Тролли против корейцев: московский суд запретил Samsung Pay (большой комментарий юриста)
Весть о том, что Московский арбитражный суд запретил использование в России Samsung Pay и импорт устройств с поддержкой этой технологии, неделю назад ненадолго всколыхнула Рунет. Аналитики привычно комментировали по горячим следам тот факт, что на бизнес самого Samsung этот запрет, даже если он удержится, особого влияния не окажет, но отмечали, что Google Pay и Apple Pay теоретически также находятся под угрозой, журналисты пытались выяснить хоть что-то о патентообладателе — швейцарской компании «Сквин СА». Комментарии же читателей в основном сводились к тому, что всё это слишком очевидно пахнет патентными троллями — и почему в таком случае суд встал на их сторону?
Именно ответ на последний вопрос нас и заинтересовал. Быстрый взгляд на портал «Электронное правосудие» показал, что судебный процесс длился аж полтора года — и мы попросили ознакомиться с его ходом Бориса Чигидина, кандидата юридических наук, в недавнем прошлом — заместителя руководителя юридической службы платёжного сервиса ЮMoney (ранее — Яндекс.Деньги).
TL; DR: Борис напомнил нам, что судебный процесс носит состязательный характер — и если ответчик сам не хочет защищать свою позицию, то судья не будет делать это за него. Говоря проще — Samsung проиграл данный судебный процесс в основном потому, что недостаточно старался в нём выиграть.
Позволив затянуть себя в область формального рассмотрения соответствия практик ответчика букве патента истца — единственную, в которой шансы истца изначально были высоки — Samsung сам упустил шанс на победу
Полностью комментарий Бориса — ниже.
Часть первая, в которой все надеются на лучшее
Патентный троллинг в строгом смысле этого слова для России — явление весьма редкое. Если иски неймсквоттеров и прочих любителей придираться к чужим товарным знакам за последний десяток лет исчисляются скорее тысячами, чем сотнями, то требования, вытекающие из нарушения прав по патентам сомнительного качества, в отечественном правопорядке и поныне остаются единичными. Тем интереснее и поучительнее история поражения Samsung в Арбитражном суде Москвы по иску швейцарской компании-ноунейма о защите ее прав по патенту на систему электронных платежей с приоритетом от декабря 2012 года, содержащему технологию онлайн-оплаты с использованием мобильных устройств как инструмента совершения оплаты банковскими картами и не использовавшемуся правообладателем все эти годы абсолютно никак. Целомудренные суждения, как нехорошо и даже плохо заниматься патентным троллингом, мы оставим моралфагам, а вместо этого сосредоточимся на осмыслении того, что в течение полутора лет происходило в суде — и почему исход получился таким, каким получился.
Конспективно узловые моменты спора выглядят так: в основу решения суда о запрете ответчику использования сервиса Samsung Pay положен вывод патентоведческой экспертизы об использовании при функционировании сервиса всех признаков, содержащихся в патенте. Эта экспертиза назначена по ходатайству истца, поручена эксперту, предложенному суду истцом, а не ответчиком, а поставленные перед экспертом вопросы утверждены судом опять-таки в редакции истца. Все (выглядящие не только недостаточными, но во многом и неадекватными, о чем подробно ниже) попытки ответчика опорочить методы и выводы экспертизы либо развернуть контригру иными способами судом мотивированно отклонены.
Начать стоит с того, что любой судебный спор имеет стратегическое и тактическое измерения. Первое — про то, каким исходу дела надлежит быть объективно: на чьей стороне должна оказаться буква закона при наилучшей игре обеих сторон. Второе — про возможные искажения, вносимые в «идеальный» исход качеством работы истца и ответчика.
Исходные перспективы спора я при всей условности такой оценки охарактеризовал бы как примерно 25 на 75 в пользу ответчика, причем с оговоркой, что из этих 25 не меньше 20 следует отнести на несформированность судебной практики по требованиям патентных троллей. Иными словами, при правильной игре сторон шансов на рождение сенсации не было бы. Почему она все-таки состоялась, во всяком случае — в первой инстанции?
Часть вторая, в которой истец тратит миллион долларов
Работа стороны истца в особых комментариях не нуждается. Он методично отработал свою обязательную программу: добиться назначения экспертизы, убедить суд, что поручить ее следует предложенному истцом эксперту, обосновать перед судом собственную редакцию вопросов к экспертизе, обеспечить экспертизу достаточными материалами надлежащего процессуального качества, в силу всего перечисленного получить устраивающее заключение, а в остальном надеяться, что ответчик не сумеет найти опровержения избранной истцом линии.
Следует подчеркнуть самой жирной чертой два обстоятельства: игра истца была очень азартной и очень дорогой. Азартной — потому что принципиально она скорее опровержима, чем нет. Дорогой — об этом стоит поговорить отдельно.
Почасовая ставка оплаты юристов, представлявших истца, скорее всего, составлял несколько сотен долларов в час — и с учетом десятка с лишним судебных заседаний, необходимости тщательной подготовки почти к каждому из них, а также весьма немалого объема доказательственной базы этих часов в счете должно оказаться порядка тысячи. Доказательственная база — удовольствие само по себе тоже дорогое: решение суда ссылается на семь протоколов осмотра нотариусом разных сайтов (3 000 рублей за страницу протокола, число страниц в каждом из протоколов — сотни), из которых минимум четыре в объеме минимум десятков страниц каждый переведены на русский язык (стоимость этого удовольствия очень грубо начинается от рубля за слово).
