Как фокусировались на работе Кнут, Фейнман, Юнг, Шокли02.08.2021 17:32

Если вы зайдете на страницу Кнута на сайте Стэнфордского университета с намерением найти адрес его электронной почты, то обнаружите вместо него следующее объявление:

Я стал счастливым человеком первого января 1990 года, когда избавился от своего почтового ящика. Электронной почтой я пользовался приблизительно с 1975 года, и мне кажется, что пятнадцати лет переписки вполне достаточно для одной жизни. Электронная почта — чудесная вещь для тех, чья задача в жизни состоит в том, чтобы быть в эпицентре всего. Но я не из таких; моя роль — находиться на дне. То, что я делаю, требует долгих часов работы с источниками и ненарушимой концентрации.

Далее Кнут утверждает, что не намерен совершенно отрезать себя от мира. Он признает, что для того, чтобы писать книги, ему требуется поддерживать связь с тысячами людей, и что он хочет быть открытым для вопросов и замечаний. Какое же он предлагает решение? Всем желающим предоставляется его адрес — обычный почтовый адрес. Кнут заверяет, что его секретарь будет просматривать все письма и откладывать те, которые сочтет важными. Всю действительно срочную корреспонденцию она должна приносить Кнуту немедленно, а остальное он будет прочитывать скопом приблизительно раз в три месяца…

Кнут таким образом объясняет свою профессиональную цель: «Я стараюсь досконально изучить определенные области теории программирования, после чего пытаюсь изложить это знание в удобоваримой форме, доступной для людей, у которых нет времени заниматься таким изучением».

Если вы посетите его авторский веб-сайт, то заметите, что там не указан ни адрес электронной почты, ни обычный почтовый адрес. Некоторый свет на это упущение проливают два эссе, размещенные Стивенсоном на его первом веб-сайте (на хостинге «The Well») еще в начале 2000-х гг. и сохраненные «Архивом Интернета». В одном из этих эссе, заархивированном в 2003 году, Стивенсон подытоживает свои принципы коммуникации следующим образом:

Людей, желающих нарушить мое сосредоточение, я вежливо прошу этого не делать и предупреждаю, что не отвечаю на электронные письма… чтобы основной смысл [моих принципов коммуникации] не оказался потерян за изящными формулировками, я изложу его здесь в сжатой форме: все мое время и внимание уже зарезервированы, причем неоднократно. Пожалуйста, не претендуйте на них.

Чтобы еще четче разъяснить эти принципы, Стивенсон написал эссе под заглавием «Почему я плохой корреспондент» (Why I Am a Bad Correspondent). В целом его оправдание собственной недоступности опирается на следующее:

Другими словами, уравнение продуктивности является нелинейным. В этом причина того, что я плохой корреспондент, и того, что я очень редко принимаю приглашения где-либо выступать. Когда я организую свою жизнь таким образом, чтобы получалось много долгих, следующих друг за другом, ничем не прерываемых периодов времени, я могу писать романы. Но если эти периоды оказываются разделены и разбиты на части, моя продуктивность как писателя ощутимо идет на убыль.

Стивенсон видит лишь два взаимоисключающих варианта: он может писать хорошие романы в своем обычном темпе — или же он может отвечать на множество электронных писем и присутствовать на конференциях и в результате писать романы хуже и медленнее. Он избрал первый вариант и теперь избегает любых источников поверхностной работы. (Этот вопрос оказался настолько важным для Стивенсона, что писатель впоследствии более глубоко раскрыл его в своем эпическом научно-фантастическом романе «Анафем» 2008 года, где описывается мир, в котором интеллектуальная элита сосредоточена в монашеских орденах, изолированных от рассеянных толп и технологической реальности и погруженных в глубокие размышления.)

Вот, например, как покойный нобелевский лауреат по физике Ричард Фейнман объяснял в интервью одну из своих нестандартных методик по повышению производительности работы:

Чтобы сделать в физике что-то действительно стоящее, необходимо обеспечить себе абсолютно ничем не прерываемые периоды времени… нужна большая концентрация… если от вас требуется чем-то там руководить, у вас уже не хватит на это времени. Поэтому я изобрел еще один миф про самого себя: что я безответственный человек. Я активно безответственен! Я всем говорю, что не способен что-либо делать. Если меня просят поучаствовать в какой-нибудь комиссии, я так и отвечаю: «Нет, я слишком безответственный».

Фейнман всегда был тверд как камень в своем уклонении от административных обязанностей, поскольку знал, что они могут только уменьшить его способность к тому единственному, что имело наиважнейшее значение в его профессиональной жизни, а именно «сделать в физике что-то действительно стоящее».

