[Перевод] Поймайте нас, если сможете
Нам нравятся истории про самозванцев потому, что мы боимся, что мы и сами принадлежим к их числу
Прохладным осенним днём 1952 года канадский эсминец Каюга, патрулировавший Жёлтое море у берегов Инчхона в Южной Корее, поднял на борт 16 раненных солдат. Они были в тяжёлом состоянии в результате участия в Корейской войне. Некоторые из них не выжили бы без хирургического вмешательства. К счастью, корабельный доктор рассказал команде, что он хирург-травматолог. Этот дородный человек средних лет надел хирургический халат и приказал медсёстрам готовить пациентов. Затем он отлучился в свою каюту, там открыл учебник по хирургии и бегло его просмотрел. Через 20 минут недоучившийся студент Фердинанд Демара, он же Джефферсон Бэрд Торн, он же Мартин Годгарт, доктор Роберт Линтон Френч, Энтони Инголия, Бен В. Джоунс, а в этот день — доктор Джозеф Кир, прошёл в операционную.
«Скальпель!»
Глубоко вздохнув, хирург-самозванец разрезал плоть. Он держал в голове простой принцип: «Чем меньше режешь, — говорил он себе, — тем меньше потом зашивать». Найдя обломавшееся ребро, Демара удалил его и извлёк пулю, находившуюся рядом с сердцем солдата. Он боялся, что у солдата начнётся кровотечение, поэтому он добавил в рану «Gelfoam», вещество, ускоряющее свёртывание крови, и она почти сразу же свернулась. Демара вернул ребро на место, заштопал пациента и ввёл тому большую дозу пенициллина. Зрители аплодировали.
Самозванцы-профессионалы, такие, как Фрэнк Абигнейл, роль которого исполнил Леонардо Ди Каприо в фильме «Поймай меня, если сможешь», симпатичны нам потому, что сильно рискуют, проникая в романтичный мир, вход в который для нас закрыт
В течение дня Демара прооперировал всех 16 солдат. Все выжили. Вскоре слава о героизме Демара попала в газеты. Настоящий доктор Джозеф Кир, мимолётно встречавшийся с Демарой, прочитал о «своих» приключениях в Корее, где он на самом деле никогда не был. Военный суд с пристрастием допросил Демару, а затем спустил дело на тормозах, чтобы не опозориться.
Но история вышла наружу. После того, как о Демаре сделали статью в журнале Life, псевдохирург получил сотни писем от фанатов. «Мы с мужем считаем, что вы посланы богом», — писала ему одна женщина. Одна пилорама в Британской Колумбии предложила ему работу в качестве доктора. Вскоре о нём написали книгу и сняли фильм, «Великий самозванец», где этого опытного актёра играл начинающий тогда актёр Тони Кёртис. Демара сыграл в фильме роль доктора и думал о том, чтобы пойти в медицинское училище. Но решил, что это слишком сложно. «Мне всегда нравились короткие пути, — сказал он. — А от привычки быть самозванцем тяжело отказаться».
Самозванцы, эти мошенники с улыбкой и планшетом, существуют уже давно, в качестве привлекательного наследия обмана, удивляющего и соблазняющего нас. И хотя большинство из нас с трудом остаются в рамках социума, самозванцы прорываются сквозь них, без труда выходя на любую сцену по их выбору. Оказавшись в центре внимания, они срывают покровы с профессиональных тайн, издеваясь над их претенциозностью. В глубине души, по мнению психологов, самозванцы нравятся нам потому, что по нашему убеждению, мы сами в какой-то мере притворяемся. Их истории вытаскивают наружу калейдоскоп наших «я», и то, как нужно справляться с низкой самооценкой.
Профессор психологии Мэтью Хорнси начал изучать самозванцев после того, как его обманула коллега из Квинслендского университета в Австралии. Елена Демиденко, утверждавшая о своих украинских корнях, написала роман о своём детстве, получивший литературную премию. Но вскоре раскрылась правда: Елена Демиденко оказалась Еленой Дарвиль, австралийкой, не имевшей никакого отношения к Украине. Вся её история оказалась выдуманной. Будучи обманутым и преданным, Хорнси с тех пор изучает самозванцев и то, почему они нравятся людям. «Мы живём в мире, полном преград, — сказал Хорнси. — И вот вы видите людей, которые сильно рискуют, проникая в романтичный мир, вход в который для нас закрыт. Это романтическая и привлекательная идея».
