Считаю рассмотрение необязательным
Менделеев, как принято считать, увидел периодическую таблицу во сне. Кекуле там же увидел формулу бензола.
Множество идей — для программ, для книг — приходят из самых неожиданных источников. Иной раз из переосмысления фразы, которую доводится слышать по сто раз на дню.
Фразу «да жалуйтесь хоть господу богу!» можно практически в любой момент рабочего дня услышать от одного из сотрудников ближайшего к автору ЖЭУ. Собственно, зарисовка ниже так и родилась.
Приятной вам пятницы!
— Я буду жаловаться вашему начальству! — посулил инженер Агафонов не слишком уверенным голосом. Советского ещё выпуска тётка по ту сторону стойки диспетчера ЖЭУ равнодушно кивнула.
— Да хоть господу богу, — пояснила она на словах, и беззлобно махнула рукой, отправляя посетителя вон.
Домой Агафонов шёл в кипящем расположении духа, которое к концу дороги успело остыть и выпасть в осадок. Отчего-то одно крутилось в голове: дожил до старости, чтобы такое выслушивать! И ещё подумалось: биография в последнее время всё больше похожа на эпитафию: родился, учился, женился, состарился, преставился. Вроде и жизнь была интересной, отчего ж ничего приятного в такой момент не вспомнилось?
— Вот господу богу и напишем, — Агафонов атеистически усмехнулся, и взял с полки чистый лист бумаги. Пальцы быстро вспомнили хватку, слова потекли из-под шарика авторучки уверенно и споро. «Считаю своим долгом сообщить Вам, что…» — и далее вся суть претензии: деньги платим, а в подъезде убирать никто не собирается, и всё такое. Всего такого раненая и обиженная душа излила немало, едва уместилось в лист. Подпись. Дата. А куда это отправлять? Что на конверте писать? В какой почтовый ящик бросить?
— Если существует, и так прочтёт, — Агафонов вновь усмехнулся, и обнаружил, что праведный гнев сам собой расточился. Как и не было. А что, подумалось неожиданно, неплохая терапия. Ведь ясно, что жалобы тут не помогут, детское это. А надо идти к руководству ЖЭУ с бумагами и брать его за жабры, или чем оно сейчас дышит. Самому действовать.
В дверь звонко, правоохранительно постучали. Не предвиделось у инженера Агафонова конфликта с властями — пенсионер, да, вольнодумец — был, нраву сложного — не отнять, но с властями не ссорился. По мелочам, во всяком случае.
— Иду, — ворчливо отозвался Агафонов. Надел шлёпанцы и пошлёпал ко входу.
— Жалобу подавали? — бесстрастно осведомился, козырнув, служитель закона по ту сторону двери. Какой именно, и какого закона, инженер Агафонов не рассмотрел: поначалу струхнул, да и зрение не в лучшей форме. Одно успел отметить: не представился, и звания не назвал. Непорядок!
— Подавал, — признал Агафонов очевидное, и запоздало подумал: стой, о какой жалобе речь?
— Вот об этой, — служитель закона добыл из портфеля тот самый лист. Жалоба на имя господа бога. — Ваша?
— Моя, — и сердце инженера Агафонова провалилось в пятки на пару секунд. А когда всплыло на место, Агафонов обнаружил, что ему протягивают квитанцию. На ней ошарашенный взор разобрал только неразборчивый вердикт «Жалоба рассмотрена».
— П-п-простите, это как же — жалоба уже рассмотрена?
— Разумеется, — вежливо козырнул слуга закона. — Принята и рассмотрена по всем правилам.
— И-и-извините, и что сделано в ответ?!
— Ничего, — на Агафонова посмотрели с удивлением. — Нет оснований. Вас это удивляет?
И вновь вскипел благородный гнев ни за что обиженного пенсионера.
— Меня это возмущает, — инженер Агафонов отринул всю очевидную нелепость беседы. — Я требую, чтобы вы приняли меры!
— Вам придётся подать жалобу в вышестоящую инстанцию, — слуга закона вздохнул. — Хотя я бы не советовал.
— И подам, — пообещал Агафонов, накаляясь до белого каления. — На чьё имя писать?
— Зачем же писать? — удивился слуга закона. — Мы по-простому, без канители. Сами всё и расскажете. Прошу! — и отступил на шаг, поманив пенсионера к себе.
И инженер Агафонов, не понимая, почему, шагнул на лестничную площадку, машинально захлопнул за собой дверь. Запоздало осознал, что одет в самое затрапезное, и что ключа не взял.
* * *
— Где я? — сумел выговорить Агафонов, не сразу осознав, что они стоят вовсе не на лестничной площадке.
— В Учреждении, — охотно пояснил сопровождающий. — Порядок такой. Вы желаете, чтобы жалобе дали ход — директор лично займётся этим вопросом.
