20 лет Яндексу. Лекция Ильи Сегаловича о том, как он появился
Ровно 20 лет назад — 23 сентября 1997 года — в интернете появился Яндекс. Аркадий Волож, Илья Сегалович, Лена Колмановская представили на выставке Softool была представлена поисковая система Yandex.ru. Открывали её, перерезав ленточку перед компьютером, потому что не понимали — как надо открывать сайты в интернете?
Тогда он состоял из 5 тысяч сайтов, на которых было размещено около 4 Гб текста. Люди подходили к демонстрационному компьютеру, пробовали задавать запросы и получали ответы. На тот момент Яндекс учитывал морфологию русского языка, расстояние между словами и умел ранжировать документы.
Это одна из последних лекций, которую прочитал iseg — и она посвящена истории Яндекса с того момента, как он и Аркадий Волож сели в школе за одну парту. Качество записи лекции не настолько хорошее, насколько бы нам хотелось, но содержание её — бесценно.
— Меня зовут Илья Сегалович, компания «Яндекс». Я учился в школе со своим приятелем Аркашей. Мы были не разлей вода, сидели четыре года за одной партой, получили золотые медали и поехали мы поступать. Ни он, ни я не поступили куда хотели, но мы жили рядышком, встречались и играли в бадминтон. У нас было такое увлечение. В его двор я привозил все время сетку. У меня была книжка со смешными рисунками. Мы сами научились и научили двадцать человек вокруг себя. Мы регулярно устраивали мощные бадминтонные баталии, поэтому эта бадминтонная линия продолжалась у нас и в институте.
Это было поводом нам встретиться, потому что наши общаги были рядом: у него была на Волгина, а у меня была на Миклухо-Маклая. Это юго-запад Москвы. В общем, недалеко, и там лесочек. Там была большая бадминтонная зона. Сейчас не знаю, там уже всё застроили. Мы играли и продолжали дружить, хотя уже учились в разных институтах. Потом начался революционный период, кооперативное движение, и он говорит мне в какой-то момент — мы играли в бадминтон, и он говорит: «Слушай, я ухожу из своего института и иду бизнесом заниматься». Я говорю: «Ты вообще с ума сошел? Куда? Тут понятная вся история: работать надо, делать то, что начальник приказал, а ты куда-то в свой бизнес».
Это воспринималось просто абсолютнейшим безумием. С другой стороны, возраст такой — в общем-то, терять нечего. Не то что я трагически это все воспринял, но через годик я сам к нему пришел и говорю: «Слушай, у тебя работа не найдется для меня попрограммировать чего-нибудь?» Он говорит: «Ну давай приходи». Я подключился, и работа, на которую я пришел ради приработка, — она оказалась достаточно интересной, а потом такой интересной, что захватила всю мою жизнь. Работа была связана с изготовлением поисковых систем для компьютеров IBM PC.
Тогда у нас был первый продукт. Он назывался «Международный классификатор изобретений для патентоведов». Таких было семь толстых книг, которые никакой нормальный человек прочитать или даже просмотреть или выучить наизусть был совершенно не в состоянии, а нужно было быстро ориентироваться, находить нужные рубрики. Мы сделали все это, по-моему, на десяти дискетах, и с этого началась моя трудовая биография в этой компании: я занимался форматированием дискет. Это не самая интеллектуальная деятельность. Почему я не программировал? Там смешная история была. Я к нему прихожу и говорю: «Давай».
Это еще был период, когда я не очень искал работу, у меня деньги были по договорам. Мы делали действительно что-то полезное на своей старой работе, и какие-то деньги были. Буквально за один вечер я запрограммировал буквально все, что он хотел, но он как-то про меня забыл, каких-то других ребят нашел, и месяцев через девять мы опять с ним встречаемся. Я говорю: «Чего ты не зовешь? Где у тебя работа?» Он говорит: «Извини, мы уже все запрограммировали, но приходи, программировать дискеты будешь». Вот примерно так я попал программировать дискеты. Дальше я понял, что форматировать дискеты очень сложно, и самое главное — их много. Надо было как-то уменьшить их количество. Тогда я посмотрел, что они туда записывают. Я понял, что так нельзя, надо компактно сжимать данные.
