Три эпохи интернета: как корпорации превращаются в сторожей интернета
Интернет, каким мы его знаем, прошёл три стадии развития.
Первая эпоха интернета: первобытный бульон, в котором зарождались сервисы и идеи, отбирались люди и формировались команды. Интернет на этой стадии был ещё далеко немассовым. Эта стадия приходится примерно на 1995–2005.
Вторая эпоха интернета: захват масс. Примерно 2006–2015. Продукты, прошедшие первичный отбор, начали втягивать в интернет рядовых и корпоративных пользователей, предложив настолько крутые решения актуальных проблем, что интернет превратился в предложение, от которого нельзя отказаться. Это был пик интернета как либертарианского идеала: люди пользовались ему благодаря тому, какую ценность он создавал, а не по принуждению. Стартапы, возникшие в первую эпоху, превращаются в корпорации.
Третья эпоха интернета (2016–…): закрепощение масс. Корпорации выросли до пределов доступного им рынка: всё более-менее экономически активное население большинства развитых стран оказалось охваченным, пространства для экстенсивного роста не осталось, и теперь экономическая конкуренция превратилась из бесконечной экспансии и поисков новых идей, рынков, миров, в борьбу за передел и контроль над оформившимся во Вторую эпоху интернета рынков.
Третья эпоха интернета совпала с приходом в интернет государства. Когда интернет стал настолько большим, что его больше нельзя было игнорировать — его перестали игнорировать. «Не можешь победить — возглавь». Поворотным моментом для России стал «закон Яровой» в 2016 году, обязывающий компании, работающие на территории России и/или с российскими пользователями хранить все пользовательские данные на территории России и обеспечивать доступ к ним для правоохранительных органов.
Однако деволюция Интернета в его первой, анархо-утопической форме, началась раньше. Закон Яровой стал лишь первым явным и беззастенчивым примером государственного регулирования интернета. До этого интернет пытались регулировать менее навязчивыми, но тоже эффективными методами: скупая все крупные сервисы и медиа, концентрируя их в руках ограниченного круга олигархов и монополий. Некоторые примеры таких продаж больше походили на рейдерский захват, в результате которых бывшим собственникам приходилось бежать за границу — как произошло, например, с Павлом Дуровым после продажи «Вконтакте».
Любые изменения, ограничивающие свободу пользователя — в первую очередь, ту самую анонимность, являвшуюся основой интернета в первой, анархической стадии своего существования — оправдывались аргументом, который в неолиберальной (капиталистической) парадигме нечем крыть: заботой о прибыли компании. Бесспорно, быть в ладах с властями прибыльнее, чем не быть. А поскольку другого критерия оценки «хорошо/плохо» капиталистическая модель не предлагает, то дружить с властями (защищать прибыли) автоматически становится хорошо. Все остальные мотивы энтузиастов интернета первой волны — анонимность, автономность, самостоятельность, независимость, неподотчётность — лежат за пределами этой одномерной шкалы, где хорошо-плохо полностью взаимозаменяемо на прибыльно-убыточно.
Интересы пользователей на этом этапе вошли в противоречие не только с политическими интересами в стране, но и с другими, совершенно аполитичными интересами корпораций, продиктованных всё теми же соображениями прибыли: например, защитой прав интеллектуальной собственности. С точки зрения индивида, иметь возможность прочитать в любой момент книгу, посмотреть в любой момент фильм, поиграть в любой момент в игру, воспользоваться в любой момент программой — благо. Наличие такой возможности — свобода.
С точки зрения общества, наличие таких свобод — преимущество, потому что хорошие писатели рождаются из читателей, хорошие разработчики — из прошаренных пользователей, хорошие кинематографисты — из увлечённых зрителей, и так далее. Чем шире у людей доступ к существующим на данный момент продуктам технологического и культурного прогресса — тем больше у них возможностей внести свой вклад. И неважно, если изначальный импульс каждого человека — чисто потребительский, получить удовольствие от какого-то продукта. Человек узнаёт свои интересы, только пробуя. А затем, найдя свой интерес — начинает в них уже проактивно прокачиваться, превращаясь из потребителя в созидателя. Так что ничего страшного в удовлетворении самых потребительских импульсов человека, когда речь идёт о культуре и технологиях, нет. Это — основа прогресса.
Однако такая утопическая картинка уничтожает бизнес тех, кто на доступе к плодам прогресса культуры и технологий зарабатывает. Копирайт — налог на врождённое человеческое стремление к разумному, доброму, вечному.
Тут надо сразу оговориться, что аргумент «если фильмы будут бесплатными, то фильмы будет не на что снимать», опять же, работает только в строго ограниченной парадигме экономики коммерческих отношений. Пусть это и не прямая аналогия, но по сути это аргумент, подобный тому, что «если книги будут бесплатными, то книги не на что будет издавать»: вы когда-нибудь были в библиотеке?
Так или иначе, правообладатели пришли за интернет-свободой одновременно с политическими силами. И интернет-свободу вновь оказалось некому защищать, потому что для тех же корпораций, из которых состоит тело интернета, защита прав на интеллектуальную собственность вновь оказалась по шкале «убыточно-прибыльно» на хорошей, прибыльной стороне. Можно сказать, что либертарианский идеал интернета оказался убит капитализмом. Интересные новости для тех, кто думал, что либертарианские идеалы и капитализм — взаимозаменяемые понятия.
Ретроспективно, «Вконтакте», в истории которого как в капле отразилась вся эволюция Рунета с момента превращения в массовой до момента превращения в подконтрольный, в течение пары лет одновременно и лишился политической свободы, превратившись в поисковый сервис для правоохранительных органов, которым надо срочно закрыть «палок» дел по экстремизму, и отобрал пиратскую свободу у аполитичного пользовательского большинства.
