Люди ушли общаться в интернет, но теперь снова мечтают об оффлайне. Что происходит?
И речь не про коронавирус
В начале года мы заметили тенденцию — все больше стартапов говорят о создании сервисов для оффлайновых встреч незнакомцев. Якобы люди настолько устали от переписок и ничего не значащей дружбы в соцсетях, что снова хотят видеть друзей вживую и мечтают о старом добром общении с новыми людьми.
Звучит нормально, но есть один забавный момент. Люди, которые почувствовали это желание, не хотят просто закрыть интернет и пойти на улицу; не хотят написать «новому человеку» в любом из миллиарда мессенджеров — они хотят новый цифровой сервис для того чтобы не общаться в цифровых сервисах.
Мы уже писали, как Константин Шубин и Павел Козлов ушли из «Яндекса», чтобы развивать стартап Random Coffee. Или как дизайнеры Елизавета Орешкина и Этери Санеблидзе создали The Breakfast — закрытый клуб для завтраков с незнакомцами. В то же время основательница Rusbase Мария Подлеснова рассказала о скором релизе своего Adele.io — дейтинга, который будет сводить людей не только для романтики. Параллельно большим релизам маленькие сообщества в сети, паблики и чатики в Телеграме заводят простые таблички в экселе и чатботы для рандомного распределения на пары.
На фоне новостей про пандемию, когда люди запираются по домам, может показаться, что тенденция умрет в зачатке. Но, думаю, когда люди снова выйдут на улицу без страха, они захотят обычного общения как никогда.
Я попытался разобраться — откуда взялся такой запрос в мире переполненном социальными связями, и что вообще происходит с человеческим общением.
У археологов есть доказательства, что люди пьют алкоголь как минимум семь тысяч лет. Вряд ли в те времена были статьи 228, винно-водочные лобби и моральные нормы, из-за которых древний человек, глядя на, скажем, галлюциногенный грибок думал — «да ну, лучше выпью». Но он так думал, моральные нормы формировались, и алкоголь исторически стал самым социально одобренным наркотиком.
Над вопросом, зачем человек стал пить, думали и антропологи, и биологи, и другие ученые. Алкоголь не помогал ни банальному выживанию, ни глобальной эволюционной борьбе. Ученые остановились на размытом «человек всегда пил из чисто гедонистических побуждений». То есть просто так, потому что нравится. Алкоголь действительно дает резкий выброс эндорфинов. Но вызвать такой выброс можно массой способов, а прижился именно алкоголь, хотя он тоже вызывает губительную зависимость и разрушает организм.
В конце 2016 года группа ученых под руководством антрополога Робина Данбара предположила, что человек одобрил алкоголь из-за того, что тот помогал развивать социальные связи. Вредил каждому по отдельности, но укреплял общество в целом. «Алкоголь сам по себе работает спусковым крючком для эндорфиновой системы — вот почему нам нравится пить в компании. В самых разных культурах алкоголь помогает завести друзей — хотя, разумеется, вы и рискуете стать алкоголиком», — говорит Данбар.
Но интересно даже не то, что алкоголь мог склеить нашу цивилизацию, а то, что человеку, кажется, всегда нужен был катализатор для социальных связей. Внешний импульс.
Это предположение из рода тех, что одновременно и дают ощущение эврика-щелчка, и порождают еще больше вопросов. Если социальные связи так важны, почему у человечества всегда было перед ними столько внутренних блоков, которые надо снимать с помощью чего-то? Почему мы считаемся стайными, но переполнены чуть ли не солипсическим эгоцентризмом? Что такое одиночество? Зов диких предков «берегись, один ты не выживешь»? Как могут одновременно существовать одиночество и «гражданское невнимание» — когда для двух незнакомых людей в лифте абсолютно нормально взаимно делать вид, что друг друга не существует? Как могут одновременно цениться искренность и недоверие к окружающим? Дискомфорт при знакомстве с человеком — это баг или фича?
Я думаю, эти вопросы никогда бы у меня не возникли, не случись две вещи.
Первая — до двадцати лет у меня не было интернета, и все социальные связи были оффлайновыми. За считанные годы 95% из них превратились в иконки и тексты на экране. Для оставшихся 5% появилось слово «оффлайновые».
Вторая — за последние три месяца я общался как минимум с тремя стартапами (и еще про столько же слышал) идея которых — сводить людей для оффлайновых встреч. Не для свиданий, именно для простых дружеских знакомств. Гуру бизнеса всегда говорят, что стартап должен существовать, только чтобы решать проблемы мира. Если так, то в коллективном бессознательном что-то назрело.