В общем, ребята молодцы, они все написали, но до правильных алгоритмов там было еще далеко. Я бодро бросился на это дело и уменьшил количество работы, которую мне приходилось делать, то есть вместо того, чтобы записывать одну программу на десять дискет, мне удалось все свести к трем или четырем. Это высвобождало огромное количество времени, и можно было заняться чем-то более полезным. Я представляю, как я радовался тогда. Сейчас это трудно вспомнить, но, в общем, было приятно. Заодно и программа стала меньше места занимать, и вообще требований к ней уменьшилось, но это чисто инженерное удовольствие.
Оно еще связано с тем, что я старался самообразовываться. Вот попадался, например, какой-нибудь журнал английский, я его от корки до корки вызубривал. Был такой журнал, и там как раз попалась статья про сжатие данных. Я взял эту статью. Там программы не было, там на словах все рассказано было, но я прямо все, как там было написано, имплементировал, и оно заработало.
Дальше все пошло, а потом у нас случился период кризиса, связанный с тем, что советские организации, которые были основными покупателями нашей системы — они коллапсировали все дружно в 1992, 1993, 1994 году. Настолько стало плохо, что перестали покупать. Вообще перестали заниматься производством и отсюда перестали покупать то, что нужно для производства. Они стали сдавать помещения в аренду, они стали заниматься бартером и так далее. Во всей стране наступило очень сложное экономическое время, которое я не склонен очернять ни разу. Я вообще считаю, что это глупо, с моей точки зрения, девяностые годы. Но я помню, что было много сумятицы, но она как-то быстро пришла в норму, и люди стали нормально себя воспринимать.
Я хотел сказать, что был очень тяжелый период, и наш проект коллапсировал вместе с экономикой, связанной с патентованием. Перестал Советский Союз патентовать, и наступил такой острый момент. Мы продолжали еще продавать эту программу, но из пяти или шести человек, которые занимались проектом, осталось двое или трое. Аркадий, увидев, что все плохо, бросился заниматься компьютерами, «железом», и меня звал, и других ребят звал. Но тем не менее, маленький отдел, оставшийся от полуразгромленной компании конца восьмидесятых — начала девяностых, к середине девяностых еще существовал. Мы стали думать, что бы такое сделать, чтобы, может быть, денег не заработать, но как-то прозвучать.
Первое, что мне пришло в голову тогда, я говорю: «Давай сделаем что-то вечное». Понятно, что мы умели искать и хорошо искали с точки зрения понимания языка. И нужно было взять какой-то русский текст, который точно был вечен, то есть такой, который люди всегда будут использовать и всегда использовали. Первое, что приходит в голову, — «Война и мир». Но что в ней искать? Это не информационный справочник.
Не забывайте, что в начале девяностых ощущение и восприятие религии и всего религиозного было совершенно не такое, как сейчас. Сейчас оно очень двойственное. Есть люди, которые очень сильно за, а есть люди, которые очень сильно против. Тогда религия после многих лет гонений воспринималась обиженной, несчастной ветвью культуры, и все люди, которые считали себя культурными, в каком-то смысле были обязаны помочь.
Всегда можно найти обиженных и как-то стараться внутренне им помочь. Сейчас тоже есть слои населения, которым можно как-то внутренне сочувствовать. Тогда верующие были такими людьми, которым надо было сочувствовать. Плюс среди были люди, которые были верующие, и как-то это все вместе сложилось, и мы сделали такую вещь под названием Библейский компьютерный справочник. Мы взяли Библию, оцифровали ее, вложили немало труда. Я познакомился с Российским библейским обществом. Я познакомился с людьми, которые делали брюссельское издание. Я знаю историю издания Библии. Я знаю, кто какую главу переводил.
Очень интересно, вообще, могу целую лекцию прочитать, но суть в том, что это было для меня погружение в тему, с одной стороны, а с другой стороны — нужно было сделать хороший продукт, который был бы светским, нейтральным, общечеловеческим, и при этом воспринимался бы религиозными людьми исключительно как позитивный и богоугодный. У нас получилось такую вещь сделать в 1994 году, и в 1995 году мы ее начали продавать очень недорого, хотя по тем временам, может, это было и дорого — 40 долларов, по-моему, если не ошибаюсь. Это довольно много по тем временам, но после того, как эта патентная история кончилась, для нас это был единственный источник дохода.