«В моей комнате для уединения я полностью принадлежу себе, — говорил Юнг. — Ключ всегда при мне, в кабинет никому не дозволяется входить без моего разрешения…»

В 1920-е годы, в то же самое время, когда Юнг пытался выйти за рамки ограничений своего наставника Зигмунда Фрейда, он начал регулярно уединяться в простом каменном доме, который построил в лесу в окрестностях маленькой деревушки Боллинген. Там Юнг каждое утро закрывался в комнате с минимумом удобств, чтобы писать без каких-либо помех.

… Юнг… вставал в семь часов утра и после сытного завтрака проводил два часа в личном кабинете, где писал, ни на что не отвлекаясь. Его вечерние часы часто занимала медитация или долгие прогулки по окрестностям. В Башне не было электричества, так что, когда солнце садилось, дом освещали лишь масляные лампы и огонь в камине. В десять часов вечера Юнг отходил ко сну. «С самого начала в этой башне меня не покидало сильнейшее чувство покоя и отдохновения», — говорил он.

Когда Билл Гейтс возглавлял компанию Microsoft, он был знаменит тем, что устраивал себе «недели размышлений» («Think Weeks»), на протяжении которых откладывал свою обычную работу и семейные обязанности и удалялся в хижину, взяв с собой стопку бумаги и книги. Его целью было, ни на что не отвлекаясь, углубиться в размышления о глобальных вопросах, имеющих отношение к его компании…

Именно во время такой «недели размышлений» в 1995 году Гейтс написал свой знаменитый меморандум «Приливная волна Интернета» (Internet Tidal Wave), обративший внимание сотрудников на недавно созданную компанию под названием Netscape Communications…

Физически ничто не мешало Гейтсу погружаться в размышления в своем офисе в штаб-квартире Microsoft в Сиэтле, однако именно новизна этих недельных ретритов помогала ему достигать желаемого уровня концентрации.

«Когда я заканчивала «Дары смерти», однажды наступил день, когда пришел мойщик окон, дети были дома, лаяли собаки», — вспоминала Роулинг в одном из интервью… И тогда Роулинг сняла номер в пятизвездочном отеле «Балморал», расположенном в самом центре Эдинбурга. «Я пришла в этот отель, потому что это прекрасный отель, но я совсем не собиралась там оставаться, — объясняла она. — [Однако] в первый день работа пошла так хорошо, что я стала приходить сюда снова и снова… и в конце концов получилось так, что я закончила последнюю книгу о Гарри Поттере [здесь]»….

Принятое Роулинг решение поселиться в роскошном номере отеля возле Эдинбургского замка представляет собой пример неожиданной, но эффективной стратегии в мире углубленной работы — стратегии красивого жеста. Основная идея проста: устраивая радикальную перемену в своем обычном окружении (возможно, в сочетании со значительным вложением усилий или денег) и посвящая ее решению какой-либо углубленной задачи, вы тем самым повышаете важность задачи лично для себя. Это уменьшает склонность ума откладывать работу на потом и привносит в ваше предприятие новый поток мотивации и энергии.

Когда патологически честолюбивый физик Уильям Шокли, работавший в лабораториях Белла, обнаружил, что коллеги опередили его в открытии транзистора — двое членов его команды совершили это открытие в то время, когда Шокли работал над другим проектом, — он заперся в гостиничном номере в Чикаго, куда прибыл якобы для участия в конференции, и не выходил, пока не отточил все детали более совершенного вида транзистора, идея которого витала у него в голове. Когда он в конце концов вышел из номера, то тотчас же переслал свои заметки авиапочтой в Мюррей-Хилл, НьюДжерси, одному из своих коллег, чтобы тот мог внести их в лабораторный журнал и подписать, отметив таким образом время появления новшества. Плоскостной транзистор, разработанный Шокли в его порыве сосредоточения, в конечном счете принес ему Нобелевскую премию, выданную впоследствии за это изобретение.

Будучи популярным лектором, Шенкман проводил много времени в самолетах. В какой-то момент он осознал, что высота в тридцать тысяч футов над землей — идеальная обстановка, в которой он может сосредоточиться. Как он объяснил в своем блоге: «Я пристегнут к креслу, передо мной ничего нет, ничто меня не отвлекает, — мне совершенно нечего делать, кроме как быть наедине со своими мыслями». Вскоре после этого Шенкман подписал авторский договор, дававший ему всего лишь две недели на написание целой книги. Чтобы соблюсти поставленный срок, ему требовалась невероятная концентрация. И чтобы достигнуть необходимого состояния, Шенкман поступил абсолютно нетрадиционно: он купил авиабилет в бизнес-классе до Токио и обратно. На протяжении всего полета он не отрывался от работы; прибыв в Японию, он выпил эспрессо в салоне бизнес-класса и полетел обратно — и вновь писал все время пути. Он прибыл в США всего лишь через тридцать часов после вылета, имея в руках законченную рукопись. «Эта поездка обошлась мне в четыре тысячи долларов — и стоила каждого пенни», — заметил он впоследствии.

