Новелла “Данные”, литературный эксперимент в формате ненумерованных списков
Содержание статьи:
Предисловие
Немного о моём личном опыте взаимодействия с данными и технологиями
Размышления о прошлом данных
Философские аспекты информационного общества
Заключение
Предисловие
Эта новелла родилась в качестве ответа на одну статью с Хабра, в которой автор, как мне показалось с ноткой неприязни, рассказывала об использовании генеративного интеллекта в корпоративных блогах, обвиняла авторов статей в лени и генерации зачастую бессмысленного контента без учета потребностей читателей, только лишь для перелива трафика на их сайт или телеграм-канал.
С этими мыслями я ни в коем случае с этим не спорю.
Однако, далее по тексту указанной выше статьи были перечислены признаки использования ИИ в целях генерации текста для корпоративного блога и один из пунктов (Особенности GPT-стиля…), т.е. признаков использования генеративного интеллекта звучал следующим образом:
Списки, обязательно списки. Заголовок, пара предложений общими словами, список из 3–5 пунктов, каждый пункт в духе:
«Сделать бочку: Делать бочку позволяет вам лучше погрузиться в интернет среду»
«Изучить мурчание: Изучение мурчания помогает вам быть хорошим котом»
Как вы уже поняли из названия, данная новелла — это литературный эксперимент в стиле ненумерованных списков и этим я в свою хотел сказать и доказать, что наличие списков в тексте вообще не является признаком чего-либо. Я намеренно писал в роботойдном стиле и старался использовать возможности списков (и скобочек [скобочек {скобочек <скобочек>}]) по максимуму. Вот так…
Эпиграф
COUNT ZERO INTERRUPT
Чтобы прервать работу программы, сбросьте счётчик до нуля.
Немного о моём личном опыте взаимодействия с данными и технологиями
Знаете, иногда я ощущаю себя неким кибернетическим существом, поскольку вся окружающая периферия стала настолько неотъемлемой частью жизни, что она ощущается продолжением тела почти на физическом уровне.
Я сижу вечером на диване, закончив все дела.
Над пропастью водоворота данных, в паутине проводов и ловушке устройств
В паузах между катками Destiny 2, (которую я ненавижу/обожаю_удалял/загружал заново) я разблокирую экран телефона и читаю Google-новости.
Размышления о прошлом данных
Я вспоминаю, как добывались данные, когда я был совсем маленьким. Я просил маму почитать мне данные, и они вызывали у меня неописуемый восторг.
В конце концов мне надоело ждать, когда придёт вечер, и мама сможет загрузить в мою память новую порцию данных, поэтому в 4 года от начала эксплуатации я научился считывать данные самостоятельно.
Я ходил к бабушке на выходные. По тогдашним меркам, у нее было море данных. [С интеллектуальной точки зрения] данных очень вкусных/сладких/длительных в обработке, и вызывающих настоящие, очень сильные эмоции.
Бабушка была удивлена, когда обнаружила меня в том состоянии (4 года от начала эксплуатации), самостоятельно считывающего данные с носителя «Бременские музыканты».
Я ходил к бабушке по выходным и наслаждался данными о вариантах прошлого и будущего из собранной ей библиотеки, включая:
«Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», автор данных Александр Беляев
«Гиперболид инженера Гарина», «Аэлита», автор данных Алексей Толстой
«Последний из магикан», «Зверобой», «Следопыт», автор данных Фенимор Купер
«Приключения Робинзона Крузо», автор данных Даниэль Дефо
«Дети капитана Гранта», автор данных Жюль Верн
«Тайна двух океанов», автор данных Григорий Адамов (очень сердечно вспоминаю этот великолепный носитель)
Устаревшие/бумажные носители данных
Забавно, как легко сейчас получить данные, и как это было сложно сделать 30 лет назад.
Тогда, чтобы получить нужные данные, вам приходилось физически переместиться в хранилище данных (библиотеку).
Нужно было физически найти бумажный носитель (что не всегда представлялось возможным самостоятельно [приходилось вызывать смотрителя данных {могло оказаться, что нужный носитель находится занят другим пользователем данных или поврежден/отсутствует в хранилище}]).
Нужно было пройти длительную процедуру регистрации носителя данных за пользователем с использованием учетных данных. (В хранилище данных никогда не любили спешку).
Затем нужно было физически переместиться в базовую локацию или иное место, и только тогда начинать считывание.