Мы сделали очень красивую обложку. У нас было много волонтеров, которые помогали в этом проекте. Был замечательный человек, который делал в это время симфонию. Это было такое синодальное издание, когда к каждому слову делается указатель, где встречается это слово в тексте Библии. Помогали люди, которые делали симфонию. Они вычитывали, исправляли, то есть там все круто. Мы тоже старались, чтобы поиск хорошо работал, чтобы все прямо мгновенно было. Машины были старые — компьютеры AT и XT.
У нас был такой тест. Он назывался «кошачий тест». Я делал так: просто брал и кидал на клавиатуру книгу. Нужно было добиться того, чтобы программа была вся адекватная, не падала, чтобы можно было давить на стрелку вниз и чтобы скроллирование каких-то бесконечных списков происходило с такой скоростью, чтобы человек не чувствовал никаких задержек. Поиск должен был быть за секунду. Вот это все надо было как-то сделать, чтобы было приятно этим пользоваться.
Результат получился довольно приятный. Мы продали тысячу экземпляров. Это безумная сумма — 40 000 долларов. Она очень долго к нам приходила, наверное, два или три года, но как результат — нашу группу из CompTek, из этой компании, которая занималась «железом», не выгнали, хотя все предпосылки к этому были, потому что бухгалтер все время, когда платила зарплату, она смотрела на нас так и думала: «Что эти бездельники здесь делают?» Компания зарабатывает, она «железо» продает, а эти какие-то непонятные программисты тут сидят, программируют и на какую-то копеечку продают.
Тем не менее, мы себя окупали и набрались наглости взять еще один заказ, потому что продукт получился таким симпатичным, что к нам пришел Институт мировой литературы и Информрегистр — такая была организация, которой государство поручило записать на CD-ромы всю русскую классику. А тут мы с нашим довольно качественным продуктом. Они, естественно, пришли к нам, и нам перепал этот заказ. Там были еще конкуренты, был тендер. Мы были лучше всех, и в результате этого заказа мы удвоили или утроили команду. Это дало нам возможность, во-первых, как-то вздохнуть, а во-вторых, CompTek переехал в место, где было постоянное подключение интернета. Это был август 1995 года, но важно, что интернет был постоянный и быстрый.
— Меня зовут Лиза. Я из Красноярска. У меня два вопроса. Вы можете на них не сразу отвечать, а по логике вашего рассказа, потому что они не связаны с историей. Первый вопрос: какие сейчас проблемы на современном этапе развития поисковых систем есть у вас? Второй вопрос: расскажите, пожалуйста, потом еще про школу менеджеров «Яндекса».
— Хорошо. Я думаю, что тут, может быть, кто-то есть, кто это сделает профессиональнее, чем я, потому что я в этой школе два раза читал лекцию, буду сейчас третий раз читать, но не готовил ее. Я примерно знаю, сколько людей там учится, но всей специфики и всех деталей не знаю.
У нас из трех программистов стало шесть. Это был взрыв, просто фантастика, на самом деле, и нам дали интернет. Не dial-up — знаете dial-up? (Изображает звук подключения — прим. ред.) Кто-нибудь помнит еще такое, да? Не dial-up, а просто нормальный кабель, Ethernet. Правда, Ethernet тогда еще коаксиал, но уже переключались на Ethernet, так что период был такой, переходный. Ну, Ethernet был коаксиальный, а сейчас Ethernet по RJ45. В общем, витая пара это называется. Вообще говоря, хочу заметить следующее — что не надо воспринимать нас как людей, которые совсем «чайники», на коленке чего-то такое делают. Нас все время вдохновляли очень амбициозные планы и задачи.
В первую очередь, мы все время видели, что есть вокруг. У меня был полный набор аналогичных западных инструментов локальных поисковых систем для компьютера. У меня был библейский продукт западный. Даже три, по-моему, я разглядывал, когда делал. Мы ощущали себя на переднем краю. Все, что мы делали, мы всегда делали не по гамбургскому счету, что называется, то есть никаких скидок мы себе не давали. У нас были любимые западные продукты и были нелюбимые западные продукты.