Также самозванцы манипулируют нашим доверием, важностью, придаваемой нами униформе, титулу, визитке с надписью «доктор наук». Мы завидуем статусу, и нас тянет к тем, кто любит «короткие пути». Мы не хотим, чтобы наш доктор оказался ненастоящим, но мы испытываем трепет от приключений Фрэнка Абигнейла, показанных в фильме Стивена Спилберга «Поймай меня, если сможешь», путешествовавшего по миру в качестве мошенника, притворщика, в последний момент убегавшего от правосудия — и всё это ещё до того, как ему исполнился 21 год.
Но психология мошенничества связана с целым букетом сопутствующих явлений. С одной стороны — самозванцы вроде Демара и Абигнейла. С другой стороны — бытовые притворщики, то есть мы. «Большинство из нас занимается незначительным притворством ежедневно, — говорит Хорнси. — Что, если я улыбаюсь, когда несчастлив? Что, если я притворяюсь, что мне интересно, когда это не так? Что, если я притворяюсь уверенным, а на самом деле волнуюсь? Тонкая линия отделяет притворство от управления производимым на других впечатлением и социальными навыками». Мы восхищаемся самозванцами, добавляет Хорнси, «не потому, что мы хотим быть, как они, но потому, что в глубине души мы беспокоимся, что можем быть ими».
Необходимость в притворстве возникает от чувства опасности. Сидя в совете директоров, в классе школы, на встрече высокого уровня, вы чувствуете оковы страха, говорящего, что вам здесь не место. Наплевать на вашу учёную степень или резюме. Вы не такой умный, как другие. Вы самозванец. Такая неуверенность в себе достаточно эндемическая, чтобы заслужить имя — синдром самозванца. Придумавшая этот термин в 1978 году психолог Полин Клэнс [Pauline Clance] обнаружила, что такой синдром часто встречается у успешных женщин, но гендерно-независимые исследования подтвердили, что мужчины точно так же подвержены этому синдрому, и что примерно 70% профессионалов иногда ощущают себя самозванцами.
Психологи винят в возникновении синдрома биполярные стили воспитания детей. Бесконечная критика в детстве может привести к интернализации родительского презрения, которое затем не заглушат никакие успехи. И наоборот, синдром «идеального ребёнка», которого хвалят за простейшие рисунки или проекты, точно так же может перерасти в сомнения по поводу того, заслужен ли успех человека. Вне зависимости от причин, самопровозглашённый «самозванец» обнаруживает, что каждое достижение и каждый комплимент лишь усиливают страх того, что когда-нибудь его «притворство» раскроется.
Фердинанд Демара притворялся доктором, монахом, юристом и учителем
Страх притворства заставляет нас стремиться к тем, у кого нет стыда и сомнений во время проворачивания самых невероятных обманов. «Народ любит самозванцев», — пишет британский журналист Сара Бёртон в своей книге «Самозванцы: шесть типов лжецов» [Imposters: Six Kinds of Liar]. Мы стремимся «открыто или тайно к такого рода нарушениям табу». В детстве нам внушали, что нужно говорить правду, пишет Бёртон, и «когда мы узнаём, что у кого-то удался монументальный обман, первой нашей реакцией будет повышенный интерес».
Молодой человек притворяется сыном актёра Сидни Пуатье, прокладывая дорогу в богатые дома Манхэттена. Австрийка убеждает людей, что, несмотря на незнание русского языка, она — потерявшаяся принцесса Анастасия из династии Романовых. Хитрый француз снова и снова играет роль давно потерянного сироты. Возможно, нас привлекают самозванцы, считает Бёртон, потому что притворщик «просто может пройти дальше по пути, на котором стоим мы все».
