Красный Хогвартс. Серия 4. Основатели (часть 1)
Раз уж в рассказе про мажора всплыла фамилия Федоровского, пора уже, наверное, рассказчику закончить свой «сумбур вместо истории», и вернуться к началу. Рассказать, наконец-то, откуда все-таки взялся наш Красный Хогвартс, как он появился на этой земле и кто в этом повинен. Лучше поздно, чем никогда, да.
Они оба были провинциалами и сверстниками — родились в 80-х годах XIX века. Да, еще оба занимались кристаллографией и минералогией.
Во всем остальном столь несхожих людей еще поискать.
Первый, Дмитрий Артемьев, родился в Нижнем Новгороде «в семье чиновника», как он всегда осторожно указывал в анкетах. На самом деле папенька Николай Иванович Артемьев если и был чиновником, то весьма непростым. По молодости, проведенной в Белоруссии, он и впрямь какое-то время числился «в штате канцелярии Минского Губернатора», но уже в 1971 году, еще до рождения сына, служил полицейским надзирателем города Кобрина, потом был приставом и помощником полицмейстера в Перми. Там же, в Перми, и дослужился до начальника Пермского Исправительного Арестантского отделения. Именно так назывался печально известный пересыльный замок, поставленный за городом на знаменитом Сибирском тракте, куда небезызвестный пермский конвой ежедневно доставлял арестантов, шедших в Сибирь на каторгу и в ссылку.
Пермское Исправительно-Арестанское Отделение — фото сотрудников и знак. К сожалению, фото не датировано, поэтому можно только гадать — есть ли на нем Артемьев-старший.
На такую должность простые люди не попадали, но папенька нашего героя и впрямь был человеком непростым. Так или иначе, на момент законного увольнения со службы папа уже получил потомственное дворянство, а чуть позже, в 1896 году еще и приобрел себе в Костромской губернии личное имение и 300 гектаров земли. В общем, жили Артемьевы хорошо, но сына и младшую дочь папенька по привычке держал в строгости.
Второй, Николай Федоровский, появился на свет в Курске, и жизнь его семьи была полной противоположностью упорядоченному быту семейства бывшего вертухая. На момент его рождения в активе у мамы Ольги Павловны были 28 прожитых лет, трое детей и сбежавший не то в Ташкент, не то в Сибирь муж — присяжный поверенный М.М. Федоровский. Любитель хлебных городов канул как в воду, и никто о нем больше не слышал, поэтому детей мама тянула одна, на зарплату учительницы гимназии. Ольга Павловна, конечно же, была революционеркой, членом партии «Народная воля», и у нее был многолетний роман с таким же неблагонадежным учителем той же гимназии. Тот был намного ее младше, и может быть поэтому семья не сложилась — любовник женился на другой, и переехал в Саратов, где получил место секретаря городской управы. И все, что у нее осталось в жизни — это дети да ученики. Одним из маминых учеников, кстати, был самый близкий друг Ленина Глеб Максимилианович Кржижановский, сохранивший теплые отношения с учительницей до конца жизни.
Как вы, наверное, догадались, детство у мальчиков было совершенно разным. Артемьев был талантлив и трудолюбив и всегда исступленно учился. В девятилетнем возрасте папенька отдал его в лучшую гимназию города — Нижегородский дворянский институт императора Александра II. Школу наследник закончил блестяще, и в 1901 году поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета.
Сканы документов взяты из книги О.А. Иванова «История Московской горной академии».
Где, собственно, и начал заниматься минералогией и кристаллографией под руководством профессора В.И. Вернадского.
Федоровский был не менее талантлив, но все детство не менее исступленно балбесничал — то делал себе гнездо на дубе из старого одеяла, то читал запоем, то выводил цыплят теплом своего тела, то увлекался пиротехникой. Очень рано — что неудивительно — связался с революционерами, в 1904 году был принят в ряды партии большевиков, а через полгода — исключен из гимназии за антиправительственную деятельность. Нимало этим не озаботясь, удрал в Москву и принял активнейшее участие в Первой русской революции. Вел пропагандистскую деятельность в войсках московского гарнизона, дрался на баррикадах во время Декабрьского вооруженного восстания, после его подавления бежал в Питер. Там был отправлен партией в Финляндию для подготовки восстания в крепости Свеаборг. В целях распропагандирования балтийских «братишек» издавал нелегальную газету «Вестник казармы» — у юноши оказался настоящий талант журналиста.
