[Перевод] Ограничение распространения знаний на примере технологий изготовления оружия
Индийское оружие XVIII века было настолько же сложным, как и европейское. А потом Британская империя пришла и развернула индустрию в прошлое
Индийский мушкет с фитильным замком XVIII века из города Лахор
В середине XVII века в наиболее развитых частях северо-западной Европы, а также Восточной и Южной Азии у людей существовали сравнимые показатели по ожидаемой продолжительности жизни, потреблению, потенциалу экономического роста. Но в районе 1800 года произошло то, что учёные называют «великое расхождение», и мощь и богатство Запада внезапно и радикально затмили таковые у Индии, Китая и Османской империи.
В особенности Британия известна тем, что обосновывала расширение своей империи идеями культурного и расового превосходства. Учёные, от Эдварда Вади Саида до Кеннета Померанца сделали много всего для опровержения подобных теорий и открытия их важности в деле мотивации и оправдания завоевания Азии Британией. Европейский колониализм в Азии и Новом свете помогал усиливать «расхождение» между Европой и Азией, укрепляя доступ Европы к беспрецедентным богатствам и силой захваченным рынкам и ресурсам.
Однако отдельные учёные продолжают рыться на огромном «культурном» поле в поисках объяснений влияния Европы. Одной из самых влиятельных идей последнего времени является теория (популяризованная в особенности историком экономики Джоэлем Мокиром), говорящая о том, что эпоха Просвещения выпестовала уникальную культуру распространения знаний и микроизобретений, или «корректировок», послуживших движущей силой британской индустриальной революции.
Идея о том, что распространение знаний было исключительно европейским качеством, удивила бы мыслителя эпохи Просвещения Адама Смита, который в то время наблюдал за миром. Он, обеспокоенный агрессивным стремлением Британии к имперским высотам, предположил, что всеобщая способность делиться знаниями в итоге исправит все ошибки колониализма. Отметив в труде 1776 года «Исследование о природе и причинах богатства народов», что жители Южной Азии не пожинают плодов открытий, сделанных в Америках, и страдают от «всяческой несправедливости», исходящей от европейцев, Смит всё равно сохранил оптимистический настрой по поводу того, что распространение знаний и улучшений жизни, проводимое коммерцией, в итоге поставит все страны в равное положение и принудит их к обоюдному уважению.
Нам известно, что подобного не случилось. Почему? Почему распространение знаний не принесло равенство в мир? Был ли Смит слишком щедр или наивен, веря в культурную ценность знаний за пределами Европы? Наивность Смита заключалась в том, что он считал, будто возникающие политические неравенства не будут влиять на распространение знаний. Подобно сегодняшним либеральным мыслителям, он представлял себе, что обмен знаниями будет происходить вне зависимости от взаимоотношений властей.
На самом же деле в XVIII веке власть определяла распространение знаний. К примеру, в Британии правительственные чиновники, занимавшиеся военным снабжением, часто запрещали подрядчикам патентовать свои изобретения: патенты замедлили бы распространение инноваций между другими подрядчиками и производство срочно необходимых запасов. И хотя британское правительство поощряло таким образом распространение секретов технологий внутри Британии, оно активно подавляло попытки их проникновения за пределы страны. Британские промышленники копировали азиатский текстиль и керамику без каких бы то ни было переживаний по поводу «интеллектуальной собственности», но могли полагаться на то, что их правительство минимизирует опасность появления конкуренции их собственным предприятиям со стороны колоний.
В 1737 году, к примеру, английские производители железа требовали запретить производство пруткового железа в Америке, беспокоясь, что это простимулирует местную металлургию и погубит английские производства, что приведёт к уменьшению численности населения родной страны. В 1750-м они удостоверились, что закон, позволяющий беспошлинный импорт американского пруткового железа, одновременно запрещал американскую металлургию, специально, чтобы предотвратить наращивание военной мощи. Такое неравенство подпитывало антибританские настроения в Америке.
