Почка 2.0, про донора
Меня совершенно справедливо упрекнули в том, что я пишу всё о себе да о себе, а надо бы больше рассказать о той части истории, в которой фигурирует мой брат, ставший донором почки для меня и, по сути, спасший мне жизнь. Я планировал это сделать в рамках немного другой темы — популяризации донорства как такового, но брат действительно заслуживает отдельного поста.
С Виталиком у нас 10 лет разницы, он младший брат. У нас разные отцы, и это отвечает на вопрос, почему такое генетическое заболевание как поликистоз почек у меня присутствует, а у него — нет. Нам обоим повезло: ему — потому что у него нет такого заболевания, а мне — потому что у меня была возможность обратиться к нему за помощью. Отдельное спасибо нашей маме, которая обеспечила нам очень хорошую совместимость при пересадке почки.
10 лет разницы в возрасте означало, что его воспитание большой частью выпало как раз на меня. Пока родители работали в поте лица на нескольких работах, я был уже достаточно взрослым, чтобы присматривать за ним. Это, конечно, тогда существенно испортило мне жизнь — когда тебе 12–15 лет, тебе хочется гулять с друзьями, а не нянчиться с 2–5-летним ребёнком. Приходилось таскать его везде за собой, что создавало тогда мне кучу дискомфорта. А до этого ещё приходилось возить его в детский сад в полутора километрах от дома; каждое утро надо было усадить его в коляску и по любой погоде оттарабанить эту коляску в садик, сдать его туда, а потом тащить коляску домой (лихие 90-е, коляски воровали прямо из садика).
Какой хороший ребеночек
Как это бывает часто с младшими, мне казалось, что его любят больше и прощают ему гораздо больше, а тумаков и всяких наказаний от родителей мне достается гораздо больше, чем ему (причём зачастую — по его же наводке!). Потом я уехал в Киев, а мама с Виталиком уехали в Штаты, и через какое-то время мне показалось, что мы как-то потеряли с братом контакт. Затем я начал ездить в Штаты в командировки, потом был период жизни в Америке в 2006–2007 годах, потом мы переехали сюда уже на постоянной основе, и мы сошлись обратно и стали много общаться и дружить. А потом настало время обратиться к нему с просьбой о помощи.
Возможно, все те годы, что я провёл с ним в детстве, и мое воспитание дали свои плоды :) (шутка, на самом деле он просто очень хороший брат). Когда стало понятно, что деваться мне некуда, я попросил его о встрече, рассказал о своей болезни (он вкратце был о ней в курсе, но без деталей и текущего статуса), и спросил о том, не мог бы он подумать о том, чтобы стать моим донором почки. Он сразу же согласился. Это было ещё в начале 2016 года, и, возможно, осознание того, что у меня есть такой вариант к моменту, когда почки окончательно откажут, позволило мне не сойти с ума от переживаний.
Дальше наступил период множественных тестов и проверок. Всевозможные анализы крови, в том числе и на совместимость, рентгены, и даже тест, в котором нужно на протяжении 24 часов собирать мочу; в больнице выдают специальный бидон, который нужно носить с собой и сливать туда все, что выходит в течение суток. Как вы помните из первого рассказа, первая больница, в которую мы пошли, закрыла свою практику по пересадке почек, и нам пришлось перевестись в другую, где большинство тестов пришлось повторить. Один из тестов для донора — это то ли УЗИ, то ли КТ, во время которого врачи определяют, какая же почка станет донорской; представляю себе, каково это психологически. Брат все это выдержал и даже ни разу не пожаловался на то, что ему приходится через это проходить. В результате всех многочисленных проверок подтвердилось, что мы действительно совместимы для трансплантации, причём на очень хорошем уровне (спасибо маме!). Оставалась мелочь — запланировать и провести операцию. В процессе мы ещё удалились от больницы: я переехал из Нью-Джерси в Пенсильванию, а брат из Нью-Йорка — в Лос-Анджелес, но это не должно было помешать нашим планам.
Летом 2017 года мы уже начали планирование операции. За несколько дней до операции он прилетел с женой из ЛА, закончил все нужные тесты в больнице (они до последнего момента проверяют и перепроверяют совместимость и здоровье донора, потому что совместимость может ухудшиться из-за переливания крови или даже прививки от гриппа), и мы встретились уже в больнице, где проводилась предоперационная встреча донора и получателя с руководителем трансплантационного центра. Виталик выглядел спокойным и готовым к операции. На следующий день мы встретились в больнице в 5 утра и нас развели по предоперационным палатам для подготовки к операции. Затем меня увезли на диализ, а после него привезли в палату к Виталику, чтобы… хм, и вот тут я задумался — чтобы что? Не прощаться же. В общем, договорились «to see each other on the other side» и я уехал в операционную.