Николай Федоровский с книгой «Капитал» Карла Маркса. 1909 г.
А Артемьев в это время зубрил учебники, зарабатывал репутацию на факультете и всей душой ненавидел уже знакомого нам студента Ферсмана — своего главного соперника в борьбе за титул «лучшего студента курса». Да, вы правильно догадались — Артемьев, конечно же, быстро стал активным участником того самого «кружка любимых учеников профессора Вернадского», о котором я вам уже рассказывал. Лидерство (и соперничество) Ферсмана и Артемьева отмечали все. Жена профессора Е.С. Федорова (научного руководителя Артемьева) вспоминала в мемуарах, как к ним домой в первый раз пришла группа студентов университета: «После их отъезда Евграф выделил Ферсмана и Артемьева, сказав: «Эти меня поймут, я уверен».
Д.Н. Артемьев — студент МГУ. 1901 г. С фотографиями Артемьева какая-то мистика. Их тупо нигде нет, хотя от других людей его круга остались десятки фото. Такое впечатление, что кто-то намеренно их отовсюду изъял. Так или иначе, это единственное сохранившееся фото, где мой герой изображен крупным планом.
А пока Артемьев поражал преподавателей своей целеустремленностью, трудолюбием и карьеризмом, Федоровский ходил по краю. Свеаборгское восстание было, как известно, подавлено с особой жестокостью — 38 активных участников были расстреляны, 720 человек ушли в тюрьму и на каторгу. Известный всем флотским экипажам «большевик товарищ Степан из газеты» спасся чудом. Его уже вели в участок, но по дороге у него «живот скрутило», и он упросил конвоира разрешить ему сходить в уличный туалет — убогое заведение, кое-как оббитое жестяными листами. Внутри арестант вылез из сапог — они были видны полицейскому с улицы и, тихонько отогнув ржавую жесть с другой стороны туалета, убежал босиком.
После подавления революции 1905–07 гг. скрывавшийся в Саратове Федоровский сдал экстерном экзамены за восемь классов гимназии, получил аттестат, уехал в Москву и поступил на физмат МГУ, изучать физику.
Артемьев тем временем в 1907 году закончил курс университета с наивысшими оценками и дипломом первой степени, и был оставлен для приготовления к профессорскому званию по кафедре минералогии и кристаллографии. Однако в этом же году перебрался из Москвы в Петербург, поступив на должность ассистента кафедры кристаллографии и минералогии в Горный Институт.
А в 1909 году всех удивил: женился на Елене Витовне Тихомировой — богатой вдове, много старше себя, у которого после первого брака осталось трое детей: дочь 14 лет и сыновья 12 и 8 лет. Брак этот у всех вызывал в лучшем случае недоумение. Вот как вспоминала о реакции мужа на женитьбу ученика вышеупомянутая Л.В. Федорова:»Приходят со свадьбы с Купфером, оба смеются — это не жена, а мамаша! Купфер смешил нас: он суетился и поражался больше нас всех. Если это брак по расчету, то Дмитрия Николаевича мне было жаль». Забегая вперед, скажу, что ничего путного из этого брака так и не вышло — через несколько лет жена Д.Н. Артемьева неожиданно для всех скончалась во Франции, и наследство было поделено на четыре части между мужем и детьми.
А Федоровскому тем временем, конечно же, спокойно не училось. Как вы помните, в 1911 году из-за известных «циркуляров Кассо» в МГУ случился страшный скандал, из-за которого университет покинуло множество преподавателей, в том числе и Вернадский с Аршиновым. Все это дело по традиции сопровождалось студенческими волнениями, в которых наш герой, конечно же, принял самое активное участие. Как следствие — обвинение в участии в запрещенной партийной сходке и исключение из университета. Проблема усугублялась еще и тем, что 1908 году Федоровский женился на дочери ссыльного поляка Марте Гуминской, и как раз во время отчисления у них родилась дочь.
