[Перевод] InterNyet — как в Советском Союзе изобрели интернет и почему он не заработал
Утром 1 октября 1970 года ученый-компьютерщик Виктор Глушков вошел в Кремль, чтобы встретиться с Политбюро. Он был настороженным человеком с пронзительными глазами в черных очках, с таким типом ума, который, решая одну проблему, мог найти параллельно метод решения всех аналогичных проблем. В тот момент у Советского Союза возникла серьезная проблема. Годом раньше Соединенные Штаты запустили ARPANET, первую распределенную компьютерную сеть с коммутацией пакетов, которая со временем породит интернет, каким мы его знаем сегодня. Распределенная сеть изначально была разработана с целью опередить СССР, позволяя компьютерам ученых и правительственных лидеров США обмениваться информацией даже в случае ядерной атаки. Это была высшая точка технологической гонки, и Советы должны были чем-то ответить.
Идея Глушкова состояла в том, чтобы дать старт эре электронного социализма. Он назвал свой невероятно амбициозный проект «Общегосударственная автоматизированная система». Глушков стремился упорядочить и технологически модернизировать всю плановую экономику. Эта система будет по-прежнему принимать экономические решения на основе Госплана, а не на основе рыночных цен, но быстрее, благодаря компьютерному моделированию и прогнозированию равновесия — до того, как оно возникнет. Глушков хотел добиться более умного и быстрого принятия решений, размышлял даже об электронной валюте. Все, что ему было нужно — это кошелек Политбюро.
Но когда Глушков вошел в пещерную комнату тем утром, он заметил два пустых стула за длинным столом — два его сильнейших союзника пропали без вести. Несмотря на это, он сел за стол честолюбивых министров со стальными глазами, многим из которых также требовалось финансирование и поддержка Политбюро.
В период с 1959 по 1989 год ведущие советские ученые и государственные деятели неоднократно пробовали создать национальную компьютерную сеть с просоциальными целями. С глубокими и еще не зажившими ранами Второй мировой войны, Советский Союз продолжал развертывание масштабных проектов модернизации, которые за пару поколений превратили разбросанную царскую нацию неграмотных крестьян в глобальную ядерную державу.
После того как Хрущев осудил культ личности Сталина в 1956 году, страну охватило чувство открывающихся возможностей. На эту сцену взошло множество проектов по связыванию национальной экономику, среди которых было и первое в мире предложение создания национальной гражданской компьютерной сети. Идея была детищем военного ученого Анатолия Ивановича Китова.
Молодой человек с невысоким ростом и увлеченный математикой, во время Великой отечественной войны Китов был произведен в ряды Красной Армии. Затем, в 1952 году, в секретной военной библиотеке он познакомился с шедевром Норберта Винера «Кибернетика» (1948). Название книги — неологизм, взятый из греческого языка, чтобы озаглавить послевоенную науку о самоуправляемых информационных системах. При поддержке двух других ведущих ученых, Китов преобразовал кибернетику в целый русскоязычный подход к разработке систем управления и связи на основе компьютеров. Гибкий системный словарь кибернетики был нацелен на оснащение советского государства высокотехнологичным инструментарием для рационального марксистского управления, противоядием против насилия и культа личности, характеризующим государство Сталина. И действительно, кибернетика, возможно, смогла бы даже гарантировать, что больше никогда не появится еще одного властного диктатора, а может это было лишь технократической мечтой.
В 1959 году, будучи директором секретного военного компьютерного исследовательского центра, Китов сосредоточил свое внимание на том, чтобы направить «неограниченное количество вычислительных мощностей» на решение задач планирования национальной экономики, чему перманентно мешала проблема координации информации, стоящая на пути у всего «советского социалистического проекта». К примеру, в 1962 году было обнаружено, что погрешность ручного подсчета при переписи населения 1959 года, вылилась в ошибку прогноза численности населения на 4 млн. человек. Китов изложил свои мысли в докладной записке, которую отправил Хрущеву. Он предложил разрешить гражданским организациям использовать действующие военные компьютерные комплексы в целях экономического планирования в ночные часы, когда большинство военных спят. В записке было сказано, что специалисты по экономическому планированию могут использовать вычислительные излишки военных, чтобы корректировать проблемы переписи в режиме реального времени, при необходимости также корректируя экономический план. Свою военно-гражданскую национальную компьютерную сеть он назвал автоматизированной системой управления экономикой.
Как это порой случалось, военные руководители Китова перехватили письмо, прежде чем оно было доставлено Хрущеву. Они были взбешены его предложением, гласящим что Красная Армия должна делиться ресурсами с гражданскими экономическими планировщиками — ресурсами, которые Китов также осмелился назвать отставшими от времени. Был организован секретный военный трибунал для рассмотрения его преступлений, за которые Китов был быстро лишен членства в Коммунистической партии на год и уволен с работы на постоянной основе. Так закончилась история первой из когда-либо предложенных общенациональных компьютерных сетей.