Прибавим сюда вполне вероятный гонорар успеха — и увидим, что оценка «посевных инвестиций» истца в объеме порядка миллиона долларов окажется еще консервативной. Кстати, если решение суда первой инстанции устоит в следующих, свои судебные расходы (за исключением гонорара успеха, с которым вероятны нюансы) истец слупит с ответчика.
Часть третья, в которой ответчик не отвечает
…Звучит барабанная дробь или даже тема судьбы — переходим к разбору действий ответчика.
Он имел возможность в течение всех полутора лет, пока дело находилось в производстве, оспорить патент истца в Роспатенте — с шансами, равными, по мнению специалистов, 99%. Он этого либо не сделал вовсе, либо, что кажется менее вероятным, не успел сделать.
Он имел возможность защищаться указанием на злоупотребление правом со стороны истца — например, доказывая неиспользование патента на практике и этим обосновывая, что обращение в суд совершено истцом исключительно с целью причинения вреда ответчику. Он не сделал и этого: в решении суда нет ни слова о заявлении ответчиком такого возражения.
Вместо этого отраженная в решении позиция ответчика свелась почти исключительно либо к ссылкам на нерелевантную данному спору судебную практику (представляется, что судья, пункт за пунктом разъясняя в мотивировочной части, почему именно каждый из приведенных ответчиком судебных актов, не имея отношения к предмету спора, не может быть положен в основу решения по делу, мог испытывать толику удовольствия сродни садистскому), либо к попыткам придраться «к запятым» в экспертизе, которые большей частью свелись к оспариванию принадлежности сущности Х к множеству Y — и были отклонены судом столь же безжалостно.
Но истинной вишенкой на торте стоит признать приобщение ответчиком к делу экспертного контрзаключения (в условиях, когда экспертиза назначена судом, это практика сама по себе малообещающая), содержание сразу нескольких мест которого суд оценил как подтверждающее позицию истца, а не ответчика. В быту, зависимо от воспитания комментатора, такую практику можно назвать самострелом, а можно, без потери смысла, и популярными в народной толще словами, способными вызвать рефлекторную реакцию органов Роскомнадзора.
После этого уже не приходится удивляться жесту отчаяния в последнем судебном заседании по делу: когда суд был готов удаляться на вынесение решения, ответчик заявил ходатайство о привлечении в дело третьими лицами операторов основных работающих в России платежных систем, надеясь, что если это выгорит, дело должно будет рассматриваться с самого начала, что позволит выгадать еще сколько-то месяцев. Заявление такого ходатайства, отклоненного за необоснованностью (суд отметил, что доказательств влияния решения суда на права или обязанности ответчика по отношению к платежным системам не представлено) не только свидетельствует, что иллюзий об исходе дела в этот момент ответчик уже не испытывал, но и лишний раз напоминает всем коллегам: выигрыш времени в процессе — не цель, а средство. Пытаться тянуть время в уже фактически проигранном споре означает лишь продлевать собственную агонию.
И если все сказанное про процессуальную и не только (помня про опцию с Роспатентом) активность ответчика обобщить в предельно деликатных выражениях, получится примерно так: ему не удалось ни выбрать оптимальную стратегию работы по делу, обесценивающую позицию истца простыми, почти рутинными средствами, ни найти тактику, которая позволила бы побить главный козырь истца в виде экспертного заключения. Впрочем, последняя задача выглядит если и вообще решаемой, то во всяком случае весьма неблагодарной. Позволив затянуть себя в область формального рассмотрения соответствия практик ответчика букве патента истца — единственную, в которой шансы истца изначально были высоки — Samsung сам упустил шанс на победу.
Часть четвёртая, в которой ответчик платит и кается
Что будет дальше? Даже сейчас ситуация не выглядит абсолютно безнадежной для Samsung: возможность оспорить патент с высокими шансами на успех по-прежнему остается на столе, после чего надо будет найти и применить правильную процессуальную форму розыгрыша этого нового козыря (правда, судебные расходы истца, если решение устоит в следующих инстанциях, Samsung с большой вероятностью придется возмещать независимо от дальнейшего развития событий на этом треке — эта цена совершенных ошибок уже почти зафиксирована). Прямое лобовое оспаривание решения в апелляции уже не выглядит особенно перспективным — слишком многое в первой инстанции упущено необратимо. Поэтому оставшиеся у ответчика разумные варианты выбора — между Роспатентом и торгом с истцом за условия капитуляции попристойнее; впрочем, истец со своей стороны будет всеми силами стремиться максимизировать отдачу на сыгравшую рискованную ставку, так что малой кровью решение бросить карты может и не обойтись.
Но в любом случае у Samsung, похоже, налицо основания самым серьезным образом задуматься над качеством менеджмента своих внутренних процессов, обусловивших текущий промежуточный исход — ни славы, ни вообще репутации ответчику явно не добавивший.
Борис Чигидин, к.ю.н.