Современный Рунет, почти полностью прозрачный для надзорных органов с помощью логинов по привязанным к паспортам мобильных телефонов и дружелюбных к государственным запросам корпораций, превратился в свою полную противоположность Рунету 15-летней давности.
С одной стороны, он стал безопаснее. Деньги и информацию в нём лишиться не так легко, как раньше. С другой — эта безопасность во многом обеспечивается тем, что деньги и информация в современном цифровом обществе уже, по сути, пользователю и не принадлежит. Они принадлежат государству и корпорациям, которые их сняли с рядового пользователя бремя их защиты — потому что они им нужны.
Но ошибкой будет считать, что эти процессы происходят только в Рунете.
Многие интернет-энтузиасты до сих пор несколько наивно поглядывают на «буржнет» сквозь розовые очки, приписывая все проблемы и трудности Рунета только лишь особенностям национальной политической системы.
Это не так сразу по трём пунктам.
Во-первых, как уже говорилось выше, вторым фронтом закрепощения интернета, взявшим с наступлением со стороны государства интернет-свободы в «клещи» стали интересы правообладателей — чисто коммерческие интересы. Они не то, что не являются спецификой Рунета — они вообще в Рунет были импортированы, буквально навязаны западными корпорациями.
Во-вторых, на Западе тоже есть политика, политики и политические интересы.
В-третьих, корпорации, движимые единственным мотивом — profit motive, стремлением к максимизации прибыли — не могут ограничивать себя какими-то одними рынками, когда есть ещё другие им потенциально доступные и неосвоенные. А на этих других рынках — китайском, российском, индийском, бразильском, европейском — опять свои особенности и свои правила. С которыми, в интересах корпораций — считаться, потому что считаясь с ними они могут что? Правильно, получать с них прибыль тоже. А не стремиться к прибыли они не могут, потому что получение прибыли в прямом смысле — единственная функция коммерческой организации.
«Закрепощение» западного интернета не так уж и сильно отстаёт от Рунета. Символический переворот в ценностях, который в России пришёлся примерно на 2012 год, в глобальном интернете можно условно отметить в 2018 году — когда Google убрал из корпоративных документов девиз «Don’t be evil» — романтический артефакт Первой эпохи интернета.
Мир интернета, когда единый, распался на корпоративные континенты и острова, разделённые такими расстояниями, что новодельному стартапу, желающему придти на их место, их не переплыть — утонет. Новым поисковым сервисам приходится конкурировать с «Гуглом», а новым хостингам — с «Амазоном».
«Шаг» отставания примерно в 6 лет продолжает действовать и сейчас: 2022 год будущие историки интернета наверняка назовут одним из ключевых лет, когда американское государство в разных формах пришло за своим «бигтеком» по-настоящему.
Процесс этот начался после 2016 года — года президентских выборов в США, оставиших у томашнего политкума много вопросов к роли конкретно Facebook* в их результатах. Постепенно в последующие годы CEO крупнейших IT-корпораций планеты стали ходить в Конгресс США как на работу. Отчасти тревоги американских политиков были продиктованы заботой о правах своих избирателей, слишком рьяно, непрозрачно и неподконтрольно монетизируемых корпорациями.
Но, с другой стороны, с правами человека в США тоже не всё так безоблачно, как может показаться, если судить о них только по фильмам Marvel.
Последним к данному моменту громким звоночком в движении западного «бигтека» по российскому пути стали события, развернувшиеся в США в связи с отменой федеральной защиты права на аборты. Речь идёт об отмене нынешним Верховным судом США предыдущего решения Верховного суда от 1973 по делу Roe v. Wade, гарантирующего федеральную защиту права на аборты. С июня 2022 каждый американский штат может индивидуально регулировать аборты вплоть до полного запрета. Для многих из них это было долгожданным решением: «триггерные» законы, автоматические запреты или радикальные ограничения абортов с уголовной ответственностью за нарушение ожидали пересмотра Roe в 13 штатах.
При чём тут IT? Да как и везде в современном мире: при всём. Уголовная ответственность означает расследования, а расследования означают: запросы мобильного биллинга, контроль перемещений (например, выезда в штат с легализованными абортами) и даже данных приложений, отслеживающих месячные. Практически сразу наделала шума новость о том, что второй по популярности в США трекер месячных готов выдавать данные своих пользователей по первому запросу силовиков — даже без решения суда.
Разумеется, это стало пиар-кошмаром для этой компании, и многие другие сервисы-конкуренты, решили воспользоваться этой возможностью, заявив об отказе централизованного хранения данных пользователей — чтобы у них в принципе нечего было запросить и изъять. И всё же из этого единичного случая получился неплохой тизер грядущей корпоративной антиутопии.
К сожалению, США идут по пути России — от интернета свободы и безграничных возможностей к интернету порядка и контроля, в котором всё чистенько, убрано, безопасно —, но пользователи не имеют никакого прямого влияния на то, как именно это работает, кто устанавливает правила, распорядок дня и куда заходить можно, а куда ходить нельзя.
И корпорации, с их простым, незамысловатым и таким мощным двигателем, как profit motive — переживают второе перерождение за историю интернета: превратившись во Второй эпохе интернета из строителей этого дома в его содержателей, в Третью эпоху они превращаются в его охранников. А защищать им тех, кто внутри, от угроза внешнего мира, или же, наоборот, держать жителей этого дома взаперти и под круглосуточным надзором как в тюрьме — им без разницы.
AdminVPS: аренда виртуального сервера VPS/VDS в России. Два месяца по цене одного по промокоду HABRNEW