В Индии же беспокойство вызывали не новые, а старые производственные предприятия. Колониальные чиновники пытались задушить местное производство оружия и заблокировать доступ индийцев к знаниям британских оружейников. Делали они это, понимая, что производство оружия — это сердце индустриального прогресса. В результате Южная Азия зависела от британского оружия, что подпитывало индустриальное развитие Британии и подавляло индийский промышленный потенциал.
Британцы XVIII века понимали связь между военным производством и промышленным развитием, особенно в Западном Мидленде. В петиции от 1752 года город Бирмингем из Западного Медленда хвастался, что «более 20 000 рабочих рук» было занято в «полезных мануфактурах, что весьма прибыльно для правительства». В 1795–96 годах влиятельный производитель оружия из квакеров этого города объяснил своим обеспокоенным друзьям, что не существует какой-либо промышленности, не помогающей тем или иным способом военному делу.
Во время долгих войн с Францией, разворачивавшихся в те времена, в городе преобладали военные подрядчики. Артиллерийское ведомство заведовало оружейной промышленностью и монополизировало его работу. С 1804 по 1815 года в Бирмингеме выпустили 7 660 229 единиц оружия и его компонентов. Город отвергал любые законы, угрожавшие торговле оружием. Горожане знали, что любой ущерб производителям оружия повредит всему Западному Мидленду и оставит «значительную часть населения» без работы. Промышленный упадок, случившийся после окончания войн в 1815 году, подтвердил эту точку зрения. Уже в 1857 году оппоненты протестовали против выборов в парламент Джона Брайта в связи с тем, что его пацифизм никак не соответствовал городу, чья экономика зависела от «различных военных металлических принадлежностей».
На индийском субконтиненте существовали сходные местные военно-промышленные экономики. В XVI веке продажа оружия была частью Османско-Могольских дипломатических сношений в Индии. Бабур, первый император Великих Моголов, позаимствовал турецкое оружие, перенятое затем соперниками моголов, раджпутами и афганцами. Торговля с Португалией и Египтом помогла упрочить положение технологии на субконтиненте. Император моголов Акбар I Великий чрезвычайно интересовался производством огнестрельного оружия и привлекал мастеров по его изготовлению к своему двору.
К XVII веку у моголов уже были государственные литейные цеха и арсеналы. От Малабара до Бихара, королевства по всему субконтиненту развивали оружейную промышленность. Усиление вовлечения европейцев в индийские конфликты повысило спрос на оружие. Индийские мастеровые копировали и европейское оружие. Крестьяне на равнинах Ганга использовали дешёвые пистолеты, изготовленные местными кузнецами. В провинциях Траванкор, Кашмир, Раджастхан, Пенджаб и Синд было развёрнуто военное производство. Индийское оружие и запасные части продавались в Персии, Омане и по всему побережью Индийского океана. Британские военные отмечали превосходящую дальность стрельбы и скорость работы фитильного оружия Индии. Также европейцы ценили мушкеты из Голконды. Индийские схемы оружия по мнению британцев были хитроумными и эффективными; субконтинентальное оружие вышло из динамичной и богатой техническими знаниями культуры.
Британская Ост-Индская компания (БОИК) [East India Company, EIC] — коммерческая составляющая британского государства — продавала британское оружие на индийском субконтиненте. Чтобы получить привилегии в этой торговле они также дарили оружие. «Редкое судно [в 1760-х] приходило в порт, не намереваясь продавать пушки и стрелковое оружие», — удивлялся один полковник в Парламенте. Французы и британцы соревновались друг с другом, заключая сделки по поставке оружия на субконтинент. С каждым успехом британцев оружие БОИК становилось всё более престижным и потому более эффективной основой дипломатического обмена. В 1815 году таможенное управление отчиталось в поставке 151 572 единиц оружия за год в Южную Азию, Индонезию и Китай, общей суммой на £103 463 [примерно £7,5 млн на сегодняшние деньги / прим. перев.].
