О доверии
Волнует в последнее время эта тема, решил порассуждать. Буду признателен за комментарии и замечания.
1. Микроуровень
Большинство людей реально компетентны в 1–2 областях, по поводу всех остальных вынуждены полагаться на круг знакомых и мнения признанных (реальных или мнимых) специалистов и opinion-maker«ов (известных людей, формирующих своими публичными действиями или высказываниями общественное мнение). Иначе никак — ты не можешь проверять каждый факт и разбираться на профессиональном уровне во всех областях.
И вот тут начинается интересное. А кому верить? Похоже, что верят люди на самом базовом ИНСТИНКТИВНОМ уровне — тем, с кем разделяют систему ценностей, фундаментальные представления о жизни: в чём важно разбираться/что не заслуживает внимания, что круто/что не круто (эстетические предпочтения): кто-то с восторгом смотрит на чётких пацанчиков с бритым затылком, кого-то восхищает хорошо написанный текст.
Каждый день с утра до вечера мы посылаем в общество сигналы: манера двигаться, одеваться, формулировать и произносить фразы, выбор лексикона — всё это способы заявить, кто мы есть. И притягивать себе подобных. «Мне пофиг, что обо мне думают» — детский сад. И прекратите уже исправлять тех, кто говорит «звОнит». Всё они знают, не мешайте людям самоидентифицироваться.
Случилось мне как-то в юности выпивать в полугопницкой компании, там же случайно оказался мелкий уголовник (не просто гопник — с понятиями). В какой-то момент он набрал скорость и заявил: «Вот тебе [мне] и тебе я не доверяю. А вот ему — доверяю». Вотум доверия он выразил моему очень мутному однокласснику (RIP), которому я не доверял ни на каком этапе из 10 лет знакомства. Так трогательно было, что в малознакомой компании он мгновенно опознал своего!
Медийные личности, политики создают себе такой имидж, чтобы он аккуратно ложился в систему ценностей их целевой аудитории. Собственно, они себя и изображают, как правило, — играть особо не приходится, да и сложно: ну оденут тебя стилисты, а что делать с манерой говорить, формулировать мысли?
Так что ничего нет удивительного в том, что по вопросам здоровья слушают не врачей, а звезду инстаграма: «она же родная такая, мы же на одной волне. Только у неё миллион подписчиков и она где-то там высоко (когда-нибудь и я!), общается со звёздами. В общем, такая же, как я, только круче и информированнее, надо её слушать».
В мире опинион-мейкеров всё как в мире людей: они перекрёстно влияют на репутацию коллег в как бы случайно высказанных уважениях/неуважениях друг к другу, совместно появляясь на публичных мероприятиях, самим фактом участия в чьём-то мероприятии. И таким образом дробятся на группы с более-менее разделяемой системой ценностей или по принципу поддержки более крупной фигуры. С представителями противоположных лагерей стараются не засвечиваться. Если только на дебатах в контексте жёсткой конфронтации. Простой факт встречи Гребенщикова с Сурковым такой баттхёрт массовый спровоцировал — я аж не ожидал.
Думаю, что хорошо вправляет мозг ориентация в серьёзной профессии. Если ты толковый медик/преподаватель, то можешь судить о состоянии здравоохранения/образования, понимать, кто и что врёт по этому поводу, делать выводы о том лагере медийных личностей, к которому относится спикер, да и в целом об общественных и политических тенденциях.
Много лет наблюдаю одного парня. Он неглупый, до 12 лет ударником в школе был, учителя очень хвалили. В 90-е стал мелким бандитом, его система ценностей формировалась на базе аксиоматики в стиле: «гоп-стоп — норм, вынести квартиру — норм, бить женщин — ок. Знакомые авторитетные пацаны так делают и они меня уважают, я их тоже, конечно». Жизнь + слишком много мозгов (для гопника) внесли, со временем, кое-какие коррективы. Но представления о прекрасном сильно не поменялись. Настройки у него теперь сбиты конкретно: с одной стороны, он убедился в нецелесообразности бандитского стиля жизни и давно уже простой рабочий человек, с другой — бандитская эстетика его по-прежнему восхищает, он продолжает по инерции презирать «интеллигентиков», Ленина по этому поводу цитирует. Из известных людей доверяет всякой шпане.