Мы стремились сделать так, как надо, то есть мы стремились сделать так, чтобы это было идеально с точки зрения user experience, с точки зрения качества, удовольствия от владения продуктом и так далее. Даже когда мы не занимались интернетом, а занимались локальными продуктами, все равно требования мы ставили себе максимальные. Когда мы подключились к интернету, я помню, где-то примерно тогда я обнаружил такую систему — AltaVista. Они закрылась три дня назад. В общем, наверное, никто не обратил внимания на эту новость, но люди, кто в интернете давно, — у них в этот момент скатилась скупая слеза.
Зритель:
— Артем, город Тюмень. Скажите, после закрытия этого проекта по Библии, потом у вас какая-то мотивация была? Вы хотели заработать денег, прославиться, стать богами интернета либо прославиться только по Москве?
Илья:
— Во-первых, было очень совестно бросить то, что начали, то есть хотелось сделать хорошую локальную поисковую систему, и брать посередине было как-то очень совестно. Поэтому точно докручивали, чтобы это было хорошо. Второе — когда мы вышли в интернет, и я посмотрел на AltaVista, и там были еще какие-то системы, мы поняли, что, вообще-то, можем сделать так же и даже лучше. Ощущение, что мы можем сделать лучше, ощущение, что это плохо, а мы знаем как, и мы можем сделать лучше, — вот оно очень одухотворяло.
Было острое желание. Тогда, честно говоря, мы совершенно не понимали, какой это будет бизнес, вообще куда это все пойдет, как люди будут зарабатывать в интернете. Это было абсолютно покрыто мраком полнейшим, но было ощущение того, что мы можем это сделать, и это будет лучше, чем то, что сейчас, и этим будут пользоваться. По крайней мере, мы сами начнем пользоваться, потому что мы свой догфуд всегда ели, то есть мы всегда пользовались самим продуктом.
Мы никогда не делали заказные продукты. Все продукты, которые мы делали, мы делали для себя. Мы все время их делали и сами ими же пользовались. Этой Библией, наверное, я больше всех пользовался. Я столько цитировал ее и так далее, то есть очень хорошо ее помню. С интернетом было такое же ощущение, а интернет был тогда маленький, и казалось — что там интернет, подумаешь, так сказать, на жесткий диск его закачал. Так оно и было.
Зритель:
— Были ли моменты, когда вы думали, что ничего не получается, и в принципе то, чем вы сейчас занимаетесь, оно не принесет в итоге плодов, и вы останетесь ни с чем? Второй момент. Был ли переходный момент у вас или у участников вашей команды, когда вам предлагали уйти в другую компанию, платили там оклад больше, чем вы зарабатывали? Был ли такой момент — просто уйти и там получать денежки?
Илья:
— Я бы отметил два таких момента в девяностые годы. Во-первых, примерно в 1993–1994 году, когда мы еще не подключились к интернету, еще у нас не было Библии, а наши старые продукты уже прогорали, и нужно было как-то выжить. Мы буквально зацепились, сделав эту Библию. Это нас спасло протянуть год-два.
Второй момент — это примерно 1996 год, когда очень пошел бизнес в гору перед тем кризисом, и наша родительская компания очень хорошо зарабатывала, а мы на их фоне, несмотря на то что мы себя окупали и получили эти заказы, все равно воспринимались такими пасынками не очень понятными и не очень нужными. Был довольно острый такой момент, скорее, уже больше психологический: надо ли вообще этим заниматься? А принесет ли это необходимый доход? А сможем ли мы вообще как-то себя окупать так, чтобы расширяться?
Не просто окупать пятерых или шестерых человек, которые сидят. Все равно они сидят в родительской компании, родительская компания предоставляет какую-то инфраструктуру. Есть очень много таких аспектов, которые говорят «на вольные хлеба». Были и еще такие довольно острые моменты. Я бы выделил примерно двухтысячный год, когда мы получали инвестиции. Как это сделать? Это был очень острый момент.