Тут Агафонов обрёл достаточно присутствия духа, чтобы остановиться. Сейчас только дошло, на чьё имя он писал жалобу. И что у этого кого-то есть, оказывается, вышестоящее начальство.
Вокруг, на первый взгляд, самое обычное учреждение. Ничего сверхъестественного. Оплот бюрократии. Коридоры, коридоры, двери. Кругом снуют сотрудники и сотрудницы, все в костюмах, и пахнет вполне канцелярски. Никто не удивлялся его, Агафонова, виду. Агафонов осмотрел себя и оторопел: сам облачён в строгий костюм, обут в безупречные туфли.
— Я взял на себя смелость, — пояснил сопровождающий. — С формой одежды у нас строго. Сейчас я вас провожу к директору, и вы лично выскажете все претензии.
Они отправились по коридору. Время от времени коридор пересекался другим, перпендикулярным — и всюду двери, двери. Зелёный казённый ковёр под ногами, плафоны над головой. Инженер Агафонов послушно брёл за слугой закона, и разум мало-помалу начал просыпался.
— Слушайте, ведь я же писал жалобу господу богу!
— Всё верно, — подтвердил сопровождающий.
— И… он её рассмотрел?!
— Видите ли, — слуга закона остановился, и дружелюбно улыбнулся. Что-то странное померещилось в его облике Агафонову. Но вроде всё, как положено — голова как у человека, сверху прикрыта фуражкой, руки и ноги, сапоги и костюм. Портфель в руке. Сапоги, начищенные до зеркального блеска. Агафонов спохватился: понял, что с ним говорят, вообще-то.
— Видите ли, — ещё дружелюбнее повторил сопровождающий. — У нас свои правила. Вначале жалоба отправляется на рассмотрение куратору вселенной, затем — инспектору, затем — главному инспектору, затем — заместителю директора, и только потом…
— А вы кто?
— Я куратор, — ободряюще улыбнулись инженеру Агафонову. — Можете считать это моим именем. Дабы избавить вас от ожидания, имею полномочия лично препроводить вас к директору.
Всё смешалось в голове Агафонова, и приходить в порядок упорно не желало.
— То есть… я, видите ли… в общем… Господи! — Агафонов практически залепетал, но сумел опомниться — устыдился. До такой степени, что отчасти обрёл самообладание.
— Да вы не беспокойтесь, — заверил Агафонова Куратор. — Директор примет вас без проволочек, и решит дело в вашу пользу.
— Это почему?
— Видите ли, ваш мир Он создал когда-то первым.
— Простите? — инженер Агафонов замер на очередном перекрёстке коридоров. — Мой?! То есть…
— Ну да, — удивился Куратор. — Вы не в курсе? Самой первой вселенной была ваша. Для меня большая честь следить в ней за порядком.
— И это вы называете порядком?! — инженер Агафонов вновь испытал острую гражданскую обиду. — То, что у нас там творится — это порядок?!
— Солнце работает исправно, глобальных катастроф не допускаю, пришельцы вас ещё лет триста не заметят. Ну да, всё в порядке. А что вас не устраивает?
Агафонов долго, энергично и пламенно перечислял, что лично его, пенсионера, честно отдавшего пятьдесят лет служению своей стране, не устраивает. Не устраивало практически всё.
— Позвольте, а я тут при чём? — удивился Куратор, не теряя при том дружелюбия.
— Как это при чём?! Вы же за порядком следите?
— Всё верно. Если вы не в курсе, людям дарована свобода воли. Не всем, между прочим, такое даруют. А вам вот даровали. Так почему не пользуетесь?
— Да что толку… — и Агафонов прикусил язык. Вокруг шли сотрудники, в обе стороны, и никто не обращал внимания на красноречие инженера Агафонова. Вежливо кивали, улыбались. — Но постойте! Это как же… это вы, что ли, рассматриваете все жалобы на имя господа бога?!
— Мы называем Его Директором. Можно говорить «Творец», — уточнил Куратор. — Так правильнее. Не забывайте, что это не имя, а должность.
— Да пожалуйста! И что, вы рассматриваете все такие жалобы?!
— Разумеется.
— Их ведь, наверное, тысячи!
— Ну что вы. В один земной день в среднем пять-шесть квадриллионов. Вы ведь не думаете, что люди — единственный разумный вид в вашей Вселенной?
— И всё это успеваете читать?! — поразился инженер Агафонов.
— Ну да. Это входит в мои обязанности, — Куратор наклонил голову.
— Но когда вы успеваете?
— А, пустяки. Видите ли, время здесь идёт совсем по-другому.
Агафонов попытался представить себе пять квадриллионов жалоб — не сразу вспомнил, сколько в этом числе нулей. Воображение отказалось представить подобное.
— И никогда не исполняете требований?
— Практически никогда.
— И какой вы после этого куратор?!