Говоря иначе — социальные связи ушли в интернет, а теперь с помощью этого же интернета, пытаются из него же выбраться. И если собрать все вопросы выше, они прозвучат так: что было не так с нашим общением, раз мы решили перевести его в цифру? И что стало с цифровым общением, раз мы захотели вернуться обратно?
Проще говоря — что, вашу мать, вообще с нами происходит?
Рэндом кофе
Если вы работаете в большой корпорации, вас наверняка стошнило от подзаголовка. Относительно новый и самый модный тренд тимбилдинга, вызывающий восторг у эйчаров и менеджеров по коммуникациям. Его идея проста как палка. Все участники скидывают свои имена в табличку или чатбот, рандомайзер бьет имена по парам, получившиеся пары идут вместе обедать и разговаривают.
Модераторы настаивают — пятиминутная встреча для галочки не сработает, нужен как минимум час хорошего общения. По их мнению, рэндом кофе сплачивает команду, развивает горизонтальные связи. Коллегам, которые хорошо знают друг друга лично, проще будет решать и рабочие вопросы.
Есть побочное явление, о котором пока не говорят на фоне восторженных отзывов. Люди не зря придумали разделять деловые отношения и дружеские, потому что их смешение может вызывать странные эффекты. Если друг вам искренне помог, и вы дадите ему в благодарность тысячу рублей — друг обидится. Если вы подарите ему бутылку вина за тысячу рублей, он будет рад. В то же время сотрудник вряд ли будет доволен, если начальник выдаст ему зарплату шоколадками. Потому что деньги — атрибут деловых отношений, а подарок — дружеских. Отсюда вытекает мнение: когда все коллеги друзья, они не будут требовать друг от друга результата, и они не будут критиковать тех, кто делает работу плохо.
Контраргумент в том, что рэндом кофе и не должен сделать всех друзьями. Он должен заставить людей хоть немного пообщаться, потому что коллеги перестают это делать сами. Людям, которые ни разу не общались лично, критиковать и подстегивать друг друга будет еще труднее. Они не вылезают из рабочих мест, переписываются в чатах даже сидя в одной комнате и ходят на митинги с недовольными лицами — потому что их отвлекают от работы. Даже тот самый алкоголь на корпоративных вечеринках перестает помогать. Люди разбиваются на кучки с уже знакомыми коллегами. Отдельные интроверты молятся в углу, чтобы все это поскорее закончилось, и на следующую вечеринку просто не ходят.
При этом еще никогда в истории человечества не было более комфортных условий для заведения новых социальных связей. Есть интернет, где можно спокойно узнать что угодно про кого угодно, есть удобнейшие мессенджеры, есть пропаганда доброжелательности. Люди больше не дикари. 99.9% незнакомцев на улице не желают тебе зла и не съедят, если ты отвернешься. Это тепличные условия, но почему-то страх, неловкость и нежелание знакомиться не уходят. Катализаторы все еще нужны.
«У нас у всех есть барьер, который не позволяет написать незнакомому человеку», — говорит стартапер Константин Шубин — «Мы все думаем, что нам скорее всего откажут — это неприятное ощущение. Если ты кому-то написал и позвал на кофе, от тебя ждут, что ты что-то хочешь получить от встречи. Вы находитесь не в равной ситуации — ты как будто просящий. На встрече формата Random Coffee вы полностью равны. Все неловкости снимает бот».
Константин Шубин и Павел Козлов работали в Яндексе, когда подсмотрели идею рэндом кофе. Они решили сделать на ее основе стартап вне рамок компании. Написали пост в Фейсбуке, где пригласили всех поучаствовать во встречах — пост мгновенно выстрелил, желающих было море.
«Есть уже сформулированный тренд — запрос на оффлайность. Раньше можно было просто подойти и сказать: «привет, давай дружить». Вот прошло 20 лет, и куда-то эта штука пропала», — говорит Павел Козлов, — «Я могу сколько угодно переписываться в группах про продукты или про дизайн или еще что-то, но выйти в оффлайн и обсудить лицом к лицу — это совершенно другой уровень общения. Это новая искренность. Ты снова понимаешь, что такое общаться оффлайн, понимаешь реакцию человека, который сидит перед тобой, видишь, что ему интересно. Это очень базовые человеческие вещи, которые мы почему-то начали забывать».