Мы могли полностью продаться, как поступил «Апорт» или «Рамблер», и с ними, в общем, случилась во многом трагическая история в том смысле, что, поменяв команду, владельцы не смогли родить ощущение причастности. Мы приняли единственное правильное решение: мы продали треть, и продали таким инвесторам, которые показались нам наиболее вменяемыми, то есть они совершенно четко не хотели нас ломать. Они не хотели полного контроля. Они дали нам денег и доверили их нам, то есть они доверили нам будущее нашей компании. Это, как ни странно, довольно редкое качество среди инвесторов.
Обычно если инвесторы дают деньги, особенно в России, то говорят: сейчас мы будем командовать и говорить, что делать, а что не делать. Это был очень тонкий момент.
Еще один был момент — примерно в районе 2002–2003 года, когда мы выныривали из этого минуса, когда мы прожигали инвесторские деньги. Интернет тогда очень мало еще зарабатывал, но мы учились жить на самоокупаемости. Это был довольно острый момент. Мы примерно три года вообще не росли или почти не росли. Когда мы получили деньги, инвестиции, мы набрали примерно сто человек за год, и мы на этом уровне находились примерно два или три года, как минимум до 2004-го.
Мы не росли. Мы выросли на пятьдесят человек за четыре года. Может быть, побольше все-таки — наверное, раза в два за три года. Это была такая чисто экономическая история: как вынырнуть, какую модель построить с точки зрения рекламы в интернете, как перейти на опционную модель. Это тоже был острый момент, примерно в 2003 году. Потому что мы продавали рекламу по показам, а нужно было перейти на кликовую модель, с одной стороны, а с другой — опустить цены так, чтобы люди могли включаться на самых низких уровнях — один цент, по-моему, стоил клик.
Это был страшный риск, потому что мы зарабатывали. Мы уже кое-как вылезли на ноль. Мы понимаем, что мы как-то так живем и есть какой-то рост, а тут нужно было просто прыгнуть с головой в омут и опять упасть в негатив. Это было очень сложно сделать. Во-первых, это невозможно было сделать быстро. Представьте себе, что вы решили совершить самоубийство, но не просто спонтанно. Встретились, договорились и под напором какого-нибудь начальника бросились все с головой в омут. Это одна история. Это более или менее объяснимо. Мы наблюдаем за новостями. Там какие-то секты периодически это делают, но это спонтанное такое решение, а в нашем случае нужно было принять решение о самоубийстве и методически работать над этим проектом самоубийства в течение полугода большой командой людей.
Это было очень сложно. Надо было верить в то, что это самоубийство нас на самом деле не убьет, а поднимет на другой уровень. С другой стороны, нужно было сфокусироваться и делать это. Когда мы это сделали и запустились, то деньги упали. Понимаете, в первый месяц они рухнули. У нас был такой доход от рекламы, и он упал. Мы опять ушли в минус, но очень коротко, и вера в то, что это будет работать, вера в то, что это правильная модель, вера в то, что и так надо делать, — она была уже с нами, и мы бросились все вместе в этот омут, и буквально за три-четыре месяца мы вылезли опять на старый уровень и дальше уже пошли какими-то жуткими скоростями, семимильными шагами.
Что касается ухода в другую компанию — действительно, был острый момент с инвестированием, когда нужно было решить, действительно ли мы хотим продать бизнес. Вот этого не было точно тогда, не было желания продать бизнес, а было желание захватить мир в хорошем смысле этого слова. Это желание материализовалось в том, что мы не продавали компанию. Еще был такой момент: можно было получить деньги у родительской компании. Наша родительская компания была готова дать денег, не отпускать нас на вольные хлеба, а оставить нас частью CompTek и продолжать то же самое, что мы делали, только более успешно. Мы надеялись, что мы вылезем и т. д.
Я считаю, что Аркадий проявил колоссальную мудрость. Он убедил меня и всех нас, что это неправильно, потому что это все равно что все время брать у родителей деньги. Можно брать у родителей деньги, но, если вы начинаете свой собственный бизнес, то лучше все-таки взять их в таком месте, в котором вы будете чувствовать полную взрослую ответственность. Это будет вас дисциплинировать. Это сразу выстроит ваши отношения с окружающим миром, поставит на правильные рельсы. Это был очень важный момент. Я не помню, кто к нам приходил и предлагал деньги, но это были те, кто купили «Апорт» и «Рамблер». Можете открыть историю и почитать, кто их купил. Они тоже к нам приходили.
