Никита Иванов (GridGain): «Мы делаем космические корабли»
Компания GridGain Systems, разработчик программных решений на базе Apache Ignite, предоставила клиентам доступ к решениям GridGain In-Memory Data Fabric на облачной платформе Microsoft Azure. Это позволит компаниям-поставщикам финансовых услуг использовать возможности интегрированных облачных служб Microsoft для быстрого развертывания продуктов GridGain и перенести вычисления в оперативную память компьютера.
По оценке аналитиков из IDC, к 2019 году рынок данных вырастет на 50% до $187 миллиардов. Отдельную ценность имеют вычисления в режиме реального времени.
GridGain — один из лидеров в этом сегменте. Будучи небольшим стартапом, компании удалось обойти крупных конкурентов и заключить контракты по всему миру. Причина успеха компании — технологическое ноу-хау? Или, может быть, просто везение?
О нелегкой судьбе наукоемкого ИТ-стартапа, о конкуренции на рынке данных и его перспективах мы поговорили с основателем и генеральным директором компании Никитой Ивановым.
Традиционный вопрос. Как вы пришли к созданию компании, как появилась идея?
GirdGain занимается разработкой программного обеспечения в сфере in-memory computing. Мы позволяем хранить и обрабатывать данные в памяти компьютера. Это гораздо быстрее, чем на диске. Мы позволяем делать это в распределенном режиме, на более чем 2 000 НОДах.
Начну издалека. Я начал работать с in-memory computing лет 17 назад. Тогда была совершенно другая экономика, другие темпы развития. В 2000 году я начал работать техническим директором одной японской компании. Там я начал создавать прообраз того, что сегодня называется GridGain. В этой компании я познакомился со своим партнером, сооснователем GridGain, Димой Сетракяном.
В 2005 году мы решили создать свою компанию. История GridGain начинается в 2005 году. И первая строчка кода была написана мною в этом же году.
В 2010 году мы организовали компанию, подняли первые инвестиции здесь, в США. С этого времени вокруг проекта образовалась коммерческая компания.
Ваша компания базируется в США. Часть сотрудников работает в России. Почему так?
Во-первых, я учился на Матмехе в Питере. На последних курсах я уже работал в Германии, в Daimler-Benz. Потом я сдал диплом и через две недели уже был в Америке. Компания является чисто американской, стандартный американский стартап, с местными деньгами, менеджментом и всем остальным. Мы находимся в Кремниевой долине.
Что касается Питера, здесь у нас инженерная команда находится. На это есть совершенно ясные причины. Программирование — та область, в которой ничего не нужно, кроме головы, книжки и компьютера. Светлые головы есть и в США, и в России… Но светлая голова в Питере стоит дешевле, чем здесь. Мы можем достаточно удобно так удаленно работать с Питером, потому что и я, и мой кофаундер, и основной технический менеджмент русскоговорящие. Нам проще работать с Россией, чем с Китаем, Восточной Европой и др.
Ваши коллеги (основатели других компаний), которые тоже одновременно работали в США и в России, говорили, что им нравится нанимать сотрудников, которые в прошлом участвовали в олимпиадах по программированию. Вы как относитесь к этому, учитывая, что в Петербурге одна из самых сильных команд?
Ну сколько таких ребят? Мы не хотим конкурировать с «Яндексом» и другими гигантами, которые их принимают за любые деньги. Я сам из 121 школы в Питере. Специфика того, что мы делаем, очень интересная. То, что мы делаем, в России не умеет никто. Людей, которые имеют нужный нам опыт, даже в Долине нет. Поэтому искать кого-то в России прицельно бесполезно. Все, кто обладает нужными нам знаниями, уже работают в нашей компании.
Мы просто берем толковых специалистов и стараемся быстро (в течение 8–12 месяцев) научить их тому, что мы делаем. Нам проще брать людей, которые подходят нам психологически, по интересам, и быстро их развивать. Это мой достаточно жесткий принцип. Естественно, есть какие-то базовые знания, которые требуются для работы с нашим продуктом: мы разрабатываем на Java, разрабатываем на Scala. Базовые навыки необходимы. Часто люди приходят с достаточно серьезным опытом за плечами.
Я терпеть не могу примадонн в технической команде. Вот в менеджменте дело может обстоять немного по-другому.
Почему вы не стали дальше работать программистом по найму, а организовали свою компанию?
Есть разные типы людей. Живя в Калифорнии, ты можешь иметь гораздо более спокойную и обеспеченную жизнь, просто на кого-то работая. Работы здесь огромное количество. Если голова есть, платят очень хорошо.