Психологи приписывают серийным обманщикам несколько мотивов, каждый из которых связан с одним из наших внутренних «я». Некоторые из самозванцев, говорит Хорнси, «безудержные искатели приключений», которыми мы хотели бы стать. Другие пытаются найти общественную поддержку, которой им недостаёт из-за стеснительности или отчуждённости. Ещё один мотив — подавленное самоуважение. Чувствуя себя неудачником, самозванец легко достигает престижного положения, притворяясь кем-то лучшим, кем-то уважаемым. Демаре не нужен был психолог, чтобы понять, почему он притворялся доктором. «Как ни посмотри, а доктор Роберт Френч был личностью, хорошей или плохой, — писал Демара. — А Демара, хороший или плохой — никто».
Психолог Хелен Дойч [Helene Deutsch] считает, что самозванцы испытывали резкие повороты судьбы. Их растили в успешных семьях, но их права внезапно нарушались из-за развода, банкротства или предательства. Они чувствовал себя обманутыми, и у них не было времени карабкаться по лестнице успеха. Они восстанавливали статус, просто захватывая его. Фрэнк Абигнейл вышел из зала суда, где его разводившиеся родители боролись за опеку, и начал жить фантазиями. Он был высоким, симпатичным, и на вид ему можно было дать 26, а не 16. Он провёл несколько лет, играя роли пилота авиалиний, охранника, доктора, юриста. «Альтер-эго человека, — писал он в мемуарах, — это не что иное, как его любимый образ себя самого».
В малых масштабах все мы притворщики, но мало у кого из нас хватает интеллекта или социальной ловкости серийного обманщика. Без единого посещения курсов, Абигнейл изучал учебники по юриспруденции и прошёл тест в Луизиане. Демара мог в один день читать текст по психологии и обучать психологии в следующий. Серийные обманщики умеют быстро разрядить ситуацию шуткой, и они мастерски улавливают настроение слушателей. «В любой организации всегда существует огромное количество неиспользуемых ресурсов, которые можно подобрать, не конфликтуя ни с кем», — сказал Демара, притворявшийся охранником в тюрьме, профессором, монахом, помощником шерифа. «Сами придумывайте свои правила и интерпретации. С этим ничто не сравниться. Помните это и проникайте в вакуум власти».
Внутри нас притворщик поселился уже давно. Слово «персона» происходит от этрусского «персу», означающего «маска». До того, как превратиться на латыни в «persona», этот термин обозначал персонажей греческих драм в масках. Шекспир использовал эту идею в своём знаменитом «весь мир — театр», а мы — всего лишь актёры, чьи роли меняются со временем и с обстоятельствами.
Мы знаем нашу роль. Так зачем нам маска? Наш внутренний притворщик, по словам психологов, питается от борьбы с нашим представлением о себе. Каждое утро, смотря в зеркало, мы разочарованы тем, кто смотрит на нас в ответ. Мы всего лишь тень того, чем мы хотели стать. Как прожить ещё один день? Сделать вид, стать «социальным хамелеоном».
Этот термин, по словам Марка Снайдера [Mark Snyder], профессора психологии в Миннесотском университете, описывает тех, чьё внутреннее «я» отличается от публичной личности. «В каком-то смысле мы все — социальные хамелеоны», — говорит Снайдер, изучающий личности и социальные взаимодействия. «Как хамелеон, принимающий цвет физического окружения, мы принимаем социальные цвета нашего социального окружения, подстраивая наше поведение под обстоятельства».
По словам Снайдера, у социальных хамелеонов обычно присутствует сильный самоконтроль, они оценивают каждую новую ситуацию, как в неё вписаться, как сделать так, чтобы нравиться другим. Самоконтроль можно найти во многих профессиях, например, в юриспруденции, актёрстве, политике. Но все люди с хорошим самоконтролем, говорит Снайдер, согласятся с утверждением: «С разными людьми я веду себя совершенно по-разному».