Еще было важно не впасть в грех залезания в карман своему папе. Мы не впали в этот грех. Мы ограничили себя абсолютно сознательно, и это был очень мудрый шаг, потому что мы подсушились, очень считали деньги. Все деньги, которые мы получили на инвестиции, мы очень сфокусированно потратили. Я помню, была гениальная идея. Там должен был быть рост стоимости рекламы на телевизоре в начале 2000 года, и мы успели по старой цене первые в истории российского интернета, может быть, даже во всей Восточной Европе, прорекламировать интернет-проект в телевизоре.
После этого десять или восемь лет мы не рекламировались в телевизоре, но был момент в 2000 году, когда мы выпустили рекламу, снятую экспромтом. Там Тема Лебедев снимался, очень смешно.
Это был буквально такой взрыв. В первую очередь, люди не понимали, что это. Они смотрели, что такое интернет, а в этом интернете есть еще какая-то штука, которая называется «Яндекс». Мало того, что есть где-то там интернет, а там еще есть «Яндекс». Это была такая непонятная вещь в квадрате, но она была смешная, непонятная и крутая. Реклама была не бессмысленная на самом деле. Это была первая наша крупная трата из инвестиционных денег.
Второй кусок, который был для нас существенный: мы переехали в хороший офис, компактный. Это была одна комната на самом деле. Это был большой зал, бывший зал ВЦ Академии наук, размером примерно как эта комната, и мы посередине пустили балкончик. Балкончик прямо по кругу шел, довольно большой, и на нем тоже сидели люди, а серединка была такая пустая, и получалась как бы одна комната. Мы не сделали из нее два этажа. Мы оставили одно такое mono space. Там сидело примерно около ста человек. Начинали мы с семидесяти и потом до ста двадцати доросли. И мы продолжали сидеть в этой комнате, в этом машинном зале.
Нужно было, например, сделать какой-нибудь анонс — мы выходили в середину, а там сидели ребята, аквариум был такой смешной. Назывались technical support. Они отвечали на возмущенные письма пользователей. Люди пишут: «Почему у меня Яндекс.Почта не работает целый час? Почему у меня файлы на Народе? У нас тогда был Народ, Почта, Новости, поиск. В общем, много разных, и ребята отвечали на эти письма.
Мы все время видели, что они делают. Была очень веселая компания молодых ребят, которые весело отвечали на письма пользователей. Когда нужно было делать объявление, мы выходили на такой аквариум, и кто-то кричал «день рождения» или еще что-то, все свешивались с балкончиков, поздравляли. Или, если нужно было произнести речь, то слушали речь. В общем, все было очень непосредственно и здорово, романтично. Примерно четыре года мы там просидели, может, чуть больше.
Что еще такого интересного рассказать? Мы приближаемся к самому главному: будущее человечества, интернета и поисковых систем. Давайте еще немножечко про историю — не про будущее, а просто про пот и кровь нашего бизнеса, про то, что мы собственно делаем. Когда мы в 2000 году рискнули и взяли инвестиции, стартовали компанию, у нас тоже был выбор. Мы не знали, как вообще подойти. Вариант А — можно было сохранять фокус на поиске и ничего больше не делать, оставаться такой чисто поисковой системой. Но мы понимали, что вокруг нас происходит совершенно другой бизнес, люди набирают аудиторию проектами аудиторными.
Во-первых, хостинг сайтов, почта, аукционы и так далее. Там был довольно большой набор сервисов: новости, шопинг, товары. И все эти сервисы были довольно ресурсоемкие, с одной стороны, а с другой стороны, у нас не было опыта в их изготовлении. Все-таки команда, которую мы собрали, она была очень алгоритмическая, она была про работу с большими данными. Она была про то, чтобы делать искусственный интеллект. Я себя тоже в каком-то смысле к этой компании отношу, хотя у меня никогда не было соответствующего образования. Но я всегда имел наглость считать себя математиком — может быть, потому, что я когда-то победил на всесоюзной олимпиаде по математике. Дальше не очень сильно в вузе я учился, но наглости мне было недоставать, и я, в общем, всегда считал себя математиком.