Естественно, британцы беспокоились по поводу вооружения своих врагов. В 1765 году представительство БОИК в Мадрасе [ныне Ченнаи] поспешило предпринять шаги против того, чтобы оружие «попало в руки, способные обратить его против нас». БОИК также желала убедиться в том, чтобы оружие, поставляемое доверенному навабу Аркота, не попало в «ненадлежащие руки». Но краткосрочная коммерческая выгода часто преобладала. Чиновники, волновавшиеся по поводу безответственной продажи оружия, сталкивались с логикой, по которой полный запрет на такую продажу просто давал бы преимущество их европейским соперникам, что уменьшало бы прибыль и влияние британцев. Такой расчёт использовался при сделке с Хайдером Али, правителем княжества Майсур [см. англо-майсурские войны / прим. перев.]. Британцы считали, что продавая ему оружие, они получают прибыль и его хорошее отношение, поскольку он боролся с их общим врагом, маратхами. В любом случае, они отмечали, что у него было доступ и к французскому, и к испанскому оружию.
БОИК покупала британское оружие и для собственных нужд. С ростом её территориальных завоеваний в Индии ей требовались массивные поставки оружия для своей расширяющейся профессиональной армии. В 1764 году она предсказала, что в следующем году ей потребуется 5000 единиц оружия. В 1765 году чиновники из Калькутты запросили 10 000 оружейных наборов, и увеличивали свои запросы на 4000 каждый год — поставки же должны были обеспечивать те же производители, что обслуживали и британское правительство. В том же году БОИК приобрела право сбора налогов в Бенгалии, что гарантировало её способность заплатить за оружие. Со своей собственной армией и правом на сбор налогов с колоний, БОИК превращалась в колониальное государство.
В 1766 году представительство БОИК в Мадрасе решило снабдить каждого своего солдата запасным мушкетом. Кроме того ей потребовалось 17 000 единиц нового оружия, и дополнительная поставка навабу Аркота. До 1765 года расходы на стрелковое оружие у БОИК превышали £10 000 лишь три раза, но после 1765 ежегодные траты на оружие от £20 000 до £50 000 стали нормой. В 1767 и 1769 годах платежи превысили £60 000. В индийском климате оружие требовало замены в три раза чаще, чем это было принято в Британии. Кроме того, у БОИК был сравнительно экстравагантный подход к замене повреждённого оружия, по сравнению с Артиллерийским ведомством. Если последнее заказывало себе несколько единиц оружия во время кратких мирных передышек в начале 1770-х, то заказы БОИК оставались постоянными, в частности из-за изменений в дизайне оружия, закрепивших классическая «индийская модель» мушкета в 1771 году.
В том году БОИК хотела получить 40 000 мушкетов для Мадраса и ещё партию для наваба Аркота, Бенгалии, наваба Ауда, Бомбейского флота и короля Траванкора. Тысячи единиц отправились в недолго существовавшие народные ополчения, формировавшиеся время от времени по всему континенту. Когда в 1775 году началась американская война за независимость, Артиллерийское ведомство с трудом могло оторвать бирмингемских кузнецов от их индийских заказов. После этой войны по заказам БОИК на пути в Индию постоянно находилось не менее 20 000 мушкетов, кроме тех 75 000, которые имелись и обслуживались на месте.
Во время войн с Францией с 1793 по 1815 года британское Артиллерийское ведомство не могло получать оружие так быстро, как ему хотелось, и БОИК стала одним из важнейших поставщиков оружия для Британии. К концу 1794 года БОИК передала порядка 30 000 единиц оружия для использования его британскими вооружёнными силами по всему миру. В индийской армии оставалось достаточно британского оружия, чтобы поделиться таким количеством, несмотря на то, что её численность выросла с 88 000 в 1793 до 192 000 в 1805. К концу войны Артиллерийское ведомство закупило у БОИК более 162 000 ружей.