Надо было обеспечивать семью, а без студенческого билета репетиторствовать, как прежде, было уже невозможно. Вскоре с деньгами стало совсем плохо, настолько, что Федоровский пошел продавать свою гимназическую коллекцию минералов. Но поход в магазин имел довольно неожиданные последствия — владелец магазина, оценив качество собранной коллекции, предложил посетителю подработку — поехать на Урал, и собирать и скупать там камни для продаваемых в магазине учебных коллекций. Бывший студент не раздумывая согласился, но перед отъездом решил хотя бы немного изучить тему. Тогда-то, ежедневно изучая фонды минералогического музея МГУ, Федоровский познакомился с тамошним хранителем коллекций, недавним выпускником университета, молодым немцем по фамилии Ферсман.
Здесь я немного отвлекусь и замечу, что Ферсман меня реально преследует. Он какой-то вездесущий, и в этих заметках его слишком много. Великий советский геолог умудряется появиться у меня чуть не в каждом тексте, причем не по одному разу. И вообще напоминает мне знаменитый образ из поэмы Маяковского: «Коммунизма призрак по Европе рыскал, уходил и вновь маячил в отдаленьи…». Но писать про Ферсмана отдельный очерк я всё равно не буду!
Вот вам вместо этого мое любимое фото академика.
Профессор М.М. Тетяев и академик А.Е. Ферсман (справа). Тщетное ожидание поезда на Иркутск. Забайкалье. 20-е годы. Фотоархив Мин. музея им. А.Е. Ферсмана РАН.
Вот у меня в тексте Ферсман будет как на этом фото. Плохо видный.
А уже на Урале произошла встреча, ставшая для моего героя судьбоносной. Заготовлявший камни Федоровский случайно встретился с экспедицией, которую возглавлял важный господин — тайный советник и член Государственного совета Владимир Иванович Вернадский. Юноша и его работа заинтересовали академика, и тот по доброте душевной предложил самозваному геологу на недельку присоединиться к экспедиции, чтобы узнать хотя бы азы практической минералогии. Вскоре Вернадский вынес вердикт — у новичка «острый взгляд на камни» и при желании из него получится хороший минералог. А потом предложил сделку: он, пользуясь своим научным весом, добивается восстановления Федоровского в университете, а тот взамен переходит на минералогическое отделение, отправляет последнюю посылку в магазин и расторгает контракт и завтра же начинает работать у него в экспедиции. За бОльшие, между прочим, деньги.
Так Федоровский вновь стал студентом и прибавил счет ученикам Вернадского. Зачастив в кружок, он вновь столкнулся с Ферсманом, и познакомился с Аршиновым и Артемьевым.
Мои герои наконец-то встретились.
Владимир Иванович Вернадский и его ассистенты в Московском университете в 1911 г. Слева направо: Виссарион Виссарионович Карандеев, Генрих Осипович Касперович, Владимир Иванович Вернадский, Александр Евгеньевич Ферсман, Павел Калович Алексат. Фотоархив Мин. музея им. А.Е. Ферсмана РАН.
Если Федоровский явно переживал белую полосу в жизни, то у Артемьева — по закону противоположностей — все было наоборот. С ним случилось самое страшное, что только может произойти с учёным.
Лело в том, что в 1912 г. немецкий физик Макс фон Лауэ открыл дифракцию рентгеновских лучей на кристаллах, за которую вскоре получил Нобелевскую премию. А в следующем, 1913 году, на основе этого открытия англичане отец и сын Брэгги и русский ученый Георгий Викторович Вульф разработали метод рентгеноструктурного анализа.
Георгий Викторович Вульф
И проблема заключалась в том, что Вульф был главным «научным соперником» Артемьева, потому что наш карьерист сделал ставку на альтернативную теорию. Вульф работал над рентгеноструктурным анализом, а наш герой разрабатывал методику анализа кристаллохимического, который теперь стал никому не нужным. Проще говоря — однажды на развилке Артемьев свернул не туда, и выбранное научное направление привело его в тупик. Десять лет адовой работы улетели в нужник. И никто не виноват, просто — не повезло. В науке такое бывает.
