Как будет выглядеть Москва через 10 лет: архитектурные решения для нового города28.07.2022 15:48

Однако некая структура была заложена изначально. То, что мы делаем сейчас, с исторической точки зрения лишь малая часть развития города. Мы находимся в условной середине долгого процесса. Не мы начали строить город, не мы закончим, но,  конечно, хочется оставить свой след. Потому что Москва — как и любой долгоиграющий, долго существующий, долго строящийся проект — имеет разные характерные слои. Она пережила ряд серьезных потрясений, которые тем не менее всегда становились шансом на новое развитие. Российская столица несколько раз полностью выгорала, в том числе во время вoйны 1812 года, в 1920–1930-х годах серьезно перестраивалась — все это наложило на нее свой отпечаток.

Сейчас мы видим не просто вкрапления в плотную структуру символов того или иного времени — перед нами крупные архитектурные слои. Здесь есть и ампир, и русский авангард, и ар-деко, и ар-нуво. То, что обычно в городах равномерно перемешано, в Москве встроено заметными фрагментами. И это действительно отличительный признак российской столицы. Я не могу сказать,  красивее она, чем другие, или нет:  все города разные. Невозможно сравнивать, скажем, Шанхай, Нью- Йорк и Москву. Даже мегаполисы Юго-Восточной Азии — Сингапур,  Токио, Гонконг, Шанхай, Пекин, — которые в целом больше друг на друга похожи, на самом деле тоже очень разные.

Я не верю ни в какие генеральные планы: нарисовать, каким будет город через 20 или 30 лет, невозможно. Как правило, нынешние генпланы — это или реклама какой-то идеи, или подведение итогов, но не реальный план строительства города. Можно сказать, что даже первый генплан Москвы 1775 года в основном просто фиксировал то, что к тому моменту было сделано.

В генплане 1935 года архитекторы впервые рискнули представить город будущего. Но и тогда в документе, по сути, декларировались уже существующие изменения. Ключевые события произошли еще в конце 1920-х — начале 1930-х годов: строительство метрополитена, расширение улиц, новая водная система (прокладка канала Москва — Волга). Однако даже при подобном подходе в реальности Москва сейчас выглядит совершенно иначе. Градостроительство так не работает: невозможно нарисовать большой город и всерьез его построить.

Иногда говорят, что «зеленые клинья» Москвы сохранились,  потому что их фиксировал генплан. Это не так. Город имеет звездообразную форму с расходящимися лучами магистралей. Понятно, что сначала строилась первая линия вдоль магистрали, потом следующая и т.д. А пространство между ними оставалось свободным — и превращалось в те самые «зеленые клинья». Они продукт естественного развития города.

Разработкой генплана, теорией градостроительства всегда занималось огромное количество людей, целые институты. А значит, тут и освоение бюджетов, и целые жизни, посвященные этой теме, и карьеры, на ней построенные. Вообще, градостроительство намного более сложный процесс, чем рисование генплана и последующее возведение по нему зданий. Это живая работа, которая зависит от большого количества факторов и не застрахована ни от каких неожиданностей, «черных лебедей». Вряд ли кто-то, создавая генплан Москвы в начале XX века, мог предположить, что в 1918 году город вернет себе статус столицы.

Многие города мира давно используют подобный подход — местные архитекторы даже не пытаются разрабатывать генеральный план для всего города. Например, генплан Барселоны последний раз делался в 1979 году, при этом очевидно, что прекрасный город никак от отсутствия глобального проекта развития не пострадал. Здесь есть более мелкие, но вполне конкретные задачи — например, развитие заброшенных промзон. Эту проблему не отнесешь к теме генплана, просто городские власти выявляют подобные районы и решают, что с ними делать. Есть проекты комплексного развития территорий и транспортно-пересадочных узлов, которые направлены на вовлечение в оборот неэффективно работающих территорий. Такие проекты тоже существуют вне генплана, хотя под них корректируются и дороги, и линии метрополитена, и железнодорожные сети.

Мы находимся в постоянном поиске, стремясь улучшить городскую среду и повысить ее эффективность. И Москва-Сити, и парк «Зарядье» — движение в сторону такого улучшения.

Вот есть в каком-то районе, например, пустырь, который никак не застраивается, не облагораживается. Проводится анализ: что там можно сделать, чтобы место работало, и принимается рациональное решение — разбить парк. Да, коммерческая застройка могла бы принести отдельным людям финансовую выгоду, но для города она была бы неэффективна: транспортная и инженерная ситуация такого не позволяют. Это, в частности, история появления парка «Зарядье»: с точки зрения качества в долговременной перспективе город от такого решения выигрывает, хотя прямо сейчас формально теряет часть дохода.

А вот в другом районе была хорошая транспортная доступность — там сейчас Сити. Еще одно место с прекрасными дорожными развязками, водными магистралями и метро — Южный порт;  там тоже планируется строительство высоток, а значит, со временем в городе появится новый центр притяжения.