Ружья индийской модели были легче, и проще по стилю стандартных мушкетов Артиллерийского ведомства — поэтому их было легче производить массово. Её принятие в качестве стандартного вооружения пехоты в 1797 году произволе революцию в производстве оружия в Англии. С 1804 по 1815 года в Бирмингеме произвели более 3 млн стволов и кремнёвых ружейных замков, и ещё один миллион был произведён по заказу БОИК. Было собрано более 1,7 млн комплектов вооружения для солдат. Индейская модель стала самым многочисленным военным дульнозарядным ружьём: таких ружей было произведено более 2,8 млн штук. Во время падения спроса в 1812 году компания помогала с заказами изготовителям Мидленда, предположив количество заказов на военное снаряжение, которое потребуется в следующем году, и заказав таким образом 4000 — 5000 тонн Мидлендовского железа. В общем, промышленная трансформация Бирмингема весьма обязана БОИК и её имперской деятельности в Индии.
Помогая промышленной революции происходить на родине, БОИК активно подавляла промышленный прогресс в Индии. Она производила некоторые военные товары и заказывала тенты местного производства, а также мечи и сабли-тальвары. Местные ремесленники чинили оружие. Но компания провела черту перед производством оружия, побоявшись, что стимуляция промышленных мощностей будет угрожать Британии и её влиянию в Индии.
Время от времени британские чиновники предполагали, что наличие в Индии промышленности может иметь определённую эффективность. В 1770-х жалобы на качество английского вооружения послужили причиной предложения минимизировать импорт товаров, которые можно произвести в Индии. Но совет директоров БОИК отверг последующее предложение о производстве барабанов и флейт в Индии. Точно так же БОИК отвергла предложение по разработке добычи свинца, железа, меди и олова в Бенгалии, мотивируя это тем, что это приведёт к потере прибыли и контроля над ситуацией. БОИК отметила, что все шаги по направлению к промышленному развитию могли были сделать колонию ещё более независимой от «материнской страны». Также существовал риск «обеспечить соседние власти военным оборудованием и научить их новым способам сохранения независимости и открыть путь к новым источникам богатств». В общем, предложения, выступавшие за промышленное развитие Бенгалии, расценивались, как «неразумные и противоречащие принципам нашего правительства». И действительно, они могли дать «величайшие и важнейшие преимущества» Бенгалии, «считавшейся независимой». Конечно же, Бенгалия не была независимой, она была частью Британской империи.
Богатство природных ресурсов и технические знания Бенгалии представляли собой с точки зрения БОИК угрозу, поскольку они могли стимулировать промышленное развитие региона, что «привело бы к серьёзным потерям» государственных интересов Британии. Как отмечалось официально, бенгальцы «не полностью невежественны в отношении использования железной руды». В случае, если бы открылись дополнительные шахты, и они стали бы выдавать металл хорошего качества по цене ниже европейского импортного, «их любопытство и жадность были бы разбужены и они, по меньшей мере, занялись бы на этой почве экспериментами». Как и Адам Смит, этот чиновник знал, что любопытство и эксперименты не были какой-то уникальной частью европейской культуры.
Колониальные чиновники в особенности боялись, что индийцы получат знания, ведущие к улучшению качества производства оружия. Содействие или просто разрешение распространения знаний по обработке металла в колониях Южной Азии представляло собой опасность. «Переход от знаний по плавке металлов и способов их отливки в определённые формы к литью пушечных снарядов и пуль настолько мал, что если бы местные хоть раз получили в своё распоряжение первое искусство, они бы вскоре стали мастерами второго», писал чиновник компании. Руководство БОИК настаивало, чтобы их оружейные лаборатории в форте Уильям оставались секретными:
Никакому индийцу, чернокожему или субъекту смешанной расы, и никакому католику совершенно любого государства ни под каким видом, ни из любопытства, ни для поиска работы, не разрешается доступ в лабораторию или в любой из военных складов, а также приближение к ним с целью подсмотреть, что делается или хранится внутри них.
Такова была европейская культура распространения знаний.