Был альтернативный вариант считывания данных с бумажных носителей непосредственно в хранилище без возможности перемещения носителя в базовую точку (не все помнят и понимают, о чем я, это называлось «Читальный зал»).
У меня всегда были проблемы с возвратом данных в хранилище
Было лень возвращать бумажный носитель.
Было жалко возвращать бумажный носитель, поскольку он мне очень нравился.
Я не мог вернуть бумажный носитель, потому что из четырех взятых носителей, один где-то запропастился, и никак не получалось его найти.
Я не хотел возвращаться в хранилище, потому что смотритель данных будет меня ругать за задержку невероятно важного носителя. А с точки зрения хранителей, любой носитель был важным (даже с базовым буквенным кодом и простейшими константами).
Иногда меня разбирает ностальгия и я вспоминаю долгие зимние ночи, которые я проводил за считыванием данных.
Я боялся тишины и тьмы ночи (Господи, как я сейчас обожаю звенящую тишину в особые моменты [и как сложно найти эту тишину, когда она так нужна, чтобы успокоить перегруженную ЦНС {иногда меня просто донимает звуковой мусор города <я хочу жить в домике в глухой деревне с широкополосным интернетом, штангой и гребным тренажером>}]).
Мне можно было включать свет ночью только, если я считывал данные.
Поэтому:
Я считывал данные с утра в летние дни, потому что это было приятно.
Я считывал данные после отработки учебных алгоритмов, потому что это было познавательно.
Я считывал данные зимними вечерами, потому что температура окружающей среды не позволяла длительную эксплуатацию вне базовой локации.
Я считывал данные зимними ночами, потому что это был единственный способ не выключать свет и не оставаться со своими страхами один на один.
Примечание:
Я решил взять эпиграф к этой новелле из книги «Граф ноль» Уильяма Гибсона.
Я прекрасно помнил, что в предисловии к самой книге была написана фраза COUNT ZERO INTERRUPT, которую я собирался использовать в качестве эпиграфа, и его смысл я тоже помнил и хорошо понимал (проверял на Википедии).
И вот я открываю по факту первую после аннотации страницу и вижу там фразу quiero hacer contigo lo que la primavera hace con los cerezos
Думая, что за этой фразой тоже может скрываться некий смысл, связанный с данными или высокими технологиями, и его можно будет использовать в качестве альтернативы для COUNT ZERO INTERRUPT, я скармливаю фразу нейросети https://www.deepl.com и получаю шокирующий меня результат перевода:
Я хочу сделать с тобой то, что весна делает с деревьями вишни.
Я хочу сделать с тобой то, что весна делает с деревьями вишни
Эта фраза является примером того, что можно владеть носителем данных 30 лет и только после 21 открытия книги увидеть новую деталь.
Эта фраза настолько тронула меня, что я решил ввести её краской себе под кожу над располагающимся асимметрично реактором, если кто-то из женщин решит когда-нибудь породниться с таким чудовищем как я.
Даже с появлением широкополосного вещания, хороших носителей данных не хватало. Раньше я частенько ловил себя на мысли, что YouTube совсем пустой (я не говорю о гротеске типа «Режу воду 10 часов»), что что хороших авторов видеоданных можно пересчитать по пальцам одной руки, и что качественных данных от них приходится дожидаться неделями. Это было давно.
Философские аспекты информационного общества
Вкладки с данными, я в них тону
Меня немножко раздражает эта привычка, но я уже не могу от нее отказаться (я хотел бы найти человека, ради которого я буду готов прекратить постоянно считывать и перемалывать большие объемы данных [моя душа кричит, перегруженная процессом {я должен обрабатывать данные, чтобы быть в курсе передовых открытий в области искусственного интеллекта <чтобы понять, когда придет Он?>}]).
Что есть человечество? Вы уже знаете мой ответ:
Данные, потоки данных, лавины данных.
Данные, потоки данных, лавины данных
Если предположить, что в среднем одна книга занимает 1 мегабайт (МБ), а в библиотеке имени Ленина хранится около 47 миллионов книг, то общий объем данных библиотеки составит примерно 47 терабайт.
Теперь, если учесть, что 1 зеттабайт равен 1021 мегабайт или 1012 терабайт, то в одном зеттабайте будет примерно:
Количество Больших Библиотек Ленина в одном зеттабайте данных
или около 21.3 миллиардов библиотек имени Ленина.