Оно и логично: если ты мыслишь в категориях «служил/не служил (мужик/не мужик)/батяня-комбат», а потом ещё смотришь, кто в братанах у лидера «Любэ», — разумеется, уже на следующем шаге встаёт вопрос: «Если не Путин, то кто?». А если в тебе резонирует то, что »… голубь благодати встаёт на дыбы» в связи с тем, что потомки Ломоносова шагают «назад в Архангельск», — это уже совсем другая система координат.
Потреблять попсу — не так безобидно, как кажется. Даже не заметишь, как твою картину мира в итоге сформируют те, кто ДЕЛАЕТ попсу, т.е. политики и конъюнктурщики, паразитирующие на системе ценностей курильщика. Думаю, что система ценностей здорового человека даёт больше шансов получить реальную картину мира: он инстинктивно (ну и не только) доверяет тем, кто достоин доверия и выбирает правильных опинион-мейкеров. Если, конечно, есть желание разбираться.
Раньше думал: как можно доверять этим политикам и телеведущим (я не про всех) — у них же на морде всё написано! Через пару лет после того, как организовал свой проект и начал сталкиваться с большим количеством людей, начал пошучивать, что «потерял веру в человечество». Оказалось (правда не знал!), что врать для достижения корыстных целей — многим норм. Себе они, конечно, придумают какое-нибудь оправдание, но поздно — запущен неконтролируемый процесс деформации системы ценностей, скоро им станет комфортно в компании других придумавших себе оправдание и начнут доверять тем, кому не надо бы. И не доверять тем, кому надо.
Я вот, например, доверяю политологу Екатерине Шульман. Опять же наполовину по косвенным причинам: в её манере говорить чувствуется неразвращённый попсовыми ценностями человек, не привыкший врать; в простой и непосредственной манере формулировать — глубокий исследователь, предлагающий выстроенную логику и самоидентификацию: «вот я уважаю того-то и того-то», об остальных — без оскорблений, но её лёгкой иронии более, чем достаточно, чтобы размазать чью-то репутацию в глазах её немногочисленной аудитории. Немногочисленной, наверно, потому, что в ней есть крайне редкая настоящая интеллигентность — не многие приёмники ловят такие частоты.
2. Макроуровень
Когда жил в Англии в 2008-м, обратил внимание на то, как люди ведут себя по отношению друг к другу (впоследствии отметил примерно то же самое в США). На улице, в метро люди смотрят, не мешают ли они кому-то пройти. Если видят, что мешают — отойдут с дороги, ещё и sorry скажут. Не шарахаются от желающих с ними поговорить незнакомцев, как правило, готовы потратить время и помочь советом. Ещё и переспросят: «Вы поняли?» (Сейчас, по слухам, ситуация меняется — иммигранты).
В московском метро периодически наблюдаю ситуацию: две необъятных размеров тётеньки с сумками идут (технически) так, что полностью блокируют широкий проход. Впереди них — пустота, позади — человеческая пробка. Им плевать на то, что они задерживают кучу людей. Так продолжается до тех пор, пока кто-нибудь, кто ОЧЕНЬ торопится, не протиснется между ними, улучив момент, и за ним уже хлынут остальные.
Крупные поступки люди совершаются по разным причинам, а вот по-настоящему, имхо, люди проявляются в мелочах — в наплевательском отношении к окружающим, бросании окурков посреди чистой улицы, притом что урна совсем рядом и т.п.
Екатерина Шульман утверждает, что профессиональные замеры показывают крайне низкий уровень доверия в российском обществе в сравнении с западным. Между людьми, да и вообще к любой информации. Это вполне подтверждается моим личным опытом. Как-то я провёл пару месяцев в США, а для достижения поставленных целей нужно было ещё как минимум четыре, виза позволяла, но не хватало денег.
Зная, что в американских домах часто есть как минимум одна свободная комната «для гостей», я обратился с проблемой к случайному знакомому 58 лет, с которым несколько раз общался на пляже: «Том, может, знаешь какую-нибудь пожилую пару, которой помощь по дому нужна? Денег мне не надо, только жильё». Том, не моргнув глазом: «Въезжай ко мне, по бизнесу мне поможешь». Я аж оторопел: Tom, no offence, you are not gay? «Да ты что, нет, я с женой живу, у меня дети!».
Въехал. Оказалось, что Том — настоящий американский миллионер. Помогал ему 4 часа в день, жил фактически на положении сына, он ещё деньги мне периодически подбрасывал. Вот скажите, какой русский долларовый миллионер примет к себе в дом малознакомого парня, плохо говорящего на языке страны? Для США это ок.