В 1914 году Д.Н. Артемьев защитил Питерском горном институте диплом магистра минералогии и геогнозии на тему «Метод кристаллизации шаров и его применение при изучении формы и строения кристаллического вещества». Диссертация была опубликована и даже удостоена высшей награды Санкт-Петербургского минералогического общества — золотой медали им. А.И. Антипова.
Но это был утешительный приз проигравшему.
Дмитрий Николаевич так и не встал после этого удара. Никаких принципиально новых идей у Артемьева в запасе не было, и уже с 1912 г. он начинает потихоньку сворачивать научную деятельность, а после защиты диссертации полностью прекращает заниматься наукой, сосредоточившись на преподавании.
В конце концов, по формальным показателям его карьера развивалась просто прекрасно. В 1912 году по представлению Горного института он получил чин надворного советника (аналог подполковника в армии), в 1914 — был награжден орденом Святого Станислава III степени. В 1915 году Артемьев получил должность адъюнкт-профессора на кафедре кристаллографии и минералогии Горного института, но практически сразу после этого переходит на работу в Москву, в эвакуированный из-за войны Варшавский Политехнический институт — там ему пообещали кафедру.
В 1913 г. торжественно отпраздновали 60-летие научного руководителя Д. Артемьева, на которое собрались все его ученики. Вот фото с юбилея, но есть ли на нем Артемьев, а если да — то где, мы до сих пор не знаем.
И действительно, по приезду он становится заведующим кафедрой минералогии. К удивлению многих, берет к себе на кафедру лаборантом недавнего выпускника Московского университета Н.М. Федоровского. Да, читатель, да. Противоположности часто сходятся не только в книжках, но и в жизни. Вот и мои герои подружились. Федоровскому после выпуска, конечно, предлагали остаться на кафедре, он действительно был очень талантливым геологом, Вернадский в людях редко ошибался. Но семейному революционеру, как всегда, отчаянно требовались деньги, вот он и предпочел твердую ставку лаборанта гипотетической и неоплачиваемой «подготовке к профессорскому званию». К тому же Артемьев обещал быстрое повышение, и не верить ему не было оснований. Артемьев не наврал — вскоре Федоровский числился уже старшим лаборантом, а потом и вовсе перешел в преподаватели.
В 1916 году случается новая неожиданность — институт переводят в Нижний Новгород, и организуют на его базе Нижегородский политехнический институт. Друзья переезжают на малую родину Артемьева.
Там, в Нижнем, у нечаянных провинциалов и зародилась гениальная, как им казалось, идея — перевести в Москву горное отделение бывшего Варшавского политеха и организовать на его базе Московскую горную академию. Как позже вспоминал Федоровский: «Самая мысль о создании в Москве высшего горного учебного заведения зародилась еще в 1916 году у меня и проф. Артемьева… Нам казалось совершенно нелепым существование в Нижнем Новгороде горного отделения в то время, когда в таком большом умственном центре как Москва, не было высшей горной школы. Мы подняли большую кампанию за перевод горного отделения в Москву. К нам присоединились профессор М.К. Цвиглер и преподаватель Г.В. Ключанский. Был ряд очень бурных заседаний, где остальная часть политехникума обрушилась на нас во главе с «отцом города» — бывшим тогда городским головой небезызвестным купцом Сироткиным, которому удалось ликвидировать все наши начинания».
Не, ну, а как ты хотел? Мало того, что ты «москвичок засланный», так вы с друзьями еще и «казенные земли разбазарить» предложили. Скажите спасибо, что городские власти вас за такие предложения из института в шею не вытолкали!
Артемьев утерся, но обиду не забыл. Он вообще плохо забывал обиды. Но тут случилась Февральская революция и многое стало неважным.
Потому что биография наших героев сделала крутой зигзаг.
(продолжение следует)