Когда я впервые об этом узнал, то мгновенно купил идею. Не в том плане, что поверил в коммерческий успех стартапа, а просто тоже захотел случайных оффлайновых встреч. И это показалось мне странным. Потому что никогда еще в своей жизни я не общался с таким количеством интересных людей. Бывший главред Wired рассказывал мне, куда бы он стал инвестировать деньги, я оказался в одном рукопожатии от Уильяма Гибсона, когда поговорил с художником Стеларком; Крис Дэнси, которого вся Америка называет «самым подключенным человеком в мире» рассказывал мне про режим своих ночных туалетов, основатель «Лиза Алерт» Григорий Сергеев спорил со мной о пользе тепловизоров в поисках людей.
Это повергает меня в восторг. Но потом я закрываю скайп, выключаю компьютер, выхожу покурить на крыльцо где-то на отшибе богом забытой деревни Афанасово, и понимаю, что эти социальные связи ничего для меня не значат. Мне все так же одиноко. Что же не так с онлайновыми встречами, если выйти в «оффлайн» хочется как никогда?
Число Данбара
Причина может крыться там же, где и всегда — в механике работы мозга. Антрополог Данбар, который исследовал влияние алкоголя на формирование связей, вывел, что наш мозг не может обрабатывать больше ста пятидесяти социальных связей (в среднем). Сто пятьдесят связей разбиты на слои по степени близости: пять самых близких людей, 15 друзей и 50 хороших знакомых. Связи постоянно перемещаются между слоями в зависимости от частоты общения. Был друг, давно не общались — стал просто хорошим знакомым, зато в мозге освободилось место для нового друга.
Если это действительно так, и механизм формировался тысячелетиями вместе с эволюцией мозга и человеческих сообществ, то сейчас его, наверняка, хорошо штормит.
Сколько онлайн связей сможет обрабатывать мозг, ограниченный средним числом 150? Допустим, Фейсбук ставит ограничение на пять тысяч друзей. Нет никакой физической возможности не то что общаться со всеми одинаково, но даже следить за их обновлениями. Алгоритм все равно будет выборочно подсовывать в ленту только триста–четыреста друзей. А если добавить к Фейсбуку еще десяток соцсетей и мессенджеров?
Получается странная ситуация, когда онлайн общение отъедает огромную долю от оффлайнового, но при этом привносит сверхскоростную текучку социальных связей как между слоями, так и за рамками общего ограничения.
Вторая проблема — даже для обработки 150 связей мозгу нужен ресурс, который у него не всегда есть. В недавнем выступлении перед акционерами Сбербанка психолог Андрей Курпатов выступал с лекцией под названием «Цифровой аутизм» (где-то на подкорке у меня осталось напоминание включать чуть больше скепсиса, когда слышу это имя, но все же). По его словам, мозг обрабатывает социальные связи фоново, но только в режиме бездействия, когда не занят потреблением информации и ориентированием в пространстве. Поскольку мы в интернете не только общаемся, но и впитываем килотонны контента, у мозга остается намного меньше времени на анализ и обработку.
Если и это тоже правда, получается двойной эффект — онлайн вносит полный хаос и текучку в социальные связи и одновременно отбирает ресурсы на их обработку. Это бы неплохо объяснило то странное чувство, когда твоя жизнь переполнена общением и людьми (пусть и в виде аватарок и текстов), но при этом кажется что в ней вообще нет социальных связей.
Я бы добавил к этому еще пару усиливающих факторов. В культуре и массовом сознании есть некое обобщенное и усредненное представление о классном и правильном человеке, и этот человек выглядит, как идеальный пользователь числа Данбара. У него есть близкие люди, у него много друзей, куча знакомых, еще больше людей на периферии, и он с легкостью поддерживает со всеми связь. Проводит время с семьей, постоянно тусуется с компанией верных друзей, ходит на веселые вечеринки, путешествует, заводит новые знакомства, идеально вписывается в рабочий коллектив. И постоянно улыбается. Даже когда в поп-культуре появляются нелюдимые и циничные герои, они просто утопают в социальных связях, чтобы красиво демонстрировать всем свою нелюдимость и циничность красивыми разговорами.
Что точно не делает среднестатистический-классный-человек-в-классическом-представлении — так это не сидит по десять часов за компьютером и еще шесть в телефоне. Смартфоны вообще практически не появляются на экранах мейнстримного кино. А мы в них сидим, и несоответствие идеальному представлению угнетает.