В 1980-х годах журналист Уолтер Айзексон, которому тогда перевалило за тридцать, находился посредине стремительного подъема по карьерной лестнице в журнале Time. Кристофер Хитченс, писавший в тот период для «Лондонского книжного обозрения» (London Review of Books), назвал его «одним из лучших колумнистов Америки». Айзексону было пора приниматься за написание Большой и Нужной Книги — необходимый шаг в журналистской карьере. Поэтому Айзексон выбрал для себя сложную тему — повествование о взаимосвязанных биографиях шести людей, сыгравших важную роль в политике в начале холодной войны, — и совместно со своим коллегой, молодым редактором Time Эваном Томасом, выпустил достаточно внушительную книгу: эпическое полотно на 864 страницы, озаглавленное «Мудрые люди: шестеро друзей и мир, который они создали» (The Wise Men: Six Friends and the World They Made).

Эта книга, опубликованная в 1986 году, была хорошо принята влиятельными людьми. New York Times отозвалась о ней как о «фактурном повествовании», San Francisco Chronicle восторженно назвала двух начинающих писателей «Плутархами холодной войны». Менее десяти лет спустя Айзексон достиг вершины своей журналистской карьеры, став редактором Time (вслед за чем он возглавил инициативную группу и стал невероятно популярным биографом знаменитых людей, среди которых были Бенджамин Франклин, Альберт Эйнштейн и Стив Джобс).

Как выяснилось, мой дядя, Джон Пол Ньюпорт, который тоже был нью-йоркским журналистом в годы, предшествовавшие выходу «Мудрых людей», снимал совместно с Айзексоном пляжный домик в летний сезон:

Я не переставал поражаться… когда мы все прохлаждались в патио или занимались еще чем-нибудь, он мог уйти к себе в спальню на какое-то время, чтобы поработать над книгой… он поднимался к себе на двадцать минут или на час, мы слышали, как грохочет его пишущая машинка, после чего он снова спускался к нам и выглядел таким же расслабленным, как и все остальные… работа никогда его не утомляла, он с радостью набрасывался на нее всякий раз, когда выдавалась свободная минутка.

Айзексон был методичен: как только у него появлялось свободное время, он переключался в режим углубленной работы и продолжал трудиться над книгой. Оказывается, вот как можно между делом написать книгу на девятьсот страниц, оставаясь одним из лучших колумнистов страны.

Чарльз Дарвин в тот период, когда он доводил до совершенства «Происхождение видов», установил для себя такой же строгий распорядок работы. Как вспоминал позднее его сын Фрэнсис, он вставал ровно в семь часов и сразу отправлялся на короткую прогулку. После этого он завтракал в одиночестве и удалялся в свой кабинет, где работал с восьми до полдесятого. Следующий час был посвящен чтению писем, пришедших накануне, после чего Дарвин снова возвращался в кабинет и оставался там с пол-одиннадцатого до полудня. Покончив с писанием, он отправлялся на прогулку по установленному маршруту, начинавшемуся от оранжереи и описывавшему круг вдоль границ его владений. Гуляя, Дарвин обдумывал новые пришедшие к нему идеи и гулял до тех пор, пока не был удовлетворен результатами своих раздумий и не объявлял, что на сегодня с работой покончено.

Если бы вы в 1876–1877 учебном году посещали Гарвардский университет, то, скорее всего, обратили бы внимание на жилистого, напористого, невероятно энергичного молодого человека с бакенбардами, которого звали Теодор Рузвельт. Если бы вы затем смогли завязать с ним дружеские отношения, то вскоре заметили бы странное противоречие.

С одной стороны, вам показалось бы, что его внимание безнадежно рассеяно, распределено между «поразительным спектром интересов», по выражению его однокурсников: список, который приводит его биограф Эдмунд Моррис, содержит бокс, борьбу, атлетику, уроки танцев, поэтические чтения, а также длившееся на протяжении всей его жизни увлечение естествознанием (хозяйку квартиры Рузвельта на Уинтроп-стрит совсем не радовала склонность ее молодого постояльца препарировать животных и набивать чучела на арендованной жилплощади). Это увлечение дошло даже до того, что летом первого года своего обучения в университете Рузвельт опубликовал свою первую книгу — «Перелетные птицы Адирондакских гор» (The Summer Birds of the Adirondacks). Она была благосклонно принята в «Бюллетене Орнитологического клуба Наттолла» (Bulletin of the Nuttall Ornithological Club), — едва ли нужно упоминать, что это издание весьма серьезно относилось к книгам, посвященным орнитологии. Книга была настолько хороша, что Моррис даже называет Рузвельта, уже в том молодом возрасте, «одним из наиболее сведущих молодых естествоиспытателей в Соединенных Штатах».

