Как конкретно можно сделать детское образование в России лучше (и первый практический шаг)
У нас 41–43 место из 65 по образованию по исследованию ОСЭР и 49 место по Education Index ООН.
После получения трёх высших, 13 лет я занималась тем, что учила айтишников, учёных и других странных людей, последний проект — Курсера в России. Год назад начала изучать детское образование. Ниже — моё ИМХО, но, думаю, многое вам хорошо знакомо. На мой взгляд, в детском образовании в России есть несколько важных областей для развития.
Вот с позиции детей:
Дети не видят практического применения получаемым знаниям. Нет механизмов выбора профессии. Дети могут, например, выбирать своё будущее по наиболее доброму учителю (любимый предмет — желаемая профессия — специальность в универе — приплыли). Дети в целом жаждут знаний, но им очень хочется разнообразить процесс их получения и в школе. Ну, и они почти никуда не выходят, а их надо водить на разные интересные экскурсии и встречать с интересными людьми. С позиции родителей и преподавателей: Дети недогружены: знаний даётся куда меньше, чем при СССР, например. С другой стороны они в конце обучения перегружены подготовкой к ГИА, ЕГЭ. Дети изначально живут в новой информационной среде, которая комфортна для них, но не очень комфорта для учителей. Дополнительное образование в крупных городах — это, порой, дичайшая логистика, например, нужно посреди дня везти ребёнка на другой конец города. Проблемы с кадрами: нужно быть реально круто замотивированным, чтобы полноцен-но и качественно работать с детьми. Немного детальнее1. Дети не видят практического применения получаемым знаниям.Знания, которые даются в школе, в общем случае впихиваются в голову ученику «чтобы были». Ребёнок не понимает, зачем это нужно, поскольку нет связи с практикой или демонстрации каких-то результатов ещё на стадии обучения.Взять, например, обучение программированию на произвольном языке. Для взрослого предполагается, что пройдёт где-то 20–30 уроков с теорией вроде определения что такое переменная, написанием простейших выборов, циклов, философией структурного и объектно-ориентированного программирования и так далее.
Только через достаточно большой промежуток можно будет писать первую программу, понимая, что делает каждая её часть. Детское же обучение может выглядеть так: ставится фреймворк, обеспечивающий заботу обо всех «скучных» вещах, и на первом уроке даются базовые операторы для управления смешным роботом, спасающим котёнка или собирающим яблоки. Детям не особо важно, что и как они делают — им важно поиграть и довести робота до забавной кошки.
Если не объяснять (точнее, если не показывать) детям, для чего нужны знания — они будут их зубрить, чтобы сдать экзамен — и забывать.
2. Дети выбирают своё будущее по наиболее доброму учителю.Цепочка образуется так: сначала дети связывают предмет с любимым учителем; потом они понимают, что лучше всего у них получается этот предмет; потом он становится в фокусе желаемой профессии; определяет профилирование к университету — и жизнь дальше. Проблема не в том, что есть любимый учитель, а в том, что дети просто не видят других вариантов, кем стать.
Будущее можно выбирать по мнению родителя, по сравнению зарплат интересующих профессий за 5–6 лет до поступления в университет и так далее. При этом дети не видят реальных практических аспектов работы и не понимают точно, подходит ли им такое. Раньше эта задача частично решалась телевидением: показывали различных героев труда, выдающихся учёных и так далее. Сейчас нужно давать больше конкретных примеров и показывать перспективы различных профессий. Опять же, на практике. Мы, в целом, придумали, как это можно делать, но об этом ниже.
3. При этом дети хотят получать знания, которые они выбирают сами.Начиная где-то с 8–9 класса дети начинают довольно активно принимать участие в формировании своего же образовательного процесса. У них под рукой куча источников в сети (которых не было у нас), и они набирают информацию как умеют. Сейчас есть все условия для изменения подхода в преподавании — учитель не источник информации, а навигатор, но переход этот ещё надо совершить, вся система заточена под другую парадигму.