В 1831 году БОИК рассматривала вопрос закрытия литейного цеха в форте Уильям из страха перед возможностью распространения знаний о литье. Таким образом, в то время, как закупки оружия БОИК стимулировали промышленную революцию в Англии, БОИК всеми силами предотвращала стимулирование металлургии на субконтиненте, и предпринимала различные шаги для его затормаживания. Чиновники БОИК были уверены, что производство оружия находится в основе промышленного прогресса и в том, что они помогли создать разницу между Востоком и Западом. В их сиюминутных решениях кроется начало глобального промышленного неравенства. Именно для этой цели и создавалась империя. Британская промышленность расцвела, а индийская экономика была переориентирована на её обслуживание.
Значимой частью борьбы было предотвращение попадания британских знаний в Индию и подавление развития этой страны, но британцы также пытались подавлять и уже существующее в Индии знание и препятствовать взаимоотношениям, в которых другие европейцы могли делиться навыками и знаниями с индийскими штатами. Это было серьёзной проблемой. Перед лицом британской агрессии местные сообщества пытались усилить свои возможности по производству оружия. В начале 1760-х наваб Бенгалии, Мир Казим, начал производство кремнёвых ружейных замков в форте в Мунгере, где в XVI веке производил оружие раджа Тодар Мал.
Производство продолжилось после поражения наваба в 1764 году, но уже в качестве поставщика для БОИК. Сделанные там ружья имели репутацию изделий высокого качества, лучших, чем британские военные мушкеты, в особенности по части металла ствола и кремней, сделанных из агатов Раджмахалских холмов. Благосостояние французских богачей во второй половине века начало убывать, и французские наёмники начали предлагать свои знания индийским промышленникам. Правительственные арсеналы и оружейные склады в Агре, Дели, Гвалиоре, производили оружие и боеприпасы по тем же стандартам, что использовались в Европе. Фабрики в Лакхнау, Пондичерри, Хайдарабаде, Лахоре и Шрирангапатнаме производили большую часть ружей, использовавшихся и теми, кто воевал с Моголами, и теми, кто воевал с Британией.
БОИК продавала ружья неподконтрольным ей силам отчасти и для того, чтобы подавить их развитие оружейной промышленности. В конце 1760-х Британия несколько раз отказала в поставкам навабу Ауда Шудже ад-Даулу, и затем с беспокойством наблюдала, как он открыл производство оружия в Файзабаде. Капитан Ричард Смит отмечал прекрасное качество восьмифунтовой пушки, отлитой с голландской модели, и почти 1000 ружей с фитильными замками и штыками. Но производство качественных ружейных замков шло медленно. Два бенгальца руководили отливкой пушек, а французский инженер изготавливал для них шасси и обучал рабочих использованию сверлильного аппарата. Под влиянием растущих амбиций Шуджи ад-Даула, британцы поставили ему 2000 мушкетов.
Шуджа умер в 1775 году, и в чувствительный момент перехода престола БОИК захватила монополию добычи селитры, которой была богата Ауда, являющейся основным компонентом пороха. Затем британцы пообещали свою военную поддержку и поставки оружия, чтобы заставить нового наваба, Асафа ад-Даула, отказаться от услуг француза. Благодаря этому Асаф получил 5000 ружей от БОИК, которые ему пришлось ремонтировать за свой счёт. БОИК продала Асафу 14000 ружей для своих солдат, находившихся на его территории. Вскоре некоторые из солдата Асафа перешли под командование БОИК. В результате подобных действий БОИК вобрала в себя военную силу Ауда и местное оружейное производство. Асафу разрешили изготовить арсенал в новой столице, Лахнау, но он производил оружие по образу британских ружей, а заправлял фабрикой служащий БОИК.
В 1784 году французский наёмник купил там оружие для лидера маратхов, Махаджи Шинде. К тому времени, как управляющий фабрикой отошёл от дел в 1787 году, у БОИК уже были оружейные склады на севере страны, и ей уже не нужно было производство в Лахнау или войска Асафа. Она прекратила производство оружия в Ауде, и официально запретила европейцам изготавливать и продавать оружие местным правителям. Асаф продолжал восхищаться оружием и собрал огромную личную коллекцию.