При мыслях об этом хочется убедить себя, что все это чушь, враки и надуманные тревоги. Но даже если причины в другом, с цифровым общением точно что-то не так. Не зря появляется множество людей, горящих идеей вернуться в офлайн и еще больше тех, кто хочет этим воспользоваться. Но пока они горят надеждой, во мне растет новая тревога — что пути назад уже нет.
The Breakfast
Несколько лет назад я жил в Москве и работал в компании с очень классным продуктом, от которого сам фанател. Я пришел в офис в первый день, и то, что тогда увидел — помещение, коллектив, культуру — можно описать одним словом: «убер-хипстерство». Скажи я такое слово вслух, это сочли бы дурновкусием — как и еще очень-очень много вещей. Меня окружала умная интеллигентная молодежь, интересующаяся передовыми социальными темами, последними выставками современного искусства в Берлине, инди-книгами, фестивальным кино, странной музыкой, которую слушают полтора человека. На столах лежали книги на латыни, датском, английском, красивейшие буклеты — воплощение дизайнерского искусства.
Я, приехав из своей деревни, посчитал себя абсолютным быдлом на фоне светлейших людей. За целый год я вообще ни с кем не познакомился и так замкнулся, что меня стали считать немым нелюдимым чудиком. Меня грызло чувство собственной неполноценности и одновременно превосходства, потому что они казались мне буквально не настоящими — персонажами арт-хаусного кино, которых постарались выписать максимально интересными личностями. Влиться в команду не вышло, и мы расстались. С тех пор меня нервно передергивает от ощущения сверх-элитарности окружающей среды.
Похожее ощущение я испытал, когда увидел приложение The Breakfast и поговорил с его основательницей Лизой Орешкиной.
Приложение, как и рэндом кофе, назначает встречи с незнакомцами. Сделано полностью на английском, хотя работает пока только в Москве, выглядит чертовски красиво, работает по подписке — 999 ₽ в месяц. Но даже если ты готов заплатить, так просто это не выйдет, потому что приложение работает по системе инвайтов. Пригласить могут либо участники сообщества, либо модераторы, после того, как посмотрят на описание твоего профиля. Если они одобрят заявку и дадут инвайт, есть всего три дня, чтобы его активировать. Потом он превращается в тыкву. Стартап совсем маленький — можно сказать из двух человек, сама Лиза и Этери Санеблидзе. Поэтому твою заявку будут рассматривать сами авторы и владельцы The Breakfast.
«Инвайт — это не вирусная механика для того, чтобы людей стало очень много, а, наоборот, чтобы их стало очень мало, и чтобы все были классные. Люди к этому не привыкли», — говорит Лиза.
Первый и самый простой критерий, по которому они отсеивают людей — заполненность профиля. Например, люди ставят там смайлик, отправляют заявку, получают отказ, а потом пишут письма с вопросами, почему им отказали. Но и заполненные профили тоже строго отсеивают.
«Мы смотрим, чтобы человек был из креативных индустрий, чтобы он что-то создавал, и, чтобы он с этим идентифицировался. У нас есть небольшой процент людей, которые пишут про свой рост, про то, что они любят путешествовать и есть завтраки. Это описание, которое никак их не характеризует. Либо человек не до конца понял идею Брекфаста, либо ему о себе больше нечего сказать».
Получив инвайт, ты отмечаешь, что готов встретиться, и приложение назначает тебе пару. Пока это рандом, но как говорит Лиза, так сделано не потому что проще, а потому что анализ и прогнозирование на самом деле не работают, когда разговор идет о реальных встречах.
«Попытки прогнозировать человеческое поведение и мысли всегда проваливались. Синженирить совместимость за счет совпадения по грубым параметрам вроде общей профессии довольно сложно. Есть ещё вопрос целей. Некоторые люди вообще не представляют, зачем им общаться, если они не могут обсудить что-то по работе. Мы очень хотим, чтобы это поменялось глобально. Но поскольку сейчас 85% людей плохо умеют взаимодействовать со своими эмоциями, то нужны вспомогательные инструменты. Пока мы полагаемся на то, что почти все участники Брекфаста классные. Так как все люди пришли из листа ожидания или по личному приглашению тех, кто уже внутри, то всем со всеми как минимум нормально, потому что они уже находятся на некоем уровне зрелости и умеют друг с другом хорошо провести час, полтора или четыре».