Философ Дэниел Деннет [Daniel C. Dennett] сравнивает нас с вымышленными персонажами. «Мы все иногда выдумываем, рассказывая и снова повторяя себе историю нашей жизни, причём недостаточно правдиво», — отмечает он. Деннет считает, что наш внутренний рассказчик связан с анатомией мозга, и цитирует нейробиолога Майкла Газзанига [Michael Gazzaniga], изучавшего компоненты мозга, каждый из которых реагирует на свои раздражители. Компонентам «приходится работать по обстоятельствам, и с удивительной изобретательностью, чтобы на выходе получать небольшое количество поведенческого единения», — пишет Деннет. А значит, «все мы — рассказчики-виртуозы, ввязывающиеся во всякие модели поведения, и мы всегда надеваем наилучшие маски из возможных. Мы пытаемся совместить все наши данные в одну хорошую историю».
Вуди Аллен довёл эту идею до абсурда в псевдодокументальном фильме «Зелиг», в котором человек-хамелеон мог перевоплощаться в зависимости от группы людей, в которую он попадал. Леонард Зелиг удивлял докторов, превращаясь в психиатра в очках, в тёмнокожего джазового музыканта, активного индейца, и даже в отбивающего игрока New York Yankees. Под гипнозом Зелиг объяснил, почему он это делает: «Быть похожим на других безопасно».
Почему же кажется таким опасным быть собой? Может быть потому, что внутреннего «я» не существует. В этом убеждён немецкий философ Томас Метцингер [Thomas Metzinger], директор Отдела нейроэтики и группы MIND в Университете им. Иоганна Гутенберга. «Никаких личностей не существует», пишет Метцингер в книге «Будучи никем: личностная модель теории субъективности» [Being No One: The Self-Model Theory of Subjectivity]. «Ни у кого никогда не было личности и никто ею не был».
Метцингер считает, что наш разум хранит лишь искажённую версию самого себя, «феноменологическое я», видящее мир через окно, но не способное увидеть окно. Путая концепцию «себя» с настоящим «собой», мы пытаемся достичь слаженности, но в результате принимаем то, что ведём себя, как один человек во вторник, немного другая версия этого человека в среду, и бог знает, что ждёт нас к выходным.
Метцингер говорит, что наши хлипкие конструкции «себя» зиждутся на центральном принципе. «Есть теория управления страхом, утверждающая, что многие культурные достижения — всего лишь попытки управиться со страхом, появляющимся, кода мы сознаём свою смертность, — говорит он. — Осознание того, что вы умрёте, создаёт ошеломительный конфликт в нашей модели себя. Иногда я называю это расщелиной или разломом, глубокой экзистенциальной раной, нанесённой нам этим осознанием — все мои глубокие эмоциональные структуры говорят, что этого не должно случиться, а моя модель себя говорит мне, что это должно случиться».
Наше «я» определяется нашими намёками на смертность. Она отделяет нас от ничто. Неудивительно, что мы наслаждаемся, находясь внутри наших личностей. И теперь у нас есть для этого идеальная среда. Психолог из MIT Шери Тюркл [Sherry Turkle], автор «Второе Я: компьютеры и человеческий дух» [The Second Self: Computers and the Human Spirit] называет соцсети «технологией идентификации». «Вы можете быть этим. У вас могут быть такие друзья. У вас могут быть эти связи. У вас может быть эта любовь, это признание, последователи, люди, желающие быть с вами, — говорит она. — Людям нужна эта связь». И часто они становятся онлайн-хамелеонами, чтобы получить её.
А для профессионалов этого дела софиты горят ярко, как никогда. Как гласит знаменитая карикатура из издания New Yorker, «никто не знает, что ты собака». Берите вымышленное имя, добавляйте «доктор наук» на самоизданной книге, или просто пишите блоги, притворяясь экспертом — такие цифровые самозванцы процветают в Сети. Вы ведь не верите на самом деле этим красивым фоточкам с Facebook?
Каждый из нас — это рисунок кубиста, не имеющий одного портрета для самого себя. Неудивительно, что нас тянет к тем, кто выглядит таким уверенным в себе и в том, кем они являются. Эти коварные художники предлагают нам такие автопортреты, которые кажутся сравнимыми по мастерству с Рембрандтом. Фердинанд Демара. Фрэнк Абигнейл. Леонард Зелиг. А вы? Кого вы пытаетесь обмануть?