Мне достаточно скучно работать на кого-то. У меня много своих идей. Идей гораздо больше, чем времени. Я практически всегда работаю над несколькими проектами. GridGain самый удачный из них на данный момент.
Трудно сказать, почему я это сделал. Есть какие-то идеи, хочешь делать что-то свое — начинаешь это делать.
Вы сказали, что мало готовых специалистов для работы в GridGain. Поэтому, наверное, мало и конкурентов, особенно стартапов, конкурирующих с вами?
Отчасти да. Это не какая-то социальная сеть или игрушка на телефоне. То, что мы делаем, вещь достаточно наукоемкая. Нам понадобилось 10 лет, чтобы поднять наш проект на ноги. Вдумайся, 10 лет твоей жизни! Не только как бизнес, но и как технологию.
У нас действительно очень мало конкурентов, это имеет свои плюсы. Но с другой стороны, это очень плохо для бизнеса. Бизнес терпеть не может сложных, тяжелых, наукоемких решений. Это не академия, где всю жизнь можно сидеть и решать уравнения. В бизнесе нужно делать все достаточно быстро.
Мы делаем «космические корабли», которые нужно очень немногим. В бизнесе почти все строится на удаче. Нам повезло. В 2005 году этот рынок был микроскопический: это нужно было Wall Street, это нужно было Лондону и определенным проектам в обороне. Больше, пожалуй, никому.
Но за последние 3–4 года ситуация изменилась кардинально. Практически в каждом телефоне появились 64-битные процессоры. Стоимость памяти, где GridGain позволяет хранить данные, здорово упала. Теперь можно зайти на Amazon и купить компьютер с терабайтом памяти. Появились мощные системы у таких производителей, как Fujitsu или Hewlett Packard, с 64 ТБ памяти на одном компьютере. То есть появился целый спектр различных in-memory hardware, а цена за мегабайт памяти упала в разы.
Интерес к данным технологиям возрос очень. Все поняли, что хранить данные можно в памяти, это становится экономически доступно, есть и необходимый для этого софт. Мы попали в эту волну. Удачно попали. Наш рынок растет, мы растем вместе с ним.
Научная составляющая технологии несет в себе и определенные трудности для нашего бизнеса. Мы не можем отражать стоимость разработки в ценообразовании конечного продукта.
Людей в команду найти не просто, но мы двигаемся. Это не тот проект, где нужна огромная поддержка. Сейчас нас примерно 60 человек. Мы все еще стартап.
Какие компании были вашими конкурентами вначале и кто является ими сейчас?
Количество конкурентов со временем уменьшилось как ни странно. Кто-то не дожил, кого-то купили, кто-то вообще непонятно где находится. Когда мы начинали, с нами конкурировали Oracle Coherence, Gigaspace. Позже появилась Terracotta, но потом ее купили, и она умерла.
Сейчас Coherence мы очень часто заменяем везде. Из новых компаний Hazelcast является нашим конкурентом, ну и SAP HANA. Сами цифры очень маленькие: у нас нет и десятка конкурентов.
Если спросить Gartner, они скажут, что для разработки подобного софта требуется 5–7 лет. Это просто, чтобы выпустить продукт. А ведь еще нужно время на развитие бизнеса. Поэтому вряд ли у нас ни с того ни с сего появится много новых конкурентов. Такого не будет.
Как инвесторы реагируют на ваш бизнес? Наверняка, они ждали какого-то результата, а специфика проекта предполагает медленный темп разработки.
Инвесторы у нас очень разные — фонд Леонида Богуславского, Almaz Capital, Сбербанк. Скоро надеемся получить еще китайские и американские инвестиции. Но сами мы не старались их найти.
Когда мы привлекли первые деньги, наш софт в мире запускался каждые 10 секунд. Несмотря на его сложность и узкую направленность, уже тогда мы добились вполне внушительного масштаба.
В тот период, кстати, я просто «жил» в самолете. Я объехал весь мир, посещал всевозможные конференции, я всем рассказывал про возможности технологии и показывал наш продукт.
Первых привлеченных (seed) денег обычно хватает только для того, чтобы «выйти из гаража», снять офис. Сначала все мы работали буквально из своих спален.
Всегда привожу в пример, как мы продали нашу систему компании Apple лет 7 назад. Я помню, что вел телефонный разговор с директором проектов в Apple, находясь в спальне с ноутбуком на коленях. У нас не было офиса. Семья была в одной комнате, а в другой я вел с ним переговоры. Так все работали. Анекдотично выглядело все это поначалу.