После того, как пара «смэтчилась», срабатывает один интересный момент. От встречи с предложенным человеком можно отказаться. Наш главред Ваня Звягин почувствовал неплохой укол по самооценке, когда ему отказали три раза подряд. Кто-то посчитал его недостаточно классным, неинтересным или что-то еще, просто взглянув на профиль. Я в свою очередь даже не рискнул пробовать The Breakfast. Мысль, что там все сверх-классные, и мне тоже надо доказать свою классность красивой фоткой и ключевыми словами о моей личности, приводит в ужас.
Даже если абстрагироваться от моих комплексов, то думаю в этом месте и кроется слабое место всей идеи перехода к офлайновому общению (которое вышло из онлайнового, которое вышло из просто общения). Для подобной встречи, ты не только хорошо одеваешься, но и примеряешь свой самый отточенный цифровой образ. Ты ищешь лучшее и самое интересное в себе и идешь на встречу, чтобы целый час изображать классную версию себя.
Классная версия не может говорить, что она «просто любит путешествовать и есть завтраки». Это именно тот вид скуки, от которого хотят избавиться люди, идя на разговор со случайным человеком. Для разовой встречи с незнакомцем из интернета нужно что-нибудь в духе «разбираюсь в архитектуре Москвы 50-х годов»; «Люблю фламандскую живопись и Пола Томаса Андерсона» или «по вечерам смотрю фестивальное кино, могу рассказать о жизни в Южной Корее»; «Люблю обсуждать хоумскул воспитание, медитации и психотерапию» или «интересно обсудить новый образ нетоксичного мужчины и труды Сапольски про стресс».
Люди встречаются, делятся лучшим что у них есть, со своим самым лучшим выражением лица, своим самым презентабельным тоном голоса, своей самой отработанной публичной естественностью и непринужденностью, делятся своим лучшим опытом, и взамен получают квинтэссенцию чужого опыта, спрессованного в один час.
Но я вижу в этом не новую искренность, как это назвали парни из Random Coffee. Мне это напоминает оживление своего цифрового образа, который ты создавал со времен появления интернета, как доктор Франкенштейн оживлял своего слеплено из всех подряд монстра. То есть, это не просто неискренность. Это пост-пост-неискренность, в квадрате и в кубе. И сколько бы ни говорили о пользе и крутости этой идеи, я чувствую только тревогу, что такие социальные связи породят еще больше фальши, усталости, депрессий, социальных расстройств и проблем межличностного общения.
Дейтинги
С другой стороны, нагнетать тревогу по этому поводу может быть не просто глупо, но и лицемерно. На самом деле, механика знакомств в онлайне для встреч в офлайне уже не первый десяток лет используется на сайтах знакомств, в дейтингах и даже обычных соцсетях. Из механики всего лишь уходит романтика — не больше.
Над приложениями вроде Badoo и Tinder работают тысячи человек и все они неплохо живут, даже не смотря на то, что держат офисы в далеко не самых дешевых городах нашей планеты.
«Дейтинг снял табу на встречи незнакомых людей, это уже стало частью жизни», — говорит Лиза Орешкина, — «Сегодня подойти и заговорить с человеком за баром стало гораздо страшнее, чем 30 лет назад, потому для этого есть Тиндер. Он защищает тебя от возможного фейла. При том, что этот фейл, на самом деле, делает тебя живым, заставляет почувствовать себя смелым, ощущать биение сердца. Вот это сердцебиение, которое ты испытываешь — это очень важно, потому что если контакт получается, он становится более значимым — ты почувствовал себя собой, немного себя преодолел.
Все технологии, которые заменяют преодоление комфортом немного нас убивают. Люди это чувствуют. Точнее они чувствуют нехватку чего-то, но не понимают чего. Я думаю, что запрос на новый способ знакомств — это еще и желание получить этот опыт, общаться, ощущать, но с необходимой долей комфорта».
В ближайшее время переизобрести дейтинги обещает Мария Подлеснова, основательница Rusbase. Сейчас она занимается проектом Adele.io, которым можно пользоваться для любых встреч — и романтических, и дружеских, и деловых. И если Лиза Орешкина не верит в прогнозирование и инжиниринг, в Adele распределением будет заниматься искусственный интеллект. (Я хотел поговорить и с ними тоже, но команда так занята подготовкой к релизу, что к выходу публикации мы не успели.)