Для того чтобы позволить себе такое множество факультативных занятий, Рузвельту приходилось сильно ограничивать время, отводимое на то, что должно было бы быть основным предметом его стараний, — учебу в Гарварде. Приводя выдержки из дневника и писем Рузвельта того периода, Моррис установил, что будущий президент тратил на занятия не более четверти того времени, которое обычно составляет учебный день. Можно было бы предположить, что от такого подхода его оценки катастрофически снизятся. Ничего подобного. Рузвельт не был первым учеником на своем курсе, однако определенно не был и последним: за первый год он заслужил высшие баллы по пяти из семи изучаемых им дисциплин. Объяснение этому парадоксу, как оказывается, заключалось в уникальном подходе к выполнению домашних заданий. Рузвельт начинал с того, что составлял расписание на восемь часов, начиная с восьми тридцати утра и до четырех тридцати пополудни. Затем он вычеркивал время, отводившееся на декламацию и классы, а также спортивные тренировки (он тренировался ежедневно) и завтрак. Те отрезки времени, которые оставались, он посвящал исключительно занятиям. Как уже отмечалось, эти отрезки обычно были не слишком продолжительными, однако он использовал их с максимальной эффективностью: работал только над учебными заданиями и делал это с невероятной сосредоточенностью. «Количество времени, которое он проводил за письменным столом, было сравнительно невелико, — пишет Моррис, —, но его концентрация была настолько интенсивной, а скорость чтения настолько большой, что он мог позволить себе больше свободного [от учебных заданий] времени, чем большинство его сокурсников»

«Цель этой машины, — объяснил мне Дэвид, — создать такие условия, которые позволяют человеку достичь полного расцвета своих способностей, работать на абсолютном пределе личных возможностей». Другими словами, это пространство, специально созданное для одной-единственной цели: предоставить необходимые условия для самой углубленной и сосредоточенной работы.

Она [машина] представляла собой одноэтажное узкое прямоугольное строение, состоящее из пяти помещений, выстроенных в линию, одно за другим. Никакого общего коридора не предполагалось: вы должны были пройти одну комнату, чтобы попасть в следующую. Как объяснил Девэйн, «это критически важное условие, поскольку оно не позволяет вам обойти ни одно из помещений, по мере того как вы углубляетесь внутрь машины».

Первая комната, в которую вы попадаете, войдя с улицы, называется галереей. По замыслу Девэйна, в этой комнате должны содержаться примеры работ, созданных в машине. Это должно вдохновить пользователя и создать «атмосферу здорового напряжения и подталкивания со стороны его соратников».

Пройдя галерею, вы затем попадаете в салон. Здесь, по замыслу Девэйна, можно будет получить хороший кофе, а возможно, даже доступ к бару. Также тут должны располагаться диваны и иметься доступ к Wi-Fi. Идея салона в том, чтобы создать у посетителя настроение, «балансирующее на грани между острым любопытством и желанием дискутировать». Это место для споров, раздумий и в целом — для зарождения идей, которые вы затем будете более углубленно развивать внутри машины.

После салона вы входите в библиотеку. В этой комнате хранятся постоянно пополняемые записи обо всех работах, произведенных внутри машины, а также книги и другие источники, которые использовались в этих работах. Здесь будут расположены копиры и сканеры для сбора и хранения всей информации, необходимой вам для вашего проекта. Девэйн определяет библиотеку как «жесткий диск» своей машины.

Следующее помещение — офисное пространство. Здесь расположен стандартный конференц-зал с доской для записей и несколько кабин с канцелярскими столами. «Офис, — объясняет Девэйн, — предназначен для деятельности с низкой интенсивностью». Используя нашу терминологию, в этом пространстве вы можете завершить все поверхностные дела, необходимые для вашего проекта. Девэйн предполагает, что в офисе за отдельным столом должен находиться администратор, который поможет пользователям усовершенствовать свои трудовые навыки, чтобы повысить эффективность работы.

Это приводит нас к последнему пространству в машине — комнатам, которые Девэйн называет «кабинами для углубленной работы» (он позаимствовал термин «углубленная работа» из моих статей на эту тему). Предполагается, что каждая кабинка будет иметь размеры два на три метра и защищаться толстыми звуконепроницаемыми стенами (в планах Девэйна значится 45-сантиметровый слой изоляции). «Предназначение кабин для углубленной работы — обеспечить тотальную концентрацию и ничем не прерываемый рабочий процесс», — объясняет Девэйн. В его представлении пользователь будет проводить полтора часа внутри кабины, после чего последует полуторачасовой перерыв, и затем цикл будет повторяться два или три раза — к этому моменту мозг сумеет достичь своего предела концентрации на этот день.

В настоящее время эвдемоническая машина существует только как стопка архитектурных чертежей.