Ну, а потом все стало развиваться. Немало было проблем. Мы сделали огромное количество ошибок поначалу. Собственно, как и все. Я убежден, что ошибки — это нормально. Главное не допустить ошибок, которые могут просто убить компанию. Нам повезло. Мы были близки к этому, но все же смогли не сделать их. Затем мы подняли второй, третий раунд, нашли правильный менеджмент.
На каждом этапе бизнеса инвесторов интересует разное. На первом этапе их интересует технология и благоприятные условия на рынке. Затем, конечно, бизнес-результаты.
Сравнительно недавно договор о сотрудничестве с вами заключил Сбербанк. Вы будете продолжать с ними работать в этом направлении?
Нам теперь трудно не работать с ними: Сбербанк стал нашим инвестором. Сбербанк — уникальный пример. Хотя с Barclays у нас очень похожий use case: глобальный переход на GridGain. Сбербанк также полностью переводит ИТ-инфраструктуру на GridGain. Задача астрономическая, на мой взгляд. Но это не наше дело. Наша задача — поставлять им софт, делать те фичи, которые они просят, за которые они платят.
У Сбербанка очень амбициозный план, а я работал со многими банками в мире. Пообщавшись лично с Грефом и его топ-менеджментом, мы сделали вывод, что, как это ни парадоксально звучит, Сбербанк — очень продвинутый банк в технологическом плане. По крайней мере, с точки зрения их идей и планов. Да, далеко не все из них пока реализованы. Но более современного и продвинутого банка я не встречал, что просто удивительно для России.
У вас есть Тинькофф, который считается более технологичным, но он намного меньше, а по сравнению со Сбербанком это микроскопический банк, и в нем легче делать все что угодно.
Да, конечно, мы будем вплотную работать со Сбербанком и дальше. Мы не просто продали свой софт и получили деньги.
В случае со Сбербанком нужно отдать должное Грефу, потому что он человек неординарный в этом смысле. Сбербанк — это тот редкий случай, когда мы разговариваем с людьми про наши технологии, и нас прекрасно понимают. Обычно в России этого никогда не случалось. Почему раньше у нас не было продаж в этой стране? Здесь это никому не нужно было. Сбербанк — первая компания, которая не только поняла, что это нужно, но еще и сама умудрилась нас найти. Мы прошли огромный конкурс.
Я не буду спрашивать, почему вы победили. Спрошу по-другому: почему сейчас вы все чаще заменяете конкурирующие продукты? Какие у вашей технологии преимущества? Или дело в маркетинге?
Нет, дело не в маркетинге. Мы закрыли крупную сделку со Сбербанком по телефону и email. У нас не было ни одного человека в Москве. Я с Грефом первый раз встретился, когда мы уже подписывали договор о сотрудничестве.
Года 3–4 назад они с нами связались. Опять по телефону. Они сказали, что изучают рынок in-memory computing и хотели бы присмотреться к нам тоже. Мы дали принципиальное согласие и забыли про все это. У нас в России тогда никого не было, мы с ней не работали, нам она была не интересна.
Но они стали общаться с нами дальше. Через полтора года Сбербанк купил у нас лицензию на небольшой проект. Тогда мы стали с ними более активно работать, интересоваться, что у них там происходило. Но, несмотря на это, у нас по-прежнему не было никакого фокуса на России.
Года полтора назад с нами вновь связались представители Сбербанка, которые рассказали, что планируется тендер. Таким образом они собирались найти софт для их новых проектов. Тогда речь зашла уже о глобальном переходе на in-memory computing.
Мы согласились участвовать в этом тендере. Компаний участвовало много, включая гигантские корпорации. Была проделана огромная документальная работа.
Мне казалось, шансов у нас практически ноль, потому что в Москве у нас вообще никого не было. Мы могли оформить все бумажки, отправить им туда. Зная, как ведется в России бизнес (особенно на таком уровне), мы ни на что не надеялись. Но не поленились, все сделали и отослали.
Потом было самое интересное: в течение трех месяцев мы узнали, что вошли в тройку финалистов. Началась очень тесная работа со Сбербанком. Выяснилось, что те результаты работы продуктов GridGain, которые мы предоставили, были в разы быстрее, чем у конкурентов. Нас попросили приехать в Москву.
Мы показали им то, что сделали. На одном из тестов на 10 блейдах (стандартные Intel blades), общая емкость которых была 1 ТБ памяти, мы достигли миллиарда финансовых транзакций в секунду. Все это «железо» стоит порядка $20 тысяч сегодня. Мы превысили показатели конкурентов почти в 100 раз. Естественно, что это могло вызвать у Сбербанка недоверие.