Это огромное количество информации, которое дает представление о масштабе данных в интернете.
Хороший носитель, часто к нему возвращаюсь
Что будет когда объем данных достигнет некой критической массы?
Что будет когда на каждую клетку живого на планете будет приходиться зеттабайт данных?
Мне кажется, что одним из очевидных следствий подобного будет являться децентрализация. Находясь у деревянной телеги и единого бога (если говорить о некой конкретной географической области), у человека, по сути, не было выбора.
Представьте, что через 100 лет человек будет появляться в мире триллиона богов, триллиона библий, триллиона политических партий, догматов, концепций, фильмов, триллиона ядов и лекарств. Сеть будет окружать его триллионом тем и еще большим количеством вопросов и ответов.
Что это будет за общество? Узнать ответ на этот вопрос одновременно интересно и страшно. Мне кажется, децентрализация станет неизбежным следствием лавины данных, смывающей общество в пучины гигамультиваринтности.
Уже сейчас, несмотря на безграничные возможности сети время от времени ко мне приходит Чёрное одиночество.
Лично меня от самого чёрного одиночества в пучине данных спасает музыка.
От него хочется выть и бросаться на стены. В этих переполненных городах без родственных душ.
Разве я один испытываю это одиночество в сети? Думаю, с этим рано или поздно сталкивался практически каждый.
Лично для меня подходящая музыка играет что-то типа медитативного эффекта.
Я могу слушать один трек часами или даже днями.
Дайте мне «GREECE» и «Behind Barz» от Drake и я готов проехать по сдвоенным металлическим линиям маршрут Санкт-Петербург — Южно-Сахалинск туда и обратно (два раза).
Имея все данные Drake, и я буду готов пролететь под них всю вселенную из одного конца в другой.
Лично для меня подходящая музыка играет что-то типа медитативного эффекта, который очень помогает, когда тебя захлёстывает очередной прилив данных.
Эффекта, позволяющего концентрировать внимание в силу монотонности звуковой структуры композиции.
Медитативного эффекта, который в силу монотонности является своего рода щитом от постоянной вариативности потоков данных.
Медитативного эффекта, создаваемого аккомпанементом и речитативом, которые по своей сути просты и монотонны.
Заключение
Погружаясь в океан информации, мы сталкиваемся с волнами данных, которые накрывают нас с головой. Этот бесконечный поток информации заставляет нас пересматривать наши взгляды на жизнь, на мир, на самих себя. В этой новой реальности, где каждая мысль, каждое слово может быть закодировано в единицы и нули, мы стоим на пороге грандиозных перемен.
Наши воспоминания, некогда личные и сокровенные, теперь становятся частью общего информационного пространства. Мы живём в эпоху, когда технологии не просто дополняют нашу жизнь, но и формируют её. Каждый из нас становится частью глобального сознания, где данные — это новая кровь, циркулирующая по венам человечества.
Но среди всего этого технологического великолепия важно не забывать о том, что делает нас людьми. Наши эмоции, наши чувства, наша способность мечтать и создавать нечто новое — всё это выходит за рамки цифр и кодов. В конечном счёте, это именно то, что определяет наше место в этом цифровом мире.
Заканчивая свои размышления, я призываю каждого из нас остановиться и задуматься: кто мы в этом новом мире данных? Как мы можем использовать эти колоссальные объёмы информации, чтобы стать лучше, а не просто информированнее? И как нам сохранить нашу человечность в этом вихре технологических достижений?
Будущее данных — это наше будущее. И только от нас зависит, каким оно будет.
P.S.
В качестве постскриптума, я хотел бы разместить несколько цитат из книги «Мона Лиза Овердрайв» Уильма Гибсона. Я не знаю конкретной цели, в соответствии с которой я это делаю. Не у всего во вселенной есть смысл. Хотя мне кажется/я уверен, что между этой новеллой и цитатой из Гибсона есть некая связь.
Цитаты из книги «Мона Лиза Овердрайв» Уильма Гибсона:
— Тогда тебе придется хотя бы в двух словах объяснить, что это за хреновина, Джентри, — сказал Слик.
— Для начала, — Джентри указал на предмет над головой Графа, — никакой это не низкочастотник, не «Эл-Эф». Это — «алеф».