Поэтому как-то так получилось, что у меня в команде были люди, которые мехмат заканчивали, ВМК, а я ими всеми руководил нахально. Не то что руководил — слово «руководил» не подходит. Коммуницировал, как бы так выразиться. То есть я их понимал, они меня понимали. Достаточно сказать, что у нас из первоначальной команды до сих пор никто не уволен, никто не ушел. Мы очень сплоченный и дружный коллектив много лет. Это базовая четверка–шестерка людей. Мы до сих пор все в Яндексе, уже 12–15 лет. У нас есть такой внутренний сайт: staff.yandex-team.ru. В нем есть дата приема на работу, и люди гордятся. У кого-то есть дата приема на работу — 1992 год, то есть Яндекса еще не было, вообще ничего не было, а люди уже работали над этим проектом.
Зритель:
— А компания Яндекс в каком году?…
Илья:
— Оно родилось примерно в 1993 году, название «Яндекс». Кстати, двадцать лет назад примерно. Был такой заказ от Аркаши, потому что у нас до этого был этот справочник изобретений, еще какой-то справочник был. Получилась новая версия поиска, которую уже делал я, и она была просто очень эффективная, компактная, очень быстрая, и позволяла нам делать вещи, которые мы до этого не могли — технологически, с точки зрения поиска. Аркаша говорит: «Такая крутая вещь получилась. Придумай название».
Я когда что-то придумываю, у меня обычно такой длинный список вариантов, иначе неинтересно. Он приходит на утро. Я тогда редко ездил. Я жил в городе Павловский Посад. Это очень далеко. Не всегда туда ездил, часто оставался ночевать в офисе. Таких было еще несколько человек, как я, то есть это в норме было тогда. Он приходит с утра, а я такой сонный говорю: «Смотри». На первом листе было «Яндекс». Он говорит: «О, то что надо. Давай только переделаем первую букву, чтобы она была русская, а все остальное латиницей». Я говорю: «Давай».
Мы сделали так, и у нас долгое время было такое название. Почему она так называется — неинтересно, это все везде написано. Но важно, что когда мы в 2000 году приняли решение делать сервисы и начать что-то такое, что мы не умели, — это был для нас тоже такой прыжок в воду или в омут. Страшновато было, но мы понимали, что без этого никак нельзя, потому что это позволило бы нам, во-первых, научиться что-то делать, а во-вторых — делать сервисы для аудитории, которая не охвачена поиском, которой тоже требуются определенные сервисы и т. д. Хотя мы не были уверены, что мы сделаем это лучше всех.
Команда хардкорных С++-программистов, которые всю жизнь решали алгоритмические задачи на сервере, писали на FreeBSD, на UNIX, — хотя у нас всех был бэкграунд Windows, поэтому нельзя сказать, что у нас Windows (неразборчиво — прим. ред.) был очень большой. Я очень извиняюсь, что я говорю технические вещи, но, может, кто-то понимает. Поэтому у нас был репозиторий, который сразу компилировался на Linux, FreeBSD и Windows. Это было заведено в 1996 году и до сих пор так, то есть до сих пор у нас большая часть кода помогает его делать очень качественным, компактным, хорошо компилируемым, ошибки позволяет находить и так далее. И потом Windows позволяет это хорошо отлаживать.
Это была такая компашка хардкорных программистов на С++, алгоритмистов — и тут надо творить какой-то РНР-кошмар: narod.ru, еще чего-то. Это была какая-то совершенно для нас не дискомфортная вещь, но пришлось переступить через себя. Я считаю, что тут первую скрипку сыграл опять Аркаша. Он просто взял каких-то хороших ребят, менеджеров. На самом деле первым менеджером был парень, который делал 1С для CompTek. Он говорит: «Дима, давай ты будешь менеджером и сделаешь нам быстренько вот это, вот это и вот это на PHP». «Да, давай».