Потом мы потратили еще месяцев шесть на то, чтобы убедить, что это можно делать на базе open source. Мы являемся open source компанией и полностью базируемся на Apache Ignite. GridGain является небольшой надстройкой над ним.
Надо отдать должное Грефу и его команде: они понимали, что такое open source компания, и решили, что с определенной долей риска можно полагаться на стартап. Обычно банки являются очень консервативными компаниями.
Мы выиграли тендер. Сбербанк инвестировал в нас. Вероятно, в том числе для того, чтобы убедиться, что наш стартап никуда не денется. Мы предоставили им гораздо лучшую, более перспективную технологию, которая стоит гораздо дешевле, чем у конкурентов.
Если можно, про историю с open source расскажите поподробнее. В одном из источников сказано, что в 2014 году GridGain «пожертвовал» Apache свою базу ядра.
Слово «пожертвовал» здесь неуместно. Никто ничего не жертвовал. Никакого donation здесь не было. GridGain всю жизнь был и есть open source продуктом. Все, что менялось, — это сама лицензия, под которой мы этот продукт распространяли: сначала была GPL, потом LGPL, потом была Apache. И мы подумали, почему мы просто взяли Apache-лицензию, надо вступить в Apache-организацию. А один из ключевых моментов при вступлении в эту организацию — смена акционера проекта. Поэтому иногда это обозначается как donation. Термин, конечно, немного странный.
Преимущество Apache Foundation в том, что он позволяет создавать большое сообщество. Это большой плюс. Все остальное — минусы (смеется). Мы являемся частью Apache, находимся в той же «семье», что и Hadoop, Spark и так далее. В top-level проектах мы вторые после Spark, потому что мы пришли в Apache уже как здоровый, взрослый проект.
Что насчет планов дальнейшего развития?
Планов много, но все зависит от того, как будет развиваться технология in-memory computing. И здесь мы, что называется, плывем по течению. Сейчас очень интересное для нас время.
Что такое in-memory computing? Это технологии хранения и обработки данных в памяти компьютера. В 50-х годах были ленточные накопители. Первый такой накопитель выпустила компания, которая ранее производила ружья. Она увидела, что зарождается новый рынок и выпустила продукт. Потом были жесткие диски. К концу 90-х Toshiba выпустила флэш-память. Внешние накопители развивались, и у них все быстрее увеличивалась емкость.
Но флэш становится медленной и имеет свои проблемы. Где еще можно хранить данные? Остаются другие виды памяти внутри компьютера. Да, можно хранить данные в оперативной памяти.
Теперь мы использовали все возможности по внешнему хранению и по внутреннему. In-memory computing — та модель, на которую мы будем работать до тех пор, пока мы фундаментально не поменяем архитектуру наших компьютеров. Это последний этап. За ним ничего нет.
Есть еще бизнес-составляющая. Кто только не производит беспилотники сейчас: Apple, Uber. Каждый гараж делает свои беспилотные машины. Колоссальным образом сейчас развиваются технологии обработки огромного количества данных — NLP-processing, cognitive computing.
В большинстве случаев это обработка в режиме реального времени. Еще один пример: в тело человека вставляется чип. Он посылает данные о состоянии тела провайдеру. То есть, он может предупреждать болезни: анализировать кровь, пульс и так далее. Это колоссальный рынок. Миллиардный, если не триллионный, рынок.
Может быть, сегодня Сбербанку эти технологии совершенно не нужны. Но они понимают, что через 10–15 лет сегодняшняя технологическая база приведёт банк к краху: он не выдержит никакой конкуренции.
Я считаю, что мы в очень выгодном положении. Мы лидируем на рынке, несмотря на то, что являемся маленьким стартапом. Перспективы здесь только радужные. У нас есть проекты, связанные с беспилотными автомобилями, проекты по распознаванию человеческой речи, cognitive computing.
Если 2–3 года назад это были единичные истории, то через 2–3 года таких проектов будут десятки или даже сотни.
Мы хотим сделать так, чтобы наша технология постоянно эволюционировала. Тогда мы сможем во всеоружии подойти ко всем вызовам рынка.
Комментарии (1)
Warezovvv
22 сентября 2016 в 18:26
0↑
↓
Вижу пост где написано в ковычках — мы делаем космические корабли, где космические корабли без кавычек. Захожу. Никаких космических кораблей нет.
Уважаемый редактор, может не надо так делать?