4. Нет практики и экскурсий.Учебный процесс в обычной школе достаточно однообразен, нет возможности, опять же, связать информацию с уроков с чем-то жизненным. Если бы каждую неделю были «интерактивные» уроки вроде посещения производства, похода на симулятор космического корабля и т.п., было бы намного интереснее. Частично сейчас этот вопрос решают различные площадки дополнительного образования, например, детские города профессий.
В Москве и других крупных городах вообще есть куча всего, по всем областям, от квантовой физики до разведения кроликов. Но всё это носит несистемный характер. Результативность обучения сводится к системности, она часто в допобучении отсутствует.
Теперь посмотрим на то, что видят родители и преподавательский состав. 1. Дети недогружены.Это факт, например, программу первого класса чаще всего можно ужать до 2–3 месяцев. Большая часть детей знает, что там, ещё с детсада, но школа недогружает их, чтобы соответствовать наиболее «медленным». Проблема не в самой программе (хотя она тоже облегчалась несколько раз), а в том, что у нас нет прогрессивной системы обучения, когда ребёнок может в, скажем, 12 лет закончить школу. Или «закрыть» свои любимые предметы в этом же возрасте и по ним начать получать университетскую программу, а параллельно ходить на труды, физкультуру, получать общие знания по русскому, биологии и так далее. «Мой дед в гимназии учился в той еще дореволюционной, ему было 87 лет, он мне читал по-гречески стихи, и латынь знал прекрасно, т.е. был образованным человеком очень, интересным, своеобразным, мы с ним говорили о школе, он видел, как я учусь, как учится мой брат, и как я поняла, он очень относился насмешливо к тем знаниям, которые мы получали, если бы не он, если бы не бабушка, наверное, мы бы недополучили чего-то.» — Нина Александровна Блох, учитель, гимназия №1540
2. Дети изначально живут в новой информационной среде, а все, кто старше 25 — уже «digital immigrants».50 тысяч школ подключены к Интернету, но только десятая часть использует его для образования. Давайте просто приведу пару цитат из наших опросов:
[embedded content]Старый опытный инженер получил 3D-принтер в школу
[embedded content]«Я пол-жизни копила, например, материал из огоньков, из других журналов вырезала, портреты писателей, и даже в продаже их и не было, потому что я не здесь не в Москве была, в провинции»
Дети имеют доступ к любой информации Интернета, и их главным навыком становится не накопление знаний (как было при недостатке информации), а их применение. Помните перелом на собеседованиях на должность разработчика, когда массово начали разрешать гуглить для решения задачи? Важно ведь не то, что ты помнишь какие-то конкретные вещи, а то, что ты можешь добиться результата.
3. Дополнительное образование в крупных городах — это дичайшая логистика, нужно посреди дня везти ребёнка на другой конец города.Тут особо без комментариев: если вы живёте в Москве, то знаете, как сложно выбрать школу, чтобы она вписывалась в стандартные маршруты от дома до каких-то кружков или клубов, либо музыкальной школы, либо художки и так далее. Для примера, в США многие родители в таких случаях переезжают, когда ребёнку нужна новая школа. И в Москве в последние годы тоже переезжают.
У нас это означает две проблемы. Первая — дополнительное образование иногда даётся ребёнку исходя не из реальной потребности, а из соображений доступности (в том числе по цене) или близости. Вторая — дополнительные занятия просто отменяют, потому что проще отвезти ребёнка к бабушке, например. А ещё все кружки, куда хочется отвести ребёнка, могут начинать работать в одно и то же время.
4. Проблемы с кадрами.Приведу очень точно описывающие цитаты одного из школьных директоров (из нашего опроса):
[embedded content]Они не боятся задать ученику вопрос: «Слушай, я этого не знаю, расскажи мне, как это сделать?»… В педагогические вузы стали поступать ребята после школы, которые просто не имели возможности поступить в какие-то другие вузы, но при этом родители мечтали, чтобы у них была заветная корочка о высшем образовании.
