Психология вора в костюме — Почему многие руководители совершают должностные преступления15.12.2016 22:08

В 1999 году два главных американских HR-специалиста и «охотника за руководителями» написали книгу «Уроки наверху: В поисках лучшего топ-менеджера США», которая прославляла 50 бизнес-титанов. Читателям предлагалось «научиться лидерским качествам и представить себя на месте этих руководителей».

«Однако несколько лет спустя трех героев книги обвинили в экономических преступлениях и приговорили к тюрьме. Трем другим руководителям были назначены многомиллионные штрафы за незаконные операции. Это невероятно высокий уровень правонарушений, учитывая что речь идет о «цвете американского топ-менеджмента», — пишет автор The Atlantic Юджин Солтс.

Последние семь лет он изучал, почему так много руководителей верхнего звена совершают должностные преступления — прибегают к мошенничеству, взяточничеству, хищениям и инсайдерской торговле. «Некоторые комментаторы списывают ошибки руководителей на их жадность, другие считают, что они были ослеплены своими амбициями и не смогли признать вину», — рассуждает Юджин Солтс.

Чтобы во всем разобраться, автор материала опросил около пятидесяти руководителей, обвиненных в совершении должностных преступлений: «Многие из них оказались лишены былой уверенности. Оторванные от бизнес-сообщества, которое прежде вознесло их на пьедестал, многие открыто делились со мной своими взглядами и мыслями. Благодаря телефонным разговорам, письмам и тюремным встречам, со временем я стал лучше их понимать», — пишет он.

Сперва меня поразило, что они не испытывают угрызений совести. Их не волнуют последствия махинаций. Один из руководителей со смехом вспоминал, как накануне процесса по условно-досрочному освобождению его юрист показывал, что нужно сделать, чтобы сожаление выглядело более убедительным, хотя на самом деле ему было ни капли не жаль.

— Юджин Солтс

«Меня обеспокоило то, что руководители, получившие более мягкие сроки за показания против других, говорили мне то, что абсолютно отличалось от их речей под присягой», — продолжает автор The Atlantic.

Многие из осужденных прямо говорили о своем отношении к преступлениям: «Мораль остается за дверью, когда давление увеличивается, — рассказывает бывший руководитель компании Towers Financial Corporation Стивен Хоффенберг, осужденный за использование «схемы Понци» для хищения денег инвесторов. — Когда на тебя возлагаются обязательства, и ты контролируешь бюджет, можно забыть о морали».

Но некоторые по-прежнему были уверены в свей невиновности. Бывший главный бухгалтер компании WorldCom Дэвид Майерс, обвиненный за проведение одной из самых крупных финансовых махинаций в истории США, считал, что делает правильные вещи и помогает людям. «Ему казалось, что махинации косвенно помогают компании, увеличивают цену акций и создают рабочие места», — пишет Солтс.

Некоторые бывшие руководители полностью отрицали свою вину: «У меня была хорошая карьера. Я получал несколько миллионов долларов в год. Поэтому я не стал бы ставить все на кон и делать что-то противозаконное», — оправдывался один из высокопоставленных руководителей, который помог скрыть от налогов миллионы долларов.

«Он пожелал сохранить анонимность из-за того, что до сих пор находится под следствием, — пишет автор The Atlantic. — Другие же считали, что стали жертвой целенаправленного преследования, ведь они делали все то же самое, что и другие руководители, но наказали только их».

Большинство руководителей соглашались, что преступили закон. Но даже они затруднялись объяснить, что побудило их совершить проступок.

«Когда государственные обвинители пытаются объяснить поведение подсудимых руководителей, они ссылаются на трезвый расчет, будто те принимали решение, исходя из анализа издержек и выгод», — пишет Солтс. В 1976 году издание Wall Street Journal предложило выделить корпоративные преступления в отдельную категорию.

«В отличие от убийств на бытовой почве или ограблений из-за крайней нужды, преступления, совершенные «бандитами в костюмах» — пример расчетливой оценки издержек и выгод», — писал автор Wall Street Journal

«Основой для этого убеждения стала работа профессора Чикагского университета Гэри Бэкера, который вывел математическую модель, описывающую корпоративные преступления. За эту работу он был удостоен Нобелевской премии, — пишет Юджин Солтс. — Ему противоречили психологи, которые считали действия руководителей отклонением. А он настаивал, что руководители, совершившие должностные преступления, просто по-другому оценивают выгоды и издержки».

Автору казалось, что благодаря этой теории он сможет понять, что именно двигало руководителями. «Вероятно, они хотели добиться дополнительных выгод, или считали, что польза в результате нарушения закона окажется выше возможных последствий. Или же они просто не верили в то, что их могут поймать», — пишет Солтс.

Но чем больше я общался с заключенными, тем менее обоснованными казались мне их решения

Бывшего руководителя компании KPMG Скотта Лондона осудили за инсайдерскую торговлю: «Когда развивалась эта история, я и не задумывался о возможных последствиях», — сообщил он автору The Atlantic.

Его случай не уникален: бывший глава фирмы ImClone Systems Сэм Уоксал, который посоветовал своей дочери избавиться от акций компании, удивлялся, что многим казалось, будто за его действиями скрывается хитроумная схема. «Он знал, что Комиссия по ценным бумагам отслеживает биржевое поведение родственников руководства. Его действия сложно назвать поступком рационального человека и проявлением смекалки. Он мог разработать куда более хитроумный план», — пишет Солтс.

«Я не знаю, о чем думал в тот момент. К сожалению, мне следовало быть осмотрительнее», — сообщил Уоксал автору The Atlantic. «Людям кажется, что они всегда принимают взвешенные решения. Поэтому их и удивляют случаи, когда руководители совершают противоправные действия и оказываются неспособны предвидеть последствия, — пишет Солтс. — Но причина кроется в том, что люди слабо представляют себе, как именно они принимают решения. На самом деле мы очень часто следуем интуиции, а не рассудку».

«Но если руководители нарушали закон интуитивно, разве они не предчувствовали возможные последствия для себя и для других? Для посторонних ущерб от их действий очевиден. С точки зрения закона, между хищением корпоративных средств и воровством кошелька акционера разница невелика. Но фактически разница между этими действиями огромна», — заключает автор The Atlantic.

Карманная кража требует физического контакта, а в случае хищения корпоративных средств, злоумышленник и жертва максимально дистанцированны: ему не нужно приближаться к ней, трогать ее и видеть ее реакцию. Именно поэтому руководители, укравшие деньги компании, не считают себя ворами.

— Юджин Солтс

«Мне казалось, что я делаю что-то незначительное с небольшой суммой денег. Я не думал, что это может кому-то повредить», — утверждает бывший руководитель компании KPMG Скотт Лондон. «Обычно мы вполне можем предвидеть, что наше действие может нанести кому-то вред. Но если вред наносится какому-то абстрактному или далекому человеку, то мы не всегда можем понять, что поступаем неправильно», — пишет Юджин Солтс.

Сегодня решения руководителей крупных компаний оказывают влияние на еще большее количество людей, и с каждым годом дистанция между руководством и работниками продолжает расти, пишет Солтс: «Руководители никогда не узнают и не встретят тех людей, которые могут пострадать от их решений. Мы живем в менее контактном мире, поэтому наши инстинкты не всегда позволяют оценить потенциальный ущерб, который мы можем нанести другим».

«Большинству людей кажется, что они придерживаются правильных ценностей, и они помогут им избежать ошибок, которые совершили осужденные руководители. Однако они не думают, что на их ценности может повлиять давление, культура и нормы, присущие процессу принятия решений на высшем уровне компаний», — пишет автор The Atlantic.

«Все мы думаем так: «Когда передо мной встанет необходимость совершить нравственный выбор, я буду бороться с искушением». Но когда такая необходимость возникает, не многие поступают правильно. Я никогда не думал, что стану преступником», — сообщил бывший финансовый директор.