Майсур столкнулся с точно таким же контролем патентованных технологий и знаний и подавления местного производства британцами. После второй англо-майсурской войны в 1780-м БОИК с осторожностью стала относиться к продаже оружия Хайдеру Али. Хайдер Али же построил 20 железоплавильных печей в Майсуре. После его смерти в 1782 году его сын Типу Султан построил оружейные фабрики, копировавшие технологии европейцев. Французские наблюдатели оценили качество майсурских пушек и ружей равным лучшим европейским образцам того времени. Типу даже вернул французам поставку ружей их производства, посчитав, что их качество не дотягивает до его собственных ружей. В его мастерских использовался сверлильный аппарат, работающий не от водяного колеса, а на воловьей силе — тогда это было редкостью.
После того, как британцы победили и убили Типу в 1799-м, они закрыли его фабрики. И вновь британское оружие потекло в Майсур, управляемый новой, пробританской монархией. Ружья Типу стали предметами коллекционирования для европейцев. Уильям Конгрив, управлявший Королевской лабораторией в Вулвиче, экспериментировал с майсурскими ракетами, которые эффективно использовались в военных действиях против британцев. Эксперименты привели к созданию ракет на основе железных труб для использования в британских войсках. Индийские технические знания распространялись по промышленной сети Британии, а сами индийцы были лишены этого распространения.
Также Британцы предотвращали распространение знаний по империи маратхов. К 1785 году у Шинде были оружейные фабрики в районе Агры. Военная культура маратхов выросла из сложной военной экономики, похожей на ту, что была в Бирмингеме — опытные кузнецы могли одинаково хорошо делать и украшения для храмов и пушки. В городах маратхов кузнецы и колёсные мастера делали как компоненты телег, так и артиллерийских шасси. Как и в Западном Мидленде, региональная экономика получала прибыль от военных контрактов. Шинде производили кремневые ружейные замки высокого качества. Один из наёмников описывал их как замки «прекрасного качества, превосходящего обычное европейское оружие». Стрелковое оружие маратхов было лучше приспособлено к климату и местному пороху; в пушках маратха хитроумным образом сочетались железо и латунь, из-за чего они получались легче и прочнее британских. Британские военные обозреватели восхищались подъёмным винтом больших пушек.
С третьей англо-майсурской войны в 1792 г Шинде вернулся с трофейным британским оружием. Несмотря на то, что британцы пытались разбирать бракованное оружие на части перед тем, как продавать их на аукционах для изготовления гвоздей и стрел, он восстанавливал списанное оружие БОИК. В его тайную контрабандную цепочку входили индийцы и европейцы. Маратхи искали списанное БОИК оружие, несмотря на наличие собственных производственных мощностей — обладание британским оружием означало не только огневую мощь, но и определённую уверенность.
После победы над маратхами в 1805 британцы, не теряя времени, развалили военное производство и взяли управление производством стрелкового оружия на себя. Бенгалия, Майсур и Маратха — всего лишь три из множества мест индийского субконтинента, в которых Британия с огромными усилиями и расходами ограничивала, сокращала или предотвращала распространение знаний и использование производственных мощностей для производства оружия в Индии. Практически равное положение Индии и Британии в области стрелкового оружия делало завоевание британцами индийского субконтинента медленным, дорогим и сложным, из-за чего подавление местного оружейного производства было необходимостью.
Возможно, у многих стран был потенциал роста промышленного производства, но имперские амбиции, требовавшие объёмных поставок, обеспечили превращение Британии в место, где промышленность родилась и развилась –, а также в международный оружейный склад. Кроме геологических и географических преимуществ, Британия вела насильственную колониальную политику и ревностно охраняла секреты производства. Британцы XVIII века считали, что их правительство имеет полное право использовать свою мощь, поощряя процветание промышленности у себя дома и подавляя его за рубежом. И нам необходимо понять, как война сформировала переплетение развития промышленных предприятий в Британии и её колониях, и как власть всегда контролирует распространение знаний.