Идея, тем не менее, выжила. В начале 1960-х годов уже другой ученый взялся за предложение Китова, человек, с которым жизненные пути оказались настолько близки, что через несколько десятилетий их дети даже вступили в брак — Виктор Михайлович Глушков.
Полное название плана Глушкова — «Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации для учета, планирования и управления народным хозяйством СССР» — говорит сама за себя и показывает всю грандиозность амбиций. Впервые предложенная в 1962 году, автоматизированная система «ОГАС» должна была стать национальной компьютерной сетью с удаленным доступом в реальном времени, построенной на существующих и новых телефонных линиях. В своей самой амбициозной версии она охватила бы большую часть евразийского континента, представляя собой нервную систему, которая интегрирована в каждый завод и предприятие плановой экономики. Сеть была смоделирована по образу иерархической трехуровневой пирамидальной структуры государства и экономики: один главный компьютерный центр в Москве будет соединен с 200 компьютерными узлами среднего уровня в крупных городах, которые, в свою очередь, будут связаны с 20 000 терминалами, распределенными по ключевым производственным площадкам народного хозяйства.
Виктор Михайлович Глушков в 1979 году
В соответствии с большими опытом Глушкова в сфере жизнедеятельности страны, архитектура сети неслучайно содержала в себе принципы децентрализованного дизайна. Это означало, что хотя в Москве и можно будет указать, кому какие разрешения предоставить, любой авторизованный пользователь мог связаться с любым другим пользователем через пирамидальную сеть — без прямого разрешения от материнского узла. При проектировании Глушков хорошо понимал преимущества использования локальных знаний, потратив большую часть своей карьеры, работая над созвучными математическими проблемами, постоянно перемещаясь между родным городом и столицей (он в шутку назвал поезд Киев-Москва своим «вторым домом»).
Проект ОГАС показался многим чиновникам и специалистам по экономическому планированию, особенно в конце 1960-х годов, следующим шагом в решении старой головоломки: Советы были согласны с тем, что коммунизм — это путь будущего, но никто со времен Маркса и Энгельса не знал, как именно туда добраться. По мнению Глушкова сетевые вычисления могли приблизить страну к эпохе, которую автор Фрэнсис Спаффорд назвал «красным изобилием». Это был способ, с помощью которого медленная основа централизованной экономики — квоты, планы и сборники отраслевых стандартов — превратится в нейронную сеть нации, движимую невероятной скоростью электричества. Проект претендовал не меньше, чем на установление «электронного социализма».
Такие амбиции требуют блестящих, целеустремленных людей, готовых отказаться от старого мышления. В 1960-х годах таких людей можно было найти в Киеве — в нескольких кварталах от того места, где братья Стругацкие по ночам писали свою научную фантастику, а днем работали физиками. Там, на окраине Киева, Глушков, начиная с 1962 года, руководил Институтом кибернетики в течение 20 лет. Он набирал в свой институт амбициозных юношей и девушек — средний возраст исследователей был около 25 лет. Глушков и его молодые сотрудники посвятили себя разработке ОГАС и других кибернетических проектов, стоявших на службе Советского государства — таких как система электронных чеков, которая должна была заменить твердую валюту на виртуальную, и превратить в систему электронных счетов — и это в начале 1960-х. Глушков, который, как известно, мог заставить замолчать даже идеологов Коммунистической партии, цитируя фразы Маркса по памяти, описал свое новшество как верное исполнение марксистского пророчества о безденежном социалистическом будущем. К сожалению для Глушкова, идея советской электронной валюты вызвала лишь надуманные опасения и не получила одобрения комиссии в 1962 году. Но вот его грандиозный проект экономической сети дожил до следующего этапа.
Группа кибернетиков представляла, своего рода, умную нейронную сеть, нервную систему для советской экономики. Эта кибернетическая параллель между компьютерной сетью и мозгом наложила свой отпечаток и на другие инновации в вычислительной теории в Киеве. Например, вместо так называемого «бутылочного горлышка» архитектуры фон Неймана (которое ограничивает объем передаваемых данных в компьютере), команда Глушкова предложила модель, подобную одновременному срабатыванию большого количества синапсов в человеческом мозге. Помимо бесчисленных компьютерных проектов для мэйнфреймов, в число теоретических работ входили также теория автоматов, безбумажный документооборот и парадигма программирования на естественном языке, которая позволяла бы людям общаться с компьютерами на семантическом, а не на синтаксическом языке, как это делают программисты сегодня. Наиболее масштабно Глушков и его ученики теоретизировали «цифровое бессмертие», концепцию, которую мы могли бы назвать сегодня «загрузкой разума», держа книги Айзека Азимова или Артура Кларка в руках. На смертном одре, десятилетия спустя, Глушков утешал свою скорбящую жену глубоким размышлением: «Не волнуйся», сказал он. «Однажды свет от нашей Земли достигнет далеких созвездий, и в каждом из них мы снова окажемся молодыми. Так мы будем вечно вместе!».