В английском есть такое понятие — the community. Читая британские и американские газеты, я долго не мог вкурить, что это значит. Ну т.е. я понимал, что «сообщество», но по какому принципу сообщество — территориальному, профессиональному, национальному? Почему the?
Дошло только в США. Эти вот американские ярмарки, которые часто показывают в фильмах — они реально часто там проходят. Их смысл (не знаю, насколько это осознают сами американцы) не столько в том, чтобы что-то купить, сколько в том, чтобы встретиться и пообщаться с соседями, узнать, как у кого дела. Т.е. в поддержании прочных социальных связей. Сын Тома как-то высказался: «Мы знаем друг друга на много миль вокруг, у нас выделены формальные и неформальные лидеры, в каждом доме есть оружие. Случись что, в течение двух часов мы — армия с выстроенной системой командования».
The community — это, грубо говоря, сообщество людей, живущих в определённом радиусе, позволяющем поддерживать тесные социальные связи. Люди именно мыслят себя, как сообщество, — это позволяет сообща оперативно решать проблемы и влиять на решения местной (а порой и федеральной!) власти, распределение бюджета. Личная территория осознаётся как простирающаяся далеко за пределы частного жилья.
Русские в основном мыслят свою личную территорию, как ограниченную пределами квартиры. Всё, что вне — «не моё», там хоть трава не расти. (Тенденция, слава богу, начала переламываться: всё больше людей по собственной инициативе занимаются благоустройством подъездов и газонов рядом с подъездом, организуются чаты жильцов конкретного дома).
Не верю, что до революции российское общество было так же разобщено, как сейчас. Я обвиняю Иосифа Виссарионовича, продемонстрировавшего мировой общественности невероятный по масштабам и продолжительности стокгольмский синдром ещё до того, как он был изобретён. Думаю, что именно тотальные репрессии, в которых невозможно было проследить никакой системы или логики, в сочетании с заведомо абсурдными судебными процессами вселили в население страны невероятный ужас и запустили установки «каждый за себя» и «поимей ближнего своего, либо ближний поимеет тебя и возрадуется». Вот и пытаемся поиметь друга друга до сих пор на всех уровнях. А если вдуматься-то — в дураках в итоге остаются все, даже те, кто поимел. Это печально.
_____________________________
P.S. На тему доверия решил порассуждать потому, что постоянно имею дело с этой проблемой.
С детства выбешивало то, что люди, не стесняясь, судят о многих вещах без всякого на то права. Вот никто не лезет в разговоры о квантовой физике или хирургии: он и рад бы комментарий вставить, да вот беда — не понимает даже О ЧЁМ говорят профессионалы…
В общественном сознании существует миф: мол, для того, чтобы судить о литературе или преподавании не требуется многолетняя подготовка (или даже вовсе НИКАКАЯ не требуется). Из-за этого мифа у меня со студентами периодически бывают стычки: некоторые ставят под сомнение отдельные мои преподавательские приёмы или рекомендации, и в их сознании получается, что это моё частное мнение — против их. И не объяснишь ведь в двух словах, что они, мягко говоря, недостаточно компетентны для того, чтобы иметь на этот счёт хоть какое-то мнение.
Я даже знаю, откуда этот миф взялся: в преподавание, как правило, идут люди, ни малейшего понятия о нём не имеющие, а (в лучшем случае) просто знающие сам предмет — физику, английский.
На инязе у нас была «Теория и методика преподавания иностранных языков», и это было позорище, а не курс. Ни внятной информации, ни навыков преподавания, даже теоретических.
Особенно тяжело общаться на эту тему с переводчиками: с одной стороны, эти люди отлично знают английский, и их мнение о преподавании оного вроде бы имеет право на существование, с другой — это мнение, как правило, плохо пересекается с реальностью.
Переводчиками становятся люди с высоким уровнем способностей к языкам. Для обучения таких людей не требуется никакого преподавательского искусства и специальных приёмов. Они воспримут любой способ преподавания. Что-то сами додумают. Некоторые из них вообще самостоятельно выучивают язык (95% людей на такой подвиг способны только в среде, но язык встанет криво). У меня много знакомых переводчиков, очень смешные у них мнения по поводу преподавания.
Преподавателю — как хирургу: или веришь, или нет.