Операция по «изъятию» (нефрактомия) почки проходит в соседней операционной, потом её очищают и приносят в операционную получателю. Как я уже писал, операция делается методом лапароскопии, когда брюшная полость накачивается углекислым газом, делается небольшой разрез длиной около 5 см, через который вынимается почка. Обычно (и в случае с Виталиком тоже так было) у донора берётся почка с левой стороны: это с хирургической точки зрения проще и её потом удобней пришивать — у почек с левой стороны сосуды длиннее. (А мне, получается, с правой стороны пришили её перевернутой на другую сторону.) Часть углекислого газа уходит во время операции, а часть остаётся внутри, и это — самая болезненная часть в послеоперационный период для донора: газ перемещается внутри организма и давит на различные части тела, которые к этому не привыкли, и это довольно-таки больно. Газ впитывается в ткани и выходит на протяжении недели в двух направлениях, сами понимаете в каких. Шов зашит внутри какими-то саморассасывающимися нитками, а снаружи его заклеивают специальными стикерами 3М, так что даже никаких скрепок. Боль от разреза присутствует, разумеется, но не так, чтобы прям очень сильно (по рассказам Виталика). Больно только кашлять, чихать и смеяться первую неделю.
Уже на следующий день после операции Виталик начал вставать и ходить, и пришёл проведать меня в моей палате, а вечером того же дня он вообще выписался и уехал к живущим рядом родственникам.
Мы на следующий день после операции
Восстановление донора после такой операции проходит достаточно быстро: через 8 дней после операции брат приехал в больницу для проверки, где ему сказали, что все хорошо — и в плане хирургическом, и в плане работы оставшейся почки, а ещё через 4 дня он улетел к себе домой в Лос-Анджелес. Его почка работает хорошо, показатели креатинина на уровне здорового человека с двумя почками, боли от разреза практически нет, кроме ограничений по физическим нагрузкам до 6 недель после операции. Есть рекомендация в будущем избегать излишне активных или ударных видов спорта, а в остальном его жизнь практически не изменилась (хотя при этом он радикально изменил мою жизнь). Я никогда не устану благодарить его за это.
Зацените, какие у нас теперь есть почки
Вообще почка — очень интересный орган. Их в нашем организме две, но, по утверждениям врачей, для нормального функционирования организма достаточно одной (люди иногда рождаются и живут всю жизнь с одной почкой, и могут никогда об этом не узнать). Более того, после удаления одной почки вторая почка подрастает, беря на себя ту нагрузку по фильтрации крови, которую обрабатывала удаленная почка. Таким образом организм человека биологически готов к донорству почки, но очень мало людей когда-либо задумываются об этом. В отличие от, например, сердца, почку можно получить не только от скончавшегося донора, но и от живого человека. Одна из проблем — это недостаточный уровень образования людей об институте донорства вообще. Впрочем, и подозрения во всевозможной коррупции вокруг донорства тоже не добавляют уверенности. Я помню, когда я как-то выложил в интернете фотографию водительского удостоверения с отметкой «organ donor», и получил массу вопросов о том, не боюсь ли я, что в случае чего меня никто не будет спасать, а спешно разберут на запчасти. (нет, не боюсь).
Только в США очереди на пересадку почки ожидают более 120 тысяч человек, для России беглый гуглинг показал цифры от 5 тыс ожидающих пересадки на 2009 год до «около 20 тыс человек, прикованных к гемодиализу» — наверно, они тоже ожидающие, хотя могут не быть записаны в очередь на получение донорского органа. Можно сколько угодно шутить про «продать почку для покупки нового iPhone», но в большинстве стран торговля донорскими органами совершенно справедливо запрещена, и институт донорства — это единственная надежда для тех, кто оказался в сложной ситуации. В США каждый год около 4,5 тысяч человек умирают, не дождавшись донорского органа, а еще около 3,5 тысяч становятся слишком больными, чтобы получить трансплант.
Кто-то из читателей к первой записи о пересадке почки поделился подкастом Freakonomics, где рассказывают о системе поиска подходящих пар доноров, если отсутствует прямая совместимость между живым донором и получателем. В подкасте также участвует женщина, которая решила добровольно стать донором почки — просто так, даже не для родственника или друга, и таким образом она смогла запустить цепочку сразу из нескольких пар, которые до этого не могли подобрать совместимые варианты. Это такой уровень альтруизма, что мне, честно говоря, даже как-то сложно его осознать. Тем не менее, такие истории встречаются. Я не уговариваю вас завтра становиться донорами, но, как минимум, попробуйте допустить такую мысль. Возможно, среди ваших родственников или друзей есть кто-то, кто нуждается в почке, и вы можете помочь этому человеку и спасти ему жизнь (буквально, это не литературное преувеличение). В мире так не хватает хороших дел и их пропаганды, пусть пример моего брата послужит такой пропагандой.
Спасибо тебе, Виталик.