После рабочего дня кибернетики предавались увеселениям, полным легкомыслия и ярких шуток, граничащих с откровенным бунтарством. Их клуб для «работы в нерабочее время», представляющий собой место выпуска пара, считался также виртуальной страной, независящей от московского правления. На новогодней вечеринке в 1960 году они окрестили свою группу «Кибертонией» и стали организовывать регулярные общественные мероприятия в Киеве и Львове — танцы, симпозиумы, конференции, иногда даже издавая насмешливые статьи, вроде «О желании остаться невидимым — по крайней мере для власти». Вместо приглашений на мероприятия группа выпускала каламбурные паспорта, свадебные сертификаты, информационные бюллетени, валюту с перфокартами и даже конституцию Кибертонии. В качестве пародии на советскую структуру управления, Кибертонией управлял совет роботов, и во главе этого совета стоял их талисман и верховный лидер, робот, играющий на саксофоне — дань культурному значению джаза в США.
Глушков лично тоже повеселился: он назвал свои мемуары «Вопреки власти», несмотря на свою официальную должность вице-президента Украинской Академии наук. Контркультура, как способность противостоять другим силам, по мнению Фреда Тернера, долгое время была близким спутником киберкультуры.
Все это, однако, требовало денег — больших денег, особенно для проекта ОГАС. Это означало необходимость убедить в этом Политбюро. Отсюда и получилось, что Глушков оказался в Кремле 1 октября 1970 года в надежде продолжить работу в Кибертонии и подарить интернет советскому государству.
На пути у Глушкова стоял один человек — министр финансов Василий Гарбузов. Гарбузов не горел желанием, чтобы какие-то «оптимизированные в реальном времени компьютерные сети» управляли экономикой целого государства. Вместо этого он призывал к созданию простых компьютеров, которые будут зажигать освещение и воспроизводить музыку на птицефермах, чтобы увеличить производство яиц, что он лично наблюдал в ходе недавнего визита в Минск. Конечно, его мотивы не были порождением прагматизма. Он хотел получить финансирование для собственного министерства.
Ходят даже слухи, что он лично встречался с настроенным на реформы председателем Совета министров Алексеем Косыгиным, угрожая, что если Центральное статистическое управление сохранит контроль над проектом ОГАС, то Гарбузов и его министерство финансов потопит любые проекты реформирования, которые он выдвинет, так же, как он сделал это в части либеральных реформ Косыгина пять лет назад.
Чтобы выступить против Гарбузова и поддержать советский интернет, Глушкову нужны были союзники. Но на собрании их не было. В тот день было два пустых кресла — одно председателя Совета министров, а второе — генерального секретаря и известного технократа Леонида Брежнева. Они были двумя самыми влиятельными персонами в советском государстве, и, вероятно, сторонниками ОГАС. Но, судя по всему, они решили не противостоять мятежу министров.
Гарбузов успешно убедил Политбюро в том, что проект ОГАС с его амбициозными планами по моделированию и управлению информационными потоками в плановой экономике слишком поспешен. Комиссия, едва не принявшая позицию другой стороны, сочла, что безопаснее поддержать Гарбузова. Так, по-прежнему сверхсекретный проект ОГАС остался в подвешенном состоянии еще на одно десятилетие.
Факторы, которые противостояли ОГАС, напоминают силы, которые в конечном итоге разрушили Советский Союз — удивительно неофициальные формы недобросовестного поведения. Мятежные министры, чиновники статуса-кво, взвинченные управляющие заводами, сбитые с толку рабочие и даже другие экономические реформаторы выступали против проекта ОГАС, потому что это было в их локальных интересах. Без государственного финансирования и общей координации, проект национальной сети раскололся в 1970-х и 80-х годах на лоскутное одеяло из десятков, а затем и сотен изолированных, не взаимодействующих между собой заводских локальных систем управления. Советское государство не сумело объединить свою нацию не потому, что было слишком жестким или директивным по своей структуре, а потому, что оно было слишком непостоянным и губительным на практике.
В этом есть ирония. Первые глобальные компьютерные сети обрели успех в США благодаря хорошо регулируемому государственному финансированию и совместным исследованиям, в то время как аналогичные (но зачастую разрозненные) усилия в СССР потерпели неудачу из-за неуправляемой конкуренции и институциональных распрей среди советских чиновников. Первая глобальная компьютерная сеть возникла благодаря тому, что капиталисты ведут себя как кооперирующиеся социалисты, а не социалисты, ведущие себя как конкурирующие капиталисты.