При этом я считаю, что профессия учителя только начинает выкарабкиваться из забвения. Но нам надо время, чтобы ситуация с гендерным и возрастным составом стала меняться в приемлемую сторону. Надо сделать многое для привлечения должного внимания к профессии. Плюс поработать над программами вузовской подготовки кадров, эффективнее применять стажеров-студентов в образовательном процессе в школе (а не пару месяцев за пять лет обучения — это смешно). Будущие учителя должны не вылезать из школы с первого курса —, но этот процесс не налажен, практиканты чаще воспринимаются как обуза. Пример связки — к каждому учителю (который в 80% случаев digital immigrant) по стажеру digital native, в работу которых входило бы искать новые технологии и методы цифровой педагогики.
Как это решается в других странах? Не единичными усилиями, а совместными, причем от трех разных, но от этого не менее равноправных заинтересованных сторон:1) Поддержкой образовательных программ от государства. Для примера, то же анимэ — это, по сути, обучающие фильмы, которые объясняют японцам разных возрастов самые важные вещи. Сначала — что ты можешь добиваться результата, только надо работать. Дальше — обсуждение эгоизма, детали, как разговаривать с противоположным полом и так далее, базовые навыки социализации. Потом — что работать надо в команде, одиночка вообще ничего не может. В СССР были отличные образовательные СМИ начиная от тематических журналов под любой возраст и заканчивая ставящими нужные идеалы телепередачами. Вспомните относительно недавние книги Перельмана, Остера, всякие «Занимательные опыты», «Технику молодёжи», «Знай и умей» — это оно и есть. А в Финляндии нашумевший Minecraft, который к этому моменту уже купили более 18 миллионов человек, в том числе и парни из Microsoft за 2,5 миллиарда долларов, и вовсе включён в школьную программу на территории всей страны. И знаете что? Дети в восторге.
2) Активностью образовательного сообщества. Скажем, знаете ли вы, что учителя и небезраличные к образованию детей люди создали первую детскую демократию в стенах школы Summerhill в Великобритании? Все вопросы, касающиеся управления школой, решаются на школьных собраниях, на которых присутствуют все ученики и работники школы, при этом каждый имеет равный голос, а учащиеся сами выбирают, какие уроки им посещать. При этом в 2011ом году школа была признана выдающейся по всем параметрам кроме преподавания. И то только потому, что в ней напрочь отсутствует всякая система оценок.
Есть еще много примеров успешных школ с гибкой системой образования, где каждый ученик проходит индивидуально подобранную (а не заранее закрепленную правительством) программу под свои сильные и слабые стороны, с разными методиками и подходами, которые нужны именно ему, причем всё отслеживается и корректируется в реальном времени исходя из успехов ученика. В их числе математическая School of One и всемирно известная Big Picture, которая была основана парой энтузиастов, а к 2015 году открыла 90 школ по всему миру со средним процентом выпуска в 92%, используя ту же самую философию — учить не безликую массу детей, а каждого в отдельности.
3) Инициативой частных компаний. И здесь дело не только в нашумевших онлайн-стартапах, которые собирают миллионы долларов инвестиций на развитие образования в интернете и ничуть не меньшие аудитории. Современные онлайн-курсы дают возможность учить дома практически что угодно. Минус — десоциализация. Последний раз исследование было в 2012 году, дома училось 100 тысяч детей. Для сравнения, в 2008 было только 10 тысяч.
Даже вполне «обычные» компании, которые имеют доступ к детской аудитории пытаются использовать свои продукты для помощи образовательной системе. Скажем, Lego уже не первый год активно продвигает свои пластиковые детальки для, в общем-то, вполне совместимых с игрой вещей. Например, учитель месяца в январе 2015 применяет наборы Lego для обучения математике, критическому мышлению и моделированию. А ведь ещё есть наборы для обучения чтению и письму, механике, конструкторским навыкам, командной работе и много чему ещё. Причем для детей (и взрослых) любых возрастов.