В парке «Зарядье» есть как минимум два уникальных сооружения: мост с консольным выносом в 71 м над рекой и концертный зал, расположенный под парком. Нестандартные конструкции делать сложно: надо придумывать новые решения, создавать технологии, разрабатывать особое программное обеспечение, искать людей определенной квалификации.

Когда я занимался составлением техзадания для конкурса на строительство «Зарядья», то быстро понял, что нужна интеграция набережной в проект. Русло в этом месте очень узкое, и раньше реку можно было увидеть разве что с Москворецкого моста. Из самого же парк открывался вид на другой берег, Софийскую набережную,  фасады зданий –, но не на воду. А между тем река дает новый взгляд и перспективу.
Мы рисовали разные схемы взаимодействия с водой, просили архитекторов продумать эту тему. В концепции-победителе на месте моста находился некий зигзаг, который обозначал мост как переход на набережную с лифтом в конце. Никакого акцента на нем не было. И тогда в процессе обсуждения проекта с американскими авторами концепции и российскими архитекторами я предложил сделать из моста самостоятельный, вызывающий и провокационный элемент. Американские коллеги долго возражали против такого решения, к тому же создать такую консоль инженерно весьма непростая задача. В итоге у моста исчезала собственно функция моста — он превращался в смотровую площадку. Изначально мост должен был служить для выхода гуляющих на набережную, но я убедил коллег, что возможность спуска здесь не нужна: вряд ли люди будут таким сложным путем добираться до берега реки, ведь туда есть удобный подземный проход. А без этой утилитарной функции возникает эффект чуда: мост действительно парит.

И когда стоишь там, появляется ощущение полета: ты вдруг оказываешься практически на середине реки — небывалая история для города. На обычном мосту такого не испытать: по нему проходишь, не замечая, что река тоже фактически центральная улица города. «Парящий мост» позволяет все это прочувствовать очень ярко: ты стоишь на середине реки, внизу плывут корабли, рядом открываются перспективы со своими доминантами: с одной стороны — храм Христа Спасителя, с другой — высотка на Котельнической набережной. Видишь с совершенно необычных ракурсов и Замоскворечье, и Кремль, и весь парк «Зарядье», и застройку Варварки. Кстати, сам мост получился очень фотогеничным, его даже на почтовых марках печатают.

Культовый продукт для архитекторов — ArchiCAD, одна из лучших в мире программ для проектирования зданий. На традиционной презентации продукта в Лас-Вегасе в 2019 году компания-разработчик выбирала проект, который показывал бы максимум возможностей программы, демонстрировал будущую реальность. И для обложки нового ArchiCAD 23 взяли наш Дворец гимнастики Ирины Винер-Усмановой в «Лужниках». Главной фишкой здания стала волнообразная крыша, напоминающая движение гимнастической ленты. Сделать такую крышу –, а это не просто волна, у нее есть определенный объем — очень сложная задача. Если посмотреть на крыши большинства сооружений, можно заметить, что сверху всегда что-то торчит — какие-то необходимые элементы инженерных коммуникаций, например вентиляция. А на крыше Дворца гимнастики ничего лишнего нет: все выпуски сделаны через фасад, замаскированы в фасадных элементах.

В «Зарядье» еще интереснее: там нет ни крыши, ни фасада. При этом в парке очень развитая подземная часть: 80 тыс. кв. м, гигантское сооружение, полностью расположенное под землей. Там решение намного сложнее: техническая северная галерея закрыта сверху решеткой, замаскированной под ландшафт, и через нее выходят все необходимые коммуникации. «Зарядье» инженерно очень сложная конструкция, она сложно придумана и сложно сделана.

На месте «Зарядья» должна была стоять последняя, восьмая сталинская высотка — 32-этажное административное здание высотой 275 м. Хорошо, что не построили: там ей не место. Изначальная идея московских высоток — строительство на пересечении больших магистралей и Садового кольца. Уже в нынешние времена были попытки возводить здания-реплики, например «Триумф-Палас» недалеко от метро «Аэропорт». Мне кажется, этот проект оказался неудачным, да и расположен новый небоскреб не слишком удобно.

Единственная высотка, проект которой разработали при мне как главном архитекторе, сейчас строится на пересечении Ленинградского проспекта и Беговой улицы. На этом месте действительно когда-то планировалось строительство многоэтажного здания. Но нынешний вариант придуман заново, это не повторение прежних идей, хотя стилистика сталинских высоток здесь выдержана. Мне показалось, что замкнуть перспективу Тверской улицы и Ленинградского проспекта такой очень московской высотной доминантой а-ля гостиница «Ленинградская» будет вполне уместно: мы действуем в том же дизайн-коде, в котором строились аналогичные здания. Однако если говорить в целом, то я не сторонник возведения исторических реплик. Поэтому проект сталинских высоток закрыт, и его продолжения не планируется. Москва обязательно будет расти ввысь, но это будут новые,  современные решения.