— Видите ли, — у Куратора явно ангельское терпение. — По нашим правилам, если я удовлетворяю чью-то жалобу, я обязан уведомить всех затронутых лиц, и точно так же удовлетворить и их жалобы. Пример: если кто-то желает навредить ближнему своему, то мне придётся выполнить и встречное требование, понимаете? Таковы правила. Когда люди узнают, то обычно не настаивают на исполнении своих требований. В вашем случае не было оснований вмешиваться.
— Господи! Куда я попал?! — инженер Агафонов схватился за голову. Его спутник заложил нижнюю пару рук за спину, и развёл верхней парой. Удивиться такой трансформации Агафонов не успел — все вокруг перестали выглядеть людьми. Были тут на вид и ангелы, какими их обычно рисуют, и черти, и кого только не было! Инженер Агафонов успел заметить витые рога на голове куратора и хвост с изящной кисточкой на конце, выпадающий из-под его камзола. Лицо осталось в основном человеческим, и на том спасибо.
— Директор не любит, когда его поминают всуе, — Куратор вздохнул. — Также он не любит риторических вопросов. Мы уже практически пришли. Что с вами?
Агафонов озирался, не потрудившись вернуть на место отвисшую челюсть. Когда его взгляд упал на портфель в правой нижней руке Куратора, что-то несуразное бросилось в глаза. Агафонов не сразу понял, что портфель прямоугольный — в форме параллелепипеда, то есть —, но в каждой вершине сходятся не три угла, а четыре. И каждый угол прямой. Агафонов поднял взгляд, и голова закружилась: сотрудники жутковатого вида шли не только взад-вперёд и влево-вправо, но и вниз-вверх. При этом они шли вертикально столь же естественно, сколь и горизонтально.
— Ничего страшного, — Куратор поймал его за локоть, не позволил упасть. — В этом корпусе четыре пространственных измерения. Бывает и больше. А где ещё хранить столько вселенных? Меня вы видите в подлинном, так сказать, облике. Да, вот что: едва вы вторично поминаете Директора всуе, как начинаете всё воспринимать в подлинном виде. Очень удобно, верно? Но упоминать его всуе в третий раз я бы не советовал. Ему придётся принять вас вне очереди.
Инженер Агафонов схватился за сердце, и померещилось, что сделал это сразу двумя правыми руками. И что-то сильно давило на голову — и проверить, что же там такое, на голове, оказалось страшно. Не решился.
— Ничего страшного, — повторил Куратор. — Два этажа вверх, один поворот направо, и мы уже в…
— Не надо, — Агафонов решительно отступил на шаг. — Вы знаете, я передумал. Не нужно на приём.
— Но почему?! — поразился Куратор. — Директор с большим удовольствием принимает посетителей из Первой Вселенной. Вы — на особом счету. Ручаюсь, ваше дело решат в считанные минуты!
— Нет, знаете, — Агафонов старался не смотреть ни на портфель, ни на куратора, ни на что. — Я сам справлюсь. Незачем отвлекать Директора такими пустяками.
— Тогда подпишите вот здесь, — куратор добыл жалобу из портфеля. — Вот тут. Да, под датой. В произвольной форме. Например, «считаю рассмотрение моей жалобы необязательным», и ещё раз подпись. Верно. Спасибо. Оставьте себе на память, — Куратор протягивал авторучку. — Исключительно приятно было с вами побеседовать!
* * *
Инженер Агафонов обнаружил, что стоит в своей прихожей, дверь перед ним закрыта, в левой руке — та самая жалоба, в правой — та самая авторучка. Красивая, собака, массивная, стильная. Из металла, поди. Квадратный в сечении колпачок. Небось больших денег стоит!
Агафонов прошествовал в кабинет, где и рухнул на стул. Долго смотрел на жалобу, завизированную неразборчивой подписью, явно кончающейся на »-наил». Посмотрел на авторучку, и вновь примерещилось, что четыре прямых угла сходятся в вершинах колпачка. Помотал головой, прогоняя наваждение.
Затем дошёл до ванной и посмотрел на себя в зеркало. Рогов, хвоста не наблюдается. На голове — ничего постороннего. Две руки, две ноги. Вроде обычный человек. Агафонов вернулся в кабинет, и долго смотрел на бумагу с жалобой.
— Я вам сейчас покажу гос… — он прикусил язык. Показалось, что подпись Куратора на бумаге засветилась. — Сейчас я вам устрою!
Агафонов решительной рукой снял телефонную трубку. Уже к вечеру в подъезде было вымыто, ввинчены новые лампочки, и заработал домофон.
А жалоба к вечеру куда-то делась. Авторучка осталась, правда, а жалоба вот делась. Хотя сам инженер Агафонов не рискнул бы положить её в мусорное ведро. Да и кто бы поверил, расскажи он чистую правду?