Изменения в рынке дейтингов видит и Константин Синюшин, CEO the Untitled venture company, один из лучших экспертов по отрасли в России. Хотя и не считает их радикальными. «Рынок сервисов для онлайн-знакомств давно уже исчерпал возможности для горизонтального масштабирования, ибо основная проблема в знакомствах — это возможное несовпадение взаимных ожиданий обеих сторон не только по целям знакомства, но и по способам достижения даже общей цели или же по формату отношений. Поэтому основной тренд в онлайн-дейтинге сейчас — это стремление сервисов наиболее точно соответствовать каким-то поведенческим паттернам пользователей, то есть вместо нескольких универсальных сервисов возникает множество сервисов нишевых. Знакомства в целом никуда не уходят и, наоборот, активно развиваются по всему миру, но приток новых активных пользователей наиболее серьезно связан именно с нишевым совпадением интересов, ибо это позволяет точнее таргетировать аудиторию в онлайне и уже на уровне таргетинга избегать несовпадения взаимных ожиданий.
А поиск собеседников для завтрака отличается от нишевых сервисов для быстрого и страстного секса только лишь априорной неопределенностью декларированной возможности развития событий. Но ведь люди остаются людьми довольно детерминированными, и я знаю множество из жизни людской примеров, когда совместный завтрак быстро перерастал по факту в страстный секс, или, напротив, свидание ради проверки гипотезы для быстрого секса не перерастало ни во что другое, ограничиваясь ужином, поскольку у нас есть, кроме рационального осмысления наших желаний, еще и все спонтанные реакции. Иными словами, разные нишевые дейтинги даже не являются друг для друга прямыми конкурентами, а косвенными конкурентами для большинства из них являются сервисы, ориентированные не на знакомства в реальной жизни, но на бесконечную онлайн-переписку».
В прошлом году мы публиковали отрывок из романа «Бесконечная шутка», где говорилось о рождении и смерти вымышленной на тот момент видеосвязи. По сюжету люди так много времени проводили дома за телепьютерами (что-то вроде телевизоров с картриджами вместо интернета, долгая история), что перестали видеться друг с другом. Но запрос на встречи конечно же был, и видеосвязь появилась как технологический ответ на эту проблему.
Хорошее решение на бумаге вызвало кучу странностей, с которыми люди раньше не сталкивались. Например, разговор по видеосвязи требует от собеседников постоянно изображать внимание друг к другу — уже не получится сидеть и рисовать каракули в блокноте, как с телефонной трубкой. Собеседник подумает, что вам скучно. Дальше хуже: во время видеосвязи люди видели и свое изображение тоже, и оно катастрофически сильно занимало их внимание. Видеть свое лицо, искаженное камерой, не такое красивое, каким оно представляется в голове, выматывающе вдвойне.
И решения этих проблем уже запустили волну абсурдных решений, вроде специальных масок для видеосвязи, а затем и специальных фонов, где все выглядит идеально — и лицо, и помещение. Когда люди, наконец, расслабились, спрятавшись за ширмами, то поняли, что просто вернулись обратно к обычной телефонной связи.
Я всегда вспоминаю этот отрывок, когда мы пытаемся решить человеческие проблемы с помощью технологий, но в итоге только глубже закапываемся в странные водовороты нашей двойственной противоречивой натуры.
Мне кажется совершенно абсурдным, что мы сами заменили большую часть общения цифровым и теперь с помощью наработок этого цифрового общения придумываем как вернуться обратно. При этом я не исключаю, что в ближайшие годы какой-нибудь стартап с подобной идеей станет очередным единорогом кремниевой долины. И неважно, будет ли он рассчитан на аудиторию любителей дейтингов или на каких-то новых людей, под чьи запросы еще не придумали своей иконки в смартфоне.
Неизменным останется одно — технологии вообще не при чем.
Я ошибочно свалил на скайп свое чувство одиночества, хотя общаюсь с классными людьми. На самом деле я для них просто ходячий диктофон, а они для меня будущие буквы. Они говорят с журналистом Хабра, а не Артемом Малышевым, и журналист говорит от лица массового любопытства, а не своего личного. Мы и не думали искать друг в друге людей, и виноват в этом далеко не технический прогресс.
Мы уже тысячи лет путаемся в странностях межличностных отношений, постоянно придумываем решения, которые порождают новые проблемы, которые требуют новых решений. Виноваты не онлайн и оффлайн, а личные блоки, которые у каждого свои. Боязнь фейлов, недоверие, скрытые мотивы, неприятие неискренности, невозможность договориться и понять друг друга словами, что угодно еще — никуда не денутся. Сколько бы ни появилось комфортных прослоек между двумя людьми.