Мы наняли с огромной скоростью ребят и быстренько фигачили, значит, народ несчастный, и оказалось, что не так плохо получилось. Потом достаточно болезненно все, потому что эти две культуры разного кодирования и разной жизни во многом существовали долгое время. Нам довольно сложно было объединять эти культуры — культуру хардкорного программирования и не поискового, сервисного программирования. Сейчас уже все настолько переплетено и настолько сложные задачи везде, настолько сложные задачи в Почте, в Яндекс.Диске и в других сервисах, что я не хотел бы как-то принижать или возвышать людей из разных частей Яндекса. Мы сейчас во многом единая команда, но когда-то такое деление было очень заметно.
Еще важный такой момент. Может быть, благодаря тому, что мы с самого начала были нацелены на запал, идущий от понимания данных, от каких-то сложных алгоритмических вещей, от очень высокоэффективно работающих систем, мы воспринимали себя на очень высоком уровне всегда. Мы всегда себя воспринимали командой, которая может делать все то же самое или лучше, чем наши конкуренты на мировом уровне. AltaVista умела искать в миллиардах или миллионах документов, и мы умели искать в миллионах документов, но она не умела искать с пониманием русского языка, а мы умели тогда, и вот это было наше преимущество, которым мы довольно долго и успешно пользовались.
Мы примерно до 2006–2007 года вообще не имели в этом смысле конкурентов. Во-первых, у нас был быстро работающий и качественный сервис с большим индексом, а с другой стороны, мы понимали язык, чего не понимал ни один западный конкурент, и Google потребовалось довольно много лет, прежде чем он реализовал все то же самое, что было реализовано в Яндексе, но сейчас ситуация сильно выровнялась, и нельзя говорить, что у «Яндекса» есть какие-то преимущества в этом. Но преимущества — вещь не статическая, то есть ничего нельзя сделать, а потом почивать на лаврах. Все, что вы сделаете, будет мгновенно достигнуто и превзойдено. Поэтому преимущество — это движение. Преимущество — это постоянная работа, это постоянное появление новых и новых вещей.
Во-вторых, она тоже немножечко про драматизм, про изменение сознания. Когда мы стартовали в 2000 году как самостоятельная компания, то нашими инвесторами были западные фонды. Вообще, Baring Vostok Capital Partners — это фонд, основанный еще в середине девяностых годов. Там формально два руководителя, космонавта: Стратфорд и Леонов. Они встречались в «Союз — Аполлоне». Этот фонд статусный. Там в основном, по-моему, английские деньги, американские деньги, русские деньги, там перемешано. Нормальный успешный фонд. Они двадцать лет существуют в России. В основном пароходствами занимались, еще чем-то там, пшеном, зерном.
Я не собираюсь исследовать деятельность этой замечательной компании, но группа людей, которая работает с нами, это очень симпатичные люди, потому что они нам точно не мешали, и всегда от них исходил позитив. Они не пытались захавать нас, изменить нашу политику, а просто нормальные такие грамотные финансовые инвесторы. Когда они к нам пришли, они сказали: «Ребята, мы все будем делать вчистую, по-белому, белые зарплаты». Тогда были зарплаты очень маленькие, и не так было принципиально, белые они или нет. Зарплата программиста была 600 долларов. Это не очень большие деньги были, но мы решили, что надо делать все вбелую, как-то согласились внутренне на это и поддержали это.
У нас очень рано, еще до многих русских компаний, все стало абсолютно белым, прозрачным, пушистым, и во многом это определило наше решение, когда мы в 2000 году, сразу на старте, всем основателям компании — это было двенадцать человек, которые к этому времени уже были членами нашего коллектива, — мы всем выдали маленький кусочек Яндекса. Тогда это воспринималось как красивый, симпатичный фантик, который ничего не значит, который можно было как-то посчитать в стоимость компании.
Стоимость компании известна. Я помню, мой фантик стоил 100 000 долларов. Это было очень много. Его нельзя было реализовать, его нельзя было продать, и он висел где-то на стене прибитый. Было очень круто ощущать себя таким богатым человеком. Теоретически целых два года можно было на эти деньги прожить. В общем, здорово, прия