К облегчению Слика, Джентри на этот раз опустил привычную белиберду по поводу Образа и прямиком окунулся в свою теорию об «алефе». Как всегда, стоило Джентри завестись, он использовал такие слова и конструкции, что Слик лишь с большим трудом понимал, о чем идет речь, но он по опыту знал, что ковбоя лучше не прерывать. Фокус состоял в том, чтобы выловить из общего потока фраз подобие смысла, пропуская непонятные куски.
Джентри сказал, что Граф подключен к тому, что равнозначно гигантской материнской плате, утыканной огромным количеством микрософтов. По его мнению, серая пластина в изголовье — это один цельный биочип размерами с приличный булыжник. Если это так, то объем памяти у этой штуковины практически безграничен. Алеф было бы немыслимо дорого изготовить, продолжал Джентри, просто сказка, что кто-то вообще решился его создать, хотя ходят слухи, что подобные вещи существуют и находят себе применение, в особенности при хранении гигантских объемов конфиденциальной информации. Не имея связи с глобальной матрицей, данные здесь фактически иммунны к любой атаке через киберпространство. Загвоздка, однако, состоит в том, что поскольку в алеф нет доступа через матрицу, то это как бы мертвая память.
— У него там может быть все что угодно, — сказал Джентри, остановился и заглянул в пустое лицо. Потом круто повернулся на каблуках и снова начал шагать взад-вперед. — Некий мир. Много миров. Сколько угодно конструктов разных личностей…
— Как будто он живет в стиме? — спросила Черри. — Вот почему он всегда в фазе быстрого сна?
— Нет, — сказал Джентри, — это не симстим. Эта штука полностью интерактивна. Все дело в масштабах. Если это биософт класса «алеф», у него там может быть все что угодно. В некотором смысле эта штука может давать доступ буквально ко всему на свете… [94]
— Если я правильно поняла, — сказала Черри, — этот парень платил Малышу Африке за то, чтобы оставаться в таком состоянии. Что-то вроде электронной стимуляции мозга, но не совсем. Подключенцы же не торчат так в фазе быстрого сна…
— Но когда ты попытался вывести его программу на свою консоль, — рискнул вставить Слик, — то получил… нечто.
Он увидел, как плечи Джентри напряглись под вышитой бисером кожей куртки.
— Знакомься, это Колин, — говорит Бобби, устраиваясь рядом с ней. — А Финна ты уже знаешь.
— Она так и не догадалась? — спрашивает Финн, заводя мотор.
— Нет, — отвечает Бобби. — Не думаю.
Молодой человек по имени Колин улыбается.
— «Алеф» — это аппроксимация, близкое подобие матрицы, — говорит он, — что-то вроде модели киберпространства…
— Да, я знаю. — Энджи поворачивается к Бобби. — Ну? Ты пообещал, что назовешь причину того, «Когда Все Изменилось». Почему это произошло. Так как?
Финн смеется — очень странный звук.
— Дело не в том, почему это произошло, леди. Скорее, в том, что произошло. Помнишь, Бригитта как-то говорила тебе, что был еще и другой? Помнишь? Ну, это и есть что, а это что и есть почему.
— Прекрасно помню. Она сказала, что, когда матрица, наконец, познала себя, откуда-то взялся этот «другой»…
— Туда мы сегодня и направляемся, — начинает Бобби, обнимая ее за плечи. — Это не очень далеко, но…
— Это иначе, — вмешивается Финн, — это по-настоящему иначе.
— Но что это?
— Увидишь, — говорит Колин, смахивая со лба прядь каштановых волос — жест школьника в какой-нибудь древней пьесе. — Когда матрица обрела разум, она одновременно осознала присутствие другой матрицы, другого разума.
— Не понимаю, — говорит Энджи. — Если киберпространство состоит из общей суммы всех данных в человеческой системе…
— Вот-вот, — говорит Финн, сворачивая на пустую прямую автостраду, —, но ведь о человеческой никто и не говорит, понимаешь?
— Другой был в совсем ином месте, — говорит Бобби.
— В системе Центавра, — вносит свою лепту Колин.
Может, это они так шутят над ней? Очередной розыгрыш Бобби?
— Довольно сложно объяснить, почему, встретив этого другого, матрица раскололась на все эти колдовские духи, вуду и прочее дерьмо, — говорит Финн, —, но когда мы туда прибудем, кое-какое представление ты получишь…
— На мой взгляд, — добавляет Колин, — так гораздо забавнее…
— Вы правду мне говорите?
— Будем в Нью-Йорке через минуту, — говорит Финн. — Без дураков.
0