Что делаем мы? Взглянув на всё это изнутри и снаружи, мы решили собраться небольшой командой и немного поправить ситуацию. Не переделывая текущие системы и процессы, а дополняя их. На некоммерческой основе (без прибыли для нас).Но для начала, кто я вообще такая, чтобы говорить об этом. Я 13 лет я занимаюсь образованием. Возможно, вы знаете меня по проектам в Digital October — это Knowledge Stream с такими парнями как Стивен Вольфрам (его даже представлять не надо), Перри Барлоу (основатель декларации независимости киберпространства), Джереми Бейленсоном (психологом Стэндфорда, изучающим влияние интернета на общество), Кевином Вербахом (игрофикация, проект Digital Toronto), Кеном Голдбергом (робототехником, роботопсихологом), Мишелем Махарбизом (IT-платформы на базе насекомых), немного безумным Жаком Фреско и сосредоточенным Энрю Нг (соучредителем Курсеры). И ещё было много-много экономистов, психологов и так далее.
Тогда, пару лет назад, на базе этой же площадки мы тогда попробовали запустить детский проект. Идея была такая: небольшие интересные лекции-телемосты с ведущими учёными, рассматривающими разные объекты. На первом уроке про человеческий скелет, например, был доктор медицинских наук, конструктор-робототехник, настоящий космонавт и антрополог. Но тогда по ряду причин, в том числе, коммерческих, «большое» взрослое образование было важнее.
Идея очень проста. Это яркие лекции по предмету с самыми интересными и яркими представителями своих профессий, которые в бодрой манере рассказывают про себя, своё дело. Разбавляем мероприятия играми и интерактивными задачами, позволяем через них прочувствовать профессию. Ну, а для самых заинтересованных детей — предлагаем набор программ, школ и инициатив, которые помогут уже сейчас начать собирать нужные знания, чтобы дети смогли стать теми, кем они действительно хотят быть. Например, наш первый урок будет про программирование, и в телевизор влезут парни из Яндекса, несколько человек с Хабра, психолог-профориентатор. Уже подтвердились Григорий Бакунов из Яндекса (bobuk), Константин Кондратюк из Сбербанка и Дмитрий Лоханский из Кодабры. Их задача — не передать знания, а: — Показать детям, что самое крутое в их работе, и чем она им нравится.— Рассказать, как они стали разработчиками.— Пояснить, как понять, что у вас есть склонности к этой профессии.— И дать несколько забавных-интересных-удивляющих фактов или опытов, например, рассказать какое-нибудь красивое алгоритмическое решение на языке, понятном детям (в духе анекдота «так почему они ночью не играют?»), либо что-то волшебное на передовом крае технологий.— Объяснить родителям, зачем это нужно ребёнку в будущем, и как будет выглядеть эта профессия через 7–10 лет в обществе.
То есть цель — заинтересовать ребёнка и дать мотивацию родителю немного шевелиться.
Основной информационный пакет приходит после урока — это список всех объектов, где можно получить знания по теме («А у вас через два квартала кружок роботехники Lego»), плюс дать ссылки на существующие книги, онлайн-курсы, крутые приложения, проекты и так далее. Всё, чтобы ребёнок с родителями мог изучить тему глубже.
Это бесплатно. Это даёт мотивацию и перспективы. Это даёт знания. В нашей существующей системе образования много прекрасного, и нам нужно просто чуть получше работать, чтобы она снова стала одной из сильнейших в мире. Новое поколение молодых профессионалов приходит сейчас во все отрасли и переворачивает их. Роль знаний растёт. В конце концов, крупным компаниям всё это тоже в перспективе нужно.
Не нужны огромные бюджеты. Нужно просто взять и сделать.
Мы уже сделали первый шаг. 25 января будет первый урок по программированию и про программистов. О том, какая была проделана работа, чтобы его подготовить (и вообще, какие есть замечательные дополнительные образовательные инструменты в IT), я расскажу ближе к мероприятию.