В судьбе советского интернета можно увидеть серьезное предупреждение о будущем. Сегодня интернет, понимаемый как единая глобальная сеть сетей, стоящая на страже информационной свободы, демократии и торговли — находится в серьезном упадке. Если высказывания Принса и гайд Associated Press звучат для вас не убедительно, подумайте, как часто компании и государства сегодня стремятся распространить свое влияние в интернете: массовые приложения — это скорее «огороженный сад» для арендаторов, чем общественный ресурс пользователей. Замкнутые системы с «повышенной гравитацией» (такие как Facebook или Китайский файрвол) все больше блокируют сайты, которые ссылаются наружу. Главы Франции, Индии, России и других стран стремятся вмешаться в деятельность ICANN и ужесточить местные законы для своих граждан. Фактически, сотни не-интернет сетей функционируют в корпорациях и странах на протяжении десятилетий. Будущее компьютерных сетей — это не один интернет, а множество различных онлайн-экосистем.
Другими словами, будущее, несомненно, напоминает прошлое. 20-й век показал пример множества национальных компьютерных сетей, претендующих на глобальный статус. Драма Холодной войны, то что мы могли бы с подмигиванием назвать «Soviet nyetworking» или, как именовала статья историка Славы Геровича, «Soviet InterNyet», помогает завершить сравнительное исследование компьютерных сетей первой волны. Витающее в воздухе ощущение от ушедших в историю и потенциальных будущих сетей, что существует только одна глобальная сеть сетей, кажется скорее исключением из правила. Учитывая, что ирония времен Холодной войны в основе этой истории — то, что кооперирующиеся капиталисты перехитрили конкурирующих социалистов — печальным образом сыграла свою роль для Советского Союза, возможно, нам не стоит быть слишком уверенными, что интернет завтрашнего дня будет намного лучше.
Антрополог и философ Бруно Латур однажды сказал, что технология — это общество, сделанное долговечным, подразумевая под этим, что в самой основе технологий лежат, в первую очередь, технологии социальные. Например, алгоритм Google PageRank считается «демократическим», поскольку, среди многих других факторов, он считает ссылки (и ссылки на сайты, делающие ссылки) в качестве голосов. Как и политики с голосами избирателей, страницы с наибольшим количеством ссылок имеют самый высокий рейтинг. Сегодня интернет кажется средством свободы, демократии и торговли, отчасти потому, что он застыл таковым в нашем сознании, так же, как западные ценности, казалось, одержали победу после Холодной войны. В разрезе советской истории интернета можно перевернуть афоризм Латура — общественные технологии стали недолговечными.
Иными словами, по мере изменения наших общественных ценностей, меняется и то, что кажется очевидным в технологиях. Ценности Советского Союза тех лет — кибернетический коллективизм, государственная иерархия и плановая экономика — кажутся нам чуждыми сегодня. То же самое можно сказать в отношении ценностей, которыми современные читатели наделяют интернет, но через призму будущих поколений. Сетевые технологии будут существовать и развиваться, даже если наши самые смелые социальные представления о них окажутся на свалке истории.
История Глушкова также является масштабным напоминанием инвесторам и другим агентам технологических изменений о том, что неординарности гения, дальновидности и политической хватки недостаточно, чтобы изменить мир. Общественные институты зачастую имеют решающее значение. Это наглядный урок советского опыта, современной медиасреды, непрерывно накапливающей данные, и другие случаи нарушения приватности — общественные институты, которые лежат в основе создания компьютерных сетей и их культур, являются жизненно важными и далекими от единства.
В то время как новые сетевые проекты и их евангелисты будут обещать светлое будущее, отдельные институциональные силы, если их не проверять, продолжат извлекать выгоду из контроллируемых сетей, направленных на вмешательство в наши жизни. Возможно, именно это и формирует в действительности ландшафт конфиденциальности — обширное влияние институциональных сил, которые могут проникнуть в нашу жизнь, а не только индивидуальные права для защиты от этой проникновения. Советское исследование напоминает нам о том, что программа шпионажа АНБ США и облачные сервера Microsoft участвуют в более давней традиции генеральных секретариатов 20-го века, приверженных присвоению личной и публичной информации для их личной выгоды.
Другими словами, мы не должны слишком утешаться фактом, что глобальный интернет впервые возник благодаря кооперативным капиталистам. История советского интернета является напоминанием того, что мы не имеем никаких гарантий того, что частные интересы, формирующие интернет, будут влиять на ситуацию лучше, чем те большие силы, чье нежелание сотрудничать, не только означало конец советского электронного социализма, но и угрожает положить конец нынешней главе нашей эпохи.
