«Представьте, что вы обладаете сверхвозможностями: можете висеть вниз головой на потолке, как летучая мышь, и летать»

Отрывок из книги астронавта Кристофера Хэдфилда «Руководство астронавта по жизни на Земле» — о том, как устроен быт на космической станции.

Международная космическая станция — это орбитальная станция весом 400 тонн и размером с футбольное поле, увешанная солнечными панелями площадью в восемь баскетбольных площадок. Внутри станции места для жизни больше, чем в доме с пятью спальнями. Она настолько огромная, с таким большим количеством отдельных модулей, что можно весь день перемещаться по станции, но так и не встретить никого из членов экипажа.

МКС — это впечатляющий международный проект, гигантский результат сотрудничества в космосе. Когда мы состыковались с ней в декабре 2012 года, настроение внутри нашего скромного космического корабля было близко к преждевременному восторгу. Все потенциальные препятствия были преодолены. Нам, немытым и голодным, жутко хотелось выбраться из нашего заточения, вытянуть конечности и осмотреть наш впечатляющий новый дом.

Но не все так быстро. Чтобы открыть люк, всегда требуется больше времени, чем хотелось бы: в нашем случае два с половиной часа, поскольку сначала нужно было убедиться, что в результате стыковки «Союз» не получил никаких повреждений.

Наш корабль столкнулся со станцией с приемлемой силой и скоростью; нужно было проверить все уплотнения и удостовериться в том, что нет даже слабых утечек. Только после того, как мы убедились в отсутствии повреждений, мы могли сменить наши скафандры «Сокол» на обычные голубые костюмы. Как у всей российской космической одежды, к штанинам этих комбинезонов были пришиты ремни, которые надевались на ступню и натягивали штанину вниз. Эти ремни нужны, чтобы штанины не задирались в невесомости. Наконец мы были готовы.

Русские считают, что экспедиция начинается не со стартом корабля и не в момент стыковки, а после того, как будет открыт люк, и это, конечно, правильно, потому что в момент, когда вы вплываете на космическую станцию, вы начинаете новый этап жизни вне Земли.

Мы слегка постучали по люку с нашей стороны, а экипаж ответил легким стуком со своей — приятный звук, когда ты находишься так далеко от родной планеты. Роман глухим ударом поместил ручку люка в нужное положение, повернул ее до щелчка и потянул вниз. Люк со скрипом открылся, как дверь старого дома с привидениями, и мы наконец их увидели: космонавты Олег Новицкий, Евгений Тарелкин и астронавт Кевин Форд сияли и выглядели чисто выбритыми в отличие от нас.

И вот мы присоединились к остальным участникам экспедиции МКС-34 в «Рассвете» — длинном, похожем на туннель отсеке, выступающем из российского сегмента МКС. Этот мини-модуль настолько узок, что приходится проплывать через него вереницей.

Групповое фото превратилось в какую-то неуклюжую операцию, поскольку мы все вшестером сталкивались и сплетались друг с другом, пытаясь повернуться лицом к камере, установленной для того, чтобы запечатлеть этот момент для потомков. Но улыбки у нас были естественные: мы были рады оказаться вместе в таком далеком месте. Я отлично был знаком с экипажем, особенно с Олегом, бывшим представителем Центра подготовки космонавтов в Хьюстоне, но у нас совсем не было времени, чтобы поболтать. Уже сейчас нужно было заняться делами.

Мы выплыли из «Рассвета» в основной отсек российского сегмента станции, чтобы провести телеконференцию после стыковки, на которой могли впервые с момента запуска пообщаться с нашими семьями — публичное и в то же время личное мероприятие, дополненное присутствием репортеров.

Наши близкие находились в Центре управления полетами в Королеве, сидели на балконе и сверху наблюдали за диспетчерами; оттуда они могли видеть на экранах, как мы скалили зубы в камеру, но мы не могли видеть их. Тем не менее было очень приятно услышать их голоса, когда пришла их очередь подойти к микрофону и сказать, что они нас любят.

Кое-кто даже упомянул, что уже соскучился по нам. Конечно, эта телевизионная близость была несколько высокопарной и заставляла стесняться, но возможность сообщить родным, что у нас все в порядке, поднимала настроение. Дети моих коллег по экипажу попросили своих отцов показать им кульбит в невесомости, и Том с Романом со счастливыми лицами, хотя, может быть, с легким волнением, выполнили пожелание.

Но самая смешная шутка принадлежала моему сыну Кайлу, который взял микрофон и с убийственно серьезным видом произнес: «Привет, пап. Здорово, что запуск состоялся. Теперь-то мне можно пони?» На этот вопрос можно было дать только один ответ: «Спроси у мамы».

Потом у нас был формальный инструктаж по безопасности, после чего мы с Романом и Томом смогли наконец немного прийти в себя. Роману адаптироваться было проще, чем остальным, так как он прожил на МКС шесть месяцев в 2009 году. Длительные космические путешествия у него в крови: его отец, Юрий, заслуженный космонавт, который провел в космосе 430 дней, сначала на «Салюте-6», а потом на станции «Мир». Том тоже, как и Роман, посещал МКС в 2009 году во время 15-дневной экспедиции на шаттле. Хотя с тех пор на станции появились дополнительные модули, и Том, и Роман ориентировались лучше меня, поскольку в 2001 году, когда я был здесь в краткосрочной экспедиции, МКС была еще только строительной площадкой, космическим кораблем, находившемся в процессе создания.

Теперь МКС была огромной, гудящей, работающей лабораторией со свободной планировкой; невозможно охватить взглядом весь интерьер станции. Основная конструкция представляет собой длинный ряд соединенных цилиндров и сфер, только внутри их помещения прямоугольные, а не круглые.

Под определенным углом ее можно увидеть всю — от одного конца до другого, вдоль всей конструкции. Как ветви массивного дерева, от нее отходят три российских модуля, три американских, а также европейский и японский. Когда приближаешься к любому из них и вталкиваешь себя через люк вовнутрь, то в какой-то момент чувствуешь себя Алисой в Стране чудес; когда останавливаешься, чтобы решить, какое из направлений будет «верхом» — этот выбор субъективен, он уже не определяется законами гравитации, а зависит от того, что предполагается делать дальше.

Например, в отсеке 3 беговая дорожка расположена на стене, туалет и тренажер — на полу, а чтобы попасть в «Купол», нужно проплыть в невесомости сверху вниз. По размеру весь модуль сопоставим с городским автобусом, так что там вполне могут одновременно находиться и заниматься своими делами четыре человека, причем у каждого из них будет свое представление о том, где же находится «верх».

Несмотря на то что станция значительно увеличилась в размерах с того момента, когда я здесь был в прошлый раз, я удивился, обнаружив вскоре после стыковки, что на самом деле я хорошо ориентируюсь на станции — трехмерная модель, созданная на Земле, оказалась в высшей степени точной.

И в некоторых других аспектах это место мне показалось знакомым. Например, запах был абсолютно узнаваем: чистота, как в образцовой лаборатории, наводящая на мысли о машинах. В российском сегменте пахло чем-то еще, чувствовалось как будто легкое присутствие липкого древесного аромата столярной мастерской.

Все стены модуля почти полностью покрыты ворсистой частью застежки-липучки. В космосе мелкие предметы вроде ложек, карандашей, ножниц и пробирок просто улетают, чтобы потