах, дроздов-пересмешников, вьюрков и многочисленных растений, и эти виды обладают в общем одинаковыми привычками, живут в сходных местах и, очевидно, занимают одно и то же место в экономии природы этого архипелага. Можно было бы заподозрить, что некоторые из этих видов, представляющих один и тот же род, — по крайней мере черепахи и некоторые птицы — могут оказаться впоследствии только хорошо выраженными разновидностями, но и это представило бы не меньший интерес для философски мыслящего натуралиста… Я должен повторить, что ни характер почвы, ни высота местности, ни климат, ни общий характер связанных между собой живых существ, а следовательно, и их воздействие друг на друга не могут сильно различаться на разных островах. Если и существует какое-нибудь заметное различие в климате, то только между наветренной группой, а именно островами Чарлз и Чатам, и подветренной группой островов;, но соответствующего различия в произведениях этих двух частей архипелага не наблюдается.»
Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

Более того, на этом Чарльз не остановился, и предложил охранять галапагосские острова как заповедник. Первые признаки регулирования в плане защиты появились в 1930-е, но в 1955 ЮНЕСКО отправило исследовательскую команду собирать отчёт о возможных мерах защиты. Надо сказать, что это были золотые годы этологии, потому что человечество узнавало всё больше и больше о животных и экосистемах. Примерно в этот период в Африке, например, исследовали влияние слонов на экологию, а конкретно — на скорость уничтожения ими деревьев и тот факт, останавливают ли они при этом пустыню. Чтобы вы понимали уровень экспериментов — именно тогда Шелдрики провели со слонёнком Самсоном апельсиновый эксперимент, накормив его этими фруктами и следя, когда они выйдут наружу в помёте. Это позволило определить пищевую ёмкость слонёнка, скорость обработки входящей пищи — ну и немеряно его порадовать. В 1957 ушла вторая экспедиция, основавшая исследовательскую станцию. В 1959 году после анализа всех данных экспедиций 97,5% островов стали нацпарком — к столетию после публикации «Происхождения видов». В 1964 появилась постоянная станция Дарвина на Санта-Крузе. В 1986 году не только острова, но и океан вокруг них на 70 тысяч квадратных километров был объявлен охраняемым. Дальше ещё несколько итераций — и вот у нас мировое биосферное наследие.

Биолаборатория

Галапагосы называют естественной биологической лабораторией как раз из-за того, что они достаточно маленькие, достаточно изолированные — и при этом на них хорошо видно, как именно изменялись виды.

Почти каждый местный вид достаточно сильно приспособился к экосистеме, отэволюционировав от оригинального вида достаточно далеко. Причём если у маринок мы видим положительную динамику (новые органы), то у птиц часто отрицательную (оптимизация за счёт удаления некоторых свойств). Например, тут водится нелетающий баклан. Ему не надо ни от кого убегать, вся еда на берегу и в воде. Летать он перестал, зато теперь офигенно плавает, больше жрёт (благо, ему никто не мешает) и даёт большее удельное количество птенцов. Аэродинамические преадаптации пригодились и стали гидродинамическими: заплывает он теперь на сотню метров от берега. Рядом хорошо плавают пингвины, которые вообще самые упоротые птицы на Земле.

Местные пингвины некрупные, живут не во льдах, а вполне выдерживают экваториальные температуры воды и воздуха.

Игуаны-маринки, например, не выдерживают воду: они стали чёрными, полдня сидят и греются на солнце, чтобы потом постепенно терять тепло под водой.

Про океан очень важно отметить, что без него, конечно же, экосистема Галапагосов не может считаться именно системой. Первые птицы, которые пришли на острова, питались рыбой или чем-то ещё в океане, а сушу использовали только как базу.

Вот ещё один вид базы. Скала Юнион — место отдыха птиц во время охоты

Кстати, именно тогда они научились откладывать яйца прямо в лавовыве сплетения (а не строить гнёзда), поскольку хищников просто не было.

Сейчас это играет с ними довольно злую шутку из-за инвазивных видов. Птицы, к слову, замкнули цикл кальция для некоторых сухопутных видов: они получают его из океана и консолидируют в виде скорлупы яиц, а сухопутные виды дальше получают его нападением на гнёзда. На примере таких взаимодействий можно наблюдать, как «уравновешиваются» уравнения экосистем: те, кто не вписался в циклы по необходимым ресурсам, вымерли. Остальные за тысячи лет образовали сбалансированные системы (которые мы позже широким небрежным жестом поломали в современности).

Замыкающаяся экосистема создала и интересные пищевые цепочки. Например, черепахи едят манцинеллу (Hippomane mancinella). Это одно из самых ядовитых деревьев на планете. Пробежать через него — всё равно что пробежать голым летом по тайге с комарами, а скушать сочное на вид зелёное яблочко — сразу на аудиенцию к дьяволу, что эмпирически устанавливали многие пираты. Но нужен же вектор распространения семян, да? Медоеда тут нет, поэтому пофиг на яд черепахам. Они переваривают яблочки медленно, успевая за несколько дней отойти на довольно значительное расстояние от материнского древа.

Сертифицированный гид демонстрирует бревно, подобное тому, что принесло сюда сухопутную жизнь когда-то

Интересно, что есть ещё один фактор, который не даёт экосистеме разбалансироваться. Тут регулярно происходит глобальный рестарт всей жизни. Речь про феномен Эль Ниньо, циклическом изменении температуры океана. В 1982–1983 году вода прогрелась на 5 дополнительных градусов, выпало в 6 раз больше дождей, что убило много кораллов, отодвинуло рыб от островов, не дало птицам нормально размножаться ещё 3 года, убило 70% игуан из-за отсутствия кормовой базы и не очень хорошо сказалось на всех видах. Но, опять же, птицы сохранили древние алгоритмы кормления ещё с континетальных времён: несмотря на то, что еды обычно хватает, алгоритм кормления всё тот же. Максимум еды в гнезде получает самый крупный птенец, пока не насытится. Остальные получают еду после этого — то есть последовательно умирают начиная с мелкого. Жестоко, но это очень хорошая и логичная оптимизация выживания. С возвратом холодных вод популяции быстро восстанавливается в исходное равновесие.

Ещё цитата:

«Покончим, однако с фауной. Все пятнадцать пойманных здесь мной разных морских рыб представляют собой новые виды; они принадлежат к 12 родам, из коих все широко распространены, кроме Prionotus; четыре прежде известных вида этого рода живут у восточных берегов Америки. Наземных моллюсков я собрал шестнадцать видов (и две отчетливо выраженные разновидности), и все они, за исключением одной улитки (Helix), встречающейся на Таити, свойственны только этому архипелагу; единственный пресноводный моллюск (Paludina) водится также на Таити и Вандименовой Земле.
М-р Каминг еще до нашего путешествия собрал здесь 90 видов морских моллюсков, причем в это число не входят некоторые еще не уточненные виды Trochus, Turbo, Monodonta и Nassa. Он был настолько любезен, что сообщил мне следующие любопытные результаты: из 90 моллюсков не менее 47 не известны нигде в других местах — замечательный факт, если учесть, как широко распространены обыкновенно морские моллюски. Из 43 моллюсков, встречающихся в других местах на земном шаре, 25 живут на западном побережье Америки, и 8 из них можно считать разновидностями; остальные 18 (в том числе одна разновидность) были найдены м-ром Камингом на Низменном архипелаге, а некоторые также на Филиппинах.
То обстоятельство, что здесь встречаются моллюски с островов, расположенных в центральных частях Тихого океана, заслуживает внимания, ибо не известно ни одного морского моллюска, общего одновременно тихоокеанским островам и западному побережью Америки. Открытый океан, простирающийся далеко на север и на юг против западного побережья, разделяет две совершенно различные конхиологические провинции. Галапагосский же архипелаг представляет собой нечто вроде промежуточного района, где было создано много новых форм и куда каждая из этих обширных конхиологических провинций послала по нескольку колонистов.»
Я потратил много усилий, чтобы собрать коллекцию насекомых, но нигде, кроме Огненной Земли, не встречал местности, до того бедной в этом отношении. Даже на возвышенных и сырых местах мне удалось раздобыть очень небольшое их число, если не считать некоторых крохотных двукрылых (Diptera) и перепончатокрылых (Hymenoptera), по большей части тех форм, какие распространены по всему миру. Как я уже отмечал, эти насекомые для тропического пояса очень мелки и скромно окрашены. Жуков я собрал 25 видов (не считая Dermestes и Corynetes, ввозимых всюду, куда только заходит корабль); два из них относятся к Harpalidae, два — к Hydrophilidae, 9 — к трем семействам Heteromera, остальные 12 — к такому же числу различных семейств.
В заключение описания естественной истории этих островов я расскажу об исключительной доверчивости птиц.
Эта черта свойственна всем наземным видам, а именно дроздам-пересмешникам, вьюркам, крапивникам, тиранам-мухоловкам, голубю и сарычу-стервятнику. Все они часто приближались на такое расстояние, что их можно было убить хлыстом, а иногда — и это мне самому случалось делать — даже фуражкой или шляпой. Ружье здесь почти излишне: ружейным дулом я столкнул с ветки дерева хищную птицу. Однажды, пока я лежал на земле, держа в руке сосуд, сделанный из черепашьего панциря, на краешек его уселся дрозд-пересмешник и принялся спокойно пить воду, он позволил мне приподнять себя с земли вместе с сосудом; я не раз пытался ловить этих птиц за ноги, и это чуть ли не удавалось мне.
Прежде птицы здесь были еще доверчивее, чем теперь. Коули рассказывает (1684 г.): «Горлицы были до того доверчивы, что часто садились нам на шляпы и на руки, и мы могли ловить их живыми; они не боялись человека до тех пор, пока кое-кто из нас не стал стрелять в них, отчего они сделались более дикими». В том же году, по словам Дампира, за одну утреннюю прогулку человек мог набить шесть-семь дюжин этих голубей. Теперь же они, хотя, конечно, по-прежнему очень доверчивы, уже не садятся людям на руки и не дают убивать себя в таком большом количестве. Удивительно, что они не стали еще более дикими, ибо эти острова в течение последних ста пятидесяти лет часто посещались буканьерами и китоловами, а моряки, бродящие по лесам в поисках черепах, всегда получают жестокое удовольствие, убивая маленьких птичек.

Прямо на экотропе птица подпускает меня на два метра

Мы уже привыкли видеть, как у домашних животных приобретаются новые психические привычки или инстинкты и становятся наследственными;, но у животных в естественном состоянии всегда, должно быть, крайне трудно обнаружить случаи приобретения познаний наследственным путем. Что касается пугливости птиц по отношению к человеку, то ее нельзя объяснить иначе, как только унаследованной привычкой; например, в любом году в Англии человек причинял вред сравнительно немногим молодым птицам, и все же почти все они, даже птенцы, боятся его; с другой стороны, и на Галапагосских, и на Фолклендских островах многие особи преследуются человеком и страдают от него, но все-таки не научились спасительному страху перед ним. Исходя из этих фактов, можно понять, какое опустошение может вызвать введение нового хищного зверя в какой-нибудь стране, прежде чем инстинкты туземных обитателей приспособятся к хитрости или силе чужестранца.»

Детёныш котика

Что происходит сейчас

Сначала процитирую кусок своего интервью с главой посольства Эквадора в РФ Хорхе Патрисио Паласиосом:

«Для эквадорца, который хочет переехать на территорию Галапагосских островов, необходимо получить специальное разрешение на тот вид деятельности, которым он планирует заниматься. Иностранцы, которые приезжают на территорию островов, должны заплатить за въезд туда, ведь 90% островов являются национальным парком. Принимаются все меры, чтобы остановить или хотя бы снизить миграцию. Существуют две параллельные экономики — это островная экономика и континентальная. На острове практически ничего не производится, поэтому приходится импортировать всё с континентальной части Эквадора. Что касается туристов, то у нас установлены специальные квоты по количеству принимаемых туристов. Нужно учитывать, что ЮНЕСКО является серьезной организацией и в случае невыполнения Эквадором своих обязательств, он может постановить, что территория островов является памятником всемирного наследия в опасности, а это очень большая моральная тяжесть для Эквадора. Мы не можем этого допустить. Именно по этой причине на территорию островов не допускаются различные виды домашних животных (собаки, кошки).
Если вы приезжаете на территорию островов, то должны обязательно взять экскурсию с гидом. Вы можете пройти только по определенным тропинкам, по определенным путям, учитывая все рекомендации, исполняя все требования, которые были установлены.
Совсем недавно мы столкнулись с такими сложными ситуациями, когда были дикие козлы, дикие собаки, крысы, которые съедали яйца черепах и подвергали угрозе жизнь и развитие экосистемы островов. Поэтому мы стараемся выполнять все требования и как раз фонд Чарльза Дарвина занимается сохранением видов на территории островов.
Черепахи очень хрупкие животные, несмотря на то, что живут около 120 лет. Когда они еще только новорожденные, маленькие, они очень хрупкие и за ними нужно следить. Фонды следят за черепахами до того, когда они достигают возраста 4–5 лет, а потом уже их отпускают на волю. Я видел этих маленьких черепашек и это прекрасное зрелище, нам нужно их сохранить.
Там всего два густонаселенных пункта: Пуэрто Айора и порт Пуэрто Бакерисо Морено, туда как раз прилетают самолеты. А что касается системы мусора, насколько я осведомлен, очень огромное внимание уделяется переработке мусора.
Хочется вспомнить, что в 2001 году произошла огромная трагедия. Один из судов, которые проходили недалеко от побережья островов, потерпело кораблекрушение, огромное количество дизеля было выпущено в открытые воды и из-за этого пострадало большое число фрегатов. Поэтому беречь эти острова, которые занимают огромную территорию, большая ответственность Эквадора. Люди делают всё возможное, чтобы сберечь и сохранить это уникальное место. Для этого была разработана целая система судоходных разрешений.
Другая проблема — это незаконная рыбная ловля. Очень большое число зарубежных судов прибывают на территорию Эквадора, на территорию островов, чтобы заниматься незаконной рыбной ловлей. Здесь большое количество разных рыб и других морских обитателей.»

Про черепах и инвазивные виды, которые последовательно убивают молодых — и про биостанцию по их защите — я рассказывал прошлый раз.

Технически, трогать этого котика нельзя. Но владелец лодки подойдёт и начнёт стучать по перилам, отчего котик осатанеет и сползёт с лодки.

Большего внимания заслуживает то, как устроена система защиты от туристов. Во-первых, вам нужно получать специальный пропуск заранее — и количество этих пропусков ограничено. Получить его не проблема, очереди нет — это вопрос, скорее, заградительной цены. На каждом острове нужно платить взнос за въезд, который используется далее для экологических программ и дотационного транспорта. Те самые 2,5% островов без заповедника — это три крупных населённых пункта (в общей сложности около 35 тысяч жителей на всех Галапагосах), аэропорт и военные объекты, плюс промышленные объекты типа хранилища топлива. Три с половиной острова с домами — там вы можете свободно двигаться внутри населённых пунктов, но всегда находитесь под присмотром гида за их пределами.

Экотропа через мангровый лес

Выглядит это так: если вы едете на необитаемый остров, то с вами должен быть сертифицированный гид обязательно. Если вы выходите за пределы города — то там КПП, где вам этого гида выдают. Если вы перемещаетесь по острову по экотропам — то на участках есть гиды, которые следят, чтобы вы не ломали экосистему. Дроны, вертолёты, собственные лодки строго ограничены.

Вот это почти как виртуальная реальность: с тропы сходить нельзя, поэтому просто представьте, что вы ходите по острову в 3D-очках

Аналогично, вы не можете пойти в лучший открыточный вид, которым продают Галапагосы. Скала справа, кстати, снялась в «Хозяине морей».

Вот одна из причин: черепахи отложили яйца туда, где родились сами. Уже ушли, поэтому можно заходить на этот участок.

Связь уже 3G, но по факту только на Санта-Крузе, на Исабеле, у вас, скорее всего, будет EDGE. Банкоматы, соответственно, почти вычёркивайте:

В ковидные времена на острова нужен отдельный тест, причём обязательно от сертифицированной эквадорской лаборатории, обожающей тыкать палкой в мозг. Без него вы барьер биобезопасности не пройдёте.

Вот так выглядят поселения:

Местами проскальзывают какие-то куски нашей Териберки:

По большей части они ориентированы на туристов, поэтому много ресторанов (28 заведений на 3000 жителей вот тут, например):

Это самая уютная шаурмячная в мире: реально, в меню только шаурма

Типовой бар на пляже

Настоящая жизнь за углом

Дорога через весь остров

Место, где игуаны сделали кладку, теперь несколько месяцев туда нельзя наступать

На Исабеле производится натуральная обработка туриста на бабки, как в Сочи — потому
что деваться из маленького города можно только на экскурсии. А вот на Санта-Крузе уже большой город, и там можно гулять. Поэтому и сервис лучше, и отношение куда более дружелюбное из-за конкуренции между большим количеством игроков рынка.