[Перевод] Что с человеком делает скука: наука блуждающего сознания
«У каждой эмоции есть цель с эволюционной точки зрения», — говорит Санди Манн, психолог и автор книги «Положительная сторона отдыха: почему скука — это хорошо» [The Upside of Downtime: Why Boredom Is Good]. «Я хотела выяснить, зачем нам нужна такая эмоция, как скука, кажущаяся отрицательной и бесполезной эмоцией».
Так Манн начала работать по своей специальности: скука. Изучая эмоции, появляющиеся на рабочем месте, в 1990-х годах, она обнаружила, что второй наиболее часто подавляемой эмоцией после злости была — да, да — скука. «Про неё пишут плохие вещи, — говорит она. — Почти во всём винят скуку».
Погрузившись в тему скуки, Манн обнаружила, что она, на самом деле, «весьма интересна». И уж точно не бессмысленна. Вижнанд ван Тилбург из Саутгемптоновского университета так объяснил важную эволюционную функцию этого тревожного и отвратительного ощущения: «Скука заставляет людей заниматься делами, в которых они видят больше смысла, чем те, что есть у них под рукой».
«Представьте себе мир, в котором мы бы не скучали, — говорит Манн. — Нас бы постоянно радовало что угодно — падающие капли дождя, кукурузные хлопья за завтраком». Разобравшись с эволюционным смыслом скуки, Манн заинтересовалась тем, есть ли у неё преимущества кроме вклада в выживание. «Инстинктивно, — говорит она, — я чувствовала, что каждому в жизни надо немного поскучать».
Манн разработала эксперимент, в котором группе участников дали самую скучную из всех задач, которую она могла придумать: копирование телефонных номеров из телефонной книги вручную. (Если кто-то ни разу в жизни не видел телефонных книг, погуглите их). Испытание было основано на классической проверке творческого начала, разработанной в 1967 Дж. П. Гуилфордом, американским психологом, одним из первых исследователей творчества. В оригинальном тест Гуилфорда «проверка альтернативных способов использования» испытуемому даётся две минуты на то, чтобы придумать как можно больше альтернативных способов использования повседневных объектов — чашек, бумажных скрепок, стульев. В версии Манн тест на творчество она предварила 20-минутной бессмысленной задачей — копированием телефонных номеров. После этого испытуемых попросили придумать как можно больше способов использования двух бумажных стаканчиков. Те выдали несколько идей средней оригинальности, вроде горшков для цветов и игрушек для песочницы.
В следующем эксперименте Манн увеличила скучную часть. Вместо копирования номеров из телефонной книги испытуемым нужно было читать номера вслух. И хотя некоторые из них делали это с удовольствием, после чего их удалили из комнаты, большинство участников посчитало это занятие чрезвычайно, совершенно скучным. Впасть в прострацию сложнее, когда ты занят чем-то активным, вроде написания номеров, чем когда ты занят таким пассивным действием, как чтение. В результате, как и предполагала Манн, испытуемые выдали более творческие идеи по использованию бумажных стаканчиков: серьги, телефоны, музыкальные инструменты, и, что больше всего ей понравилось, лифчик в стиле Мадонны. Эта группа уже рассматривала стаканчики не только как контейнеры.
Этими экспериментами Манн доказала свою точку зрения: скучающие люди мыслят более творчески, чем остальные.
Но что же такого происходит во время скуки, что запускает ваше воображение? «Скучая, мы ищем какой-то стимул, которого нет в непосредственной близости к нам, — поясняет Манн. — Поэтому мы начинаем искать стимулы, отправляя наше сознание путешествовать в различные места, находящиеся у нас в головах. Это способно стимулировать творчество, поскольку, когда вы начинаете грезить наяву и позволяете разуму блуждать, вы выходите за границы осознанного и переходите в подсознание. Этот процесс позволяет вам создавать различные связи. И это потрясающе».
Скука открывает путь к странствиям разума, что помогает нашему мозгу создавать те самые связи, способные решить что угодно, от планирования ужина до прорыва в борьбе с глобальным потеплением. Исследователи лишь недавно начали разбираться с явлением блуждания сознания, активностью, которой занимается наш мозг, когда делает что-то скучное, или не делает ничего. Большая часть исследований по грёзам наяву была проведена за последние 10 лет. С современными технологиями получения снимков мозга, каждый день появляются новые открытия того, чем занимается наш мозг не только когда мы чем-то сильно заняты, но и когда мы находимся в прострации.
Когда мы делаем что-то осознанно — даже если мы записываем номера из телефонной книги — мы используем «сеть исполнительного внимания» [executive attention network] — части мозга, управляющие и подавляющие внимание. Как говорит нейробиолог Маркус Рэйчл: «Сеть внимания позволяет нам напрямую контактировать с миром, здесь и сейчас». И наоборот, когда наш разум блуждает, мы активируем часть мозга под названием «сеть пассивного режима работы мозга», открытую Рэйчлом. Пассивный режим работы, названный так Рэйчлом, используется для описания «покоящегося мозга»; то есть, когда мы не сконцентрированы на внешней задаче с чёткими целями. Поэтому, в отличие от общепринятой точки зрения, когда мы уходим в себя, наш разум не отключается.
«С научной точки зрения, грёзы наяву — интересное явление, поскольку оно определяет возможности людей по созданию мыслей чистым образом, в отличие от мыслей, появляющихся в виде реакции на события внешнего мира», — говорит Джонатан Смолвуд, изучавший блуждание разума с самого начала своей карьеры нейробиолога, стартовавшей 20 лет назад. Возможно, не было простым совпадением то, что он получил докторскую степень в том же году, когда был открыт пассивный режим мозга.
Смолвуд — настолько увлечённый блужданиями сознания, что взял себе ник с таким названием в Твиттере — объяснил, почему эта область до сих пор не сильно развита. «У неё есть интересное место в истории психологии и нейробиологии из-за того, как организована когнитивистика. В большей части экспериментов и теорий мы демонстрируем что-то мозгу и смотрим, что происходит». В прошлом по большей части этот метод, основанный на выполнении задач, использовался для того, чтобы понять, как работает мозг, и он выдал огромное количество знаний по поводу процессов адаптации к внешним стимулам. «Блуждание разума занимает особое место, так как не вписывается в этот ряд явлений», — говорит Смолвуд.
Мы находимся в ключевой точке истории нейробиологии, если верить Смолвуду, поскольку, с появлением систем нейровизуализации и других всеобъемлющих инструментов для выяснения того, что происходит в мозге, мы начинаем понимать функционирование, по сию пору ускользавшее от нас. Сюда входят и наши ощущения, испытываемые во время безделья.
Ключевая роль грёз наяву стала очевидной для Смолвуда, как только он начал её изучать. Прострация важна для нас настолько, что «она может быть ответом на вопрос, что отличает нас, людей, от менее сложных животных». Она участвует в работе большого количества навыков, от творческой деятельности до предсказаний будущего.
Сеть пассивного режима работы мозга включается, когда он не сконцентрирован ни на одной задаче
В этой области ещё столько всего предстоит открыть, но что уже ясно, так это то, что пассивный режим не означает бездействия мозга. Смолвуд использует функциональную магнитно-резонансную томографию (фМРТ) для изучения нервных изменений, происходящих, когда подопытные лежат в сканерах и ничего не делают, кроме как рассматривают неподвижное изображение.
Оказывается, что в пассивном режиме мы используем порядка 95% от того количества энергии, которое тратим при активных размышлениях. Несмотря на отсутствие внимания, наш мозг всё равно проделывает довольно много работы. Пока люди лежали в сканерах в эксперименте Смолвуда, их мозг продолжал «демонстрировать очень организованную спонтанную деятельность».
«В принципе нам непонятно, почему он этим занят, — говорит он. — Когда вам нечего делать, ваши мысли не останавливаются. Вы продолжаете генерировать мысли, даже если вам нечего с ними делать».
Смолвуд с командой в частности работают и над тем, чтобы объединить это состояние неограниченных произвольных мыслей и состояние организованной спонтанной деятельности мозга, поскольку они считают их «двумя сторонами одной медали».
Области мозга, составляющие сеть пассивного режима — срединная височная доля, срединная префронтальная кора, задняя поясная кора — выключается, когда мы переключаемся на задачи, требующие внимания. Но они принимают весьма активное участие в работе автобиографической памяти, модели психики человека (по сути, нашей возможности представлять, что думают и чувствуют другие люди), и, что уникально — обработка представления о себе, то есть, создание согласованного представления о себе самом.
Когда мы отвлекаемся от внешнего мира и погружаемся в себя, мы не выключаемся. Мы подключаемся к огромному количеству памяти, представляем будущие возможности, разбираем наше взаимодействие с другими людьми, размышляем над тем, кто мы есть. Кажется, что мы тратим время, глазея на самый долгий красный свет в мире, ожидая, когда он переключится на зелёный, но наш мозг выстраивает идеи и события в нужном порядке.
Именно в этом заключается суть различий между блужданием сознания и другими формами работы мысли. Вместо того, чтобы ощущать, сортировать и понимать вещи на основе того, как они приходят к нам извне, мы делаем это внутри нашей собственной когнитивной системы. Это даёт нам возможность подумать и лучше понять всё после того, как срочность момента прошла. Смолвуд приводит спор в качестве примера: пока спор происходит, сложно быть объективным или смотреть на всё с точки зрения другого человека. Злость, адреналин, физическое и эмоциональное присутствие другого человека мешают анализу. Но в душе или за рулём на следующий день, когда ваш мозг переживает происшедшее, ваши мысли становятся более глубокими. Вы не только думаете о миллионе вариантов ваших ответов, но и, возможно, без «того стимула, которым является человек, с которым вы спорили», вы можете посмотреть на всё с другой точки зрения и породить какие-то идеи. Размышления о межличностном взаимодействии другим способом, отличным от происходящего во время встречи в реальном мире, являются отличной формой творчества, стимулируемой блуждающим сознанием.
«Грёзы наяву особенно важны для такого вида, как мы, с высокой важностью социального взаимодействия, — говорит Смолвуд. — Всё оттого, что самым непредсказуемым явлением в вашей повседневной жизни будут другие люди». Наш мир, от светофоров до касс в продуктовых магазинах, работает по простому набору правил. В отличие от людей. «Грёзы наяву отражают необходимость понять сложные аспекты жизни, которые почти всегда связаны с другими людьми».
Поговорив с профессором Смолвудом, я ещё сильнее убедился в том, что заполнять свободные минутки дня проверками электронной почты, обновлением Твиттера или непрерывной проверкой телефона — деструктивно. Я понял, почему готовность отпустить свой разум немного поблуждать — ключ к творчеству и продуктивности.
«Ну, это спорное утверждение, — сказал Смолвуд. — Люди, у которых разум всё время находится в прострации, не смогут сделать вообще ничего».
Действительно. Мне не нравилось, что Смолвуд придерживает мой энтузиазм, но грёзы наяву на самом деле не всегда считались полезными. Фрейд считал людей с отрешённым сознанием невротиками. Ещё в 1960-х учителям рассказывали, что студенты-мечтатели рискуют приобрести проблемы с психологическим здоровьем.
Очевидно, способы грезить наяву существуют разные — и не все из них продуктивны или позитивны. В содержащей плодотворные идеи книге «Внутренний мир грёз наяву» [The Inner World of Daydreaming] психолог Джером Сингер, изучавший блуждающий разум более 50 лет, определяет три разных стиля грёз наяву:
- Неуправляемое внимание.
- Дисфорическая прострация с синдромом вины.
- Позитивно-конструктивная прострация.
Их названия говорят сами за себя. Люди, плохо умеющие управлять своим вниманием, легко возбуждаются, легко отвлекаются, им сложно концентрироваться даже на своих грёзах наяву. Когда наше блуждание разума приобретает дисфорический оттенок, наши мысли становятся контрпродуктивными и негативными. Мы ругаем себя за то, что забыли чей-то день рождения, или за то, что в нужный момент не смогли дать отпор кому-то. Нас переполняют такие эмоции, как чувство вины, тревога и злость. Некоторые люди легко застревают в этом кругу негативного мышления. Неудивительно, что такого рода блуждания разума чаще случаются у людей, жалующихся на хронический уровень несчастья.
Когда дисфорическая прострация превращается в хроническую, люди могут склоняться к деструктивному поведению — к зависимости от азартных игр, химических веществ или еды. Вопрос лишь в том, как проявляет себя блуждание мыслей у людей, жалующихся на хронический уровень несчастья — оно просто проявляется у них чаще, или же ещё и способствует ухудшению настроения. В исследовании от 2010 года «Блуждающий разум — несчастный разум», гарвардские психологи Мэтью Киллингворт и Дэниел Гилберт разработали приложение для айфона, предназначенное для наблюдения за мыслями, чувствами и действиями 5000 человек в любой момент времени в течение дня. Приложение выдавало звуковой сигнал в случайные моменты времени, и испытуемый отвечал на вопросы, затрагивавшие его действия, мысли об этих действиях, уровень счастья и другие вещи. По результатам наблюдений Киллингворт и Гилберт установили, что «люди думают не о том, что происходит, почти так же часто, как думают о том, что происходит», и «обычно такие мысли делают их несчастными».
Об этом можно услышать в любом классе по йоге — ключ к счастью лежит в том, чтобы жить в текущем моменте. Так как же всё обстоит в реальности? Блуждающий разум продуктивен или сам себя разрушает? Видимо, как и всё в этой жизни грёзы наяву — штука сложная и многогранная.
Смолвуд участвовал в исследовании взаимоотношений между настроением и блужданием разума, из которого был сделан вывод, что «порождение мыслей, не связанных с текущим окружением, может быть как причиной, так и следствием несчастья». Что, простите?!
В исследовании от 2013 года (Florence J.M. Ruby, Haakon Engen, Tania Singer) утверждается, что не все виды отстранённых размышлений или грёз наяву одинаковы. Данные, собранные у сотни участников, показывали, были ли их мысли связаны с текущей задачей, концентрировались ли они на прошлом или будущем, думали ли о себе или о других, в позитивном или негативном ключе. Исследование обнаружило, что негативные мысли вызывали негативное настроение (ещё бы). Отстранённые мысли людей в депрессии являлись и причиной и следствием негативных настроений, и «мысли, связанные с прошлым, особенно вероятно связаны с плохим настроением». Но ещё есть надежда — исследование также обнаружило, что «мысли, связанные с будущим и с самим собой предшествовали улучшениям настроения, даже если текущие мысли были негативными».
«У грёз наяву есть особенности, которые позволяют нам думать о наших жизнях в необычном ключе, — сказал мне Смолвуд. — Но в определённых ситуациях, возможно, не стоит продолжать думать об одном и том же. Многие состояния хронического несчастья вероятно связаны с блужданием разума просто потому, что эти проблемы невозможно решить».
Грёзы наяву схожи со смартфонами с тем, что с подобным времяпрепровождением легко переборщить. Смолвуд утверждает, что не нужно думать о том, как работают наши телефоны или наш мозг, в терминах «хорошо» или «плохо». Всё дело в том, как мы их используем. «Смартфоны позволяют нам делать удивительные вещи — например, связываться с людьми, находящимися на огромном расстоянии, но мы можем попасть к ним в ловушку, посвятив им всю жизнь, — говорит он. — И это не вина смартфонов». Грёзы наяву позволяют нам по-другому взглянуть на вещи — хорошо ли, плохо ли, но, главное, по-другому.
Обратная сторона дисфорической прострации, позитивно-конструктивная разновидность, происходит, когда наши мысли принимают творческое направление. Мы начинаем радоваться возможностям, которые наш мозг способен мысленно вызвать практически ниоткуда, как по волшебству. Этот режим блуждания разума отражает наше внутреннее стремление к изучению идей и чувств, составлению планов, решению задач.
Как же заниматься здоровыми блужданиями разума? Допустим, вы поссорились с коллегой. Вечером, когда вы режете себе салат, вы обнаруживаете, что постоянно проигрываете эту сцену в голове раз за разом. На вас накатывают волны гнева, и вы ругаете себя за то, что не придумали какой-то более умный ответ на его неоправданное заявление о том, что вы не вкладывались в последний проект на все 100%. Применив положительно-конструктивное отвлечённое размышление, вы прощаетесь с прошлым и придумываете способ показать ему, как много на самом деле вам приходится работать для ваших совместных проектов. Или же вы решаете перейти в другую команду и больше не общаться с этим козлом, потому что жизнь слишком коротка.
«Сменить образ мыслей труднее, чем говорить об этом, — сказал Смолвуд. — Грёзы наяву отличаются от других форм отвлечения внимания тем, что когда ваши мысли наталкиваются на какие-то определённые темы, это говорит о том, в каком положении находитесь вы в своей жизни и как вы к нему относитесь. Проблема в том, что иногда, когда жизнь человека складывается не очень хорошо, грезить наяву становится сложнее, чем когда жизнь кажется лёгкой. В любом случае суть в том, что это времяпрепровождение даёт нам возможность понять, кто мы есть».
Все эти часы в качестве молодой мамы, которые я провела, катая своего ребёнка в коляске, поскольку он из-за колик не мог уснуть по другому, и переживая, что я могла бы быть более продуктивной или оставаться на связи с обществом и с тем, что оно делает, на самом деле оказались удивительно полезными — я ненамеренно давала своему разуму свободное пространство и время, чтобы он смог достичь ранее недоступных широт. Я не только подключалась к прошлому опыту, но и представляла себя в будущем в разных местах, задуманных мною, и занималась планированием жизни.
И если пережёвывание неприятного опыта или постоянное возвращение мыслями в прошлое однозначно является побочным продуктом блужданий разума, исследования Смолвуда и других показали, что по прошествии достаточного количества времени на самосозерцание наш разум начинает склоняться к «перспективному мышлению». Такие мысли помогают нам находить новые решения — например, в моём случае это была совершенно новая карьера. Грёзы наяву по своей природе помогают нам, когда мы сталкиваемся со сложной задачей личного или профессионального толка. А скука — один из лучших катализаторов для запуска этого процесса.
На первый взгляд, скука и проницательность противоположны друг другу. Скука, если определять её только как состояние усталости и беспокойства без признаков заинтересованности, имеет только негативный подтекст, и её нужно всеми силами избегать; к проницательности же мы стремимся, и оно представляет собой качество яркого успеха и необычных умственных способностей. Гений, интеллект, талант, лёгкость против апатии, тупости, уныния. Это неочевидно, но два этих противоположных состояния очень тесно связаны.
Андреас Элпидороу, исследователь в психологическом отделении Луисвильского университета, и, как он сам себя называет, защитник скуки, объясняет: «Скука мотивирует стремление к новым целям, когда текущие цели перестают быть удовлетворительными, привлекательными или осмысленными для вас». В его научной статье 2014 года «Положительная сторона скуки» [The Bright Side of Boredom], Элпидороу утверждает, что скука «выполняет роль регулирующего состояния, поддерживающего человека при выполнении его целей. В отсутствие скуки человек оказался бы в плену неудовлетворительных ситуаций и пропустил бы множество приятного с точки зрения эмоций, разума и социального общения опыта. Скука — это и предупреждение о том, что мы занимаемся не тем, чем хотим, и толчок, мотивирующий нас на переключение целей и проектов».
Можно сказать, что скука — инкубатор проницательности. Это беспорядочное, неприятное, запутывающее, вызывающее отчаяние место, в котором приходиться немного побыть перед тем, как придумаешь успешную формулу или уравнение. Эту мысль уже много раз повторяли. «Хоббит» был задуман, когда Дж. Р.Р. Толкин, оксфордский профессор, «получил огромную гору экзаменационных работ, и проставлял им летом оценки, что было очень трудно, и, к несчастью, также и скучно». Когда он наткнулся на работу одного студента, состоявшую из чистого листа, он обрадовался. «Восхитительно! Читать нечего», — рассказывал Толкин ВВС в 1968 году. «Так что я, не знаю, почему, набросал на ней: «В норе в земле жил-был хоббит». Так и родилась первая строка одной из самых любимых фэнтези-книг. Известно высказывание Стива Джобса, изменившего мир своими технологическими идеями: «Я искренне верю в скуку. Всякие технологические штуки — это прекрасно, но когда вам нечего делать, это тоже может быть прекрасным». Стивен Леви, сооснователь Apple, писал в журнале Wired, как он с ностальгией вспоминает длинные, скучные летние месяцы его молодости, подпитывавшие его любопытство, поскольку «из любопытства вырастает всё остальное», и выражал опасение по поводу эрозии скуки, исходящей от устройств, которые он помогал создавать.
Стив Джобс был мастером проницательности. Так что воспользуемся его советом радостно приветствовать скуку. Дайте вашему знанию о науке и истории скуки вдохновить вас на то, чтобы вернуть скуку в вашу жизнь. Сначала она покажется вам неудобной, раздражающей, вы можете даже разозлиться, но кто знает, чего вы сможете достигнуть, когда вы преодолеете первые фазы скуки и начнут включаться её потрясающие побочные эффекты?
Из книги Мануш Зомороди «Скучающий и проницательный» [Bored and Brilliant], 2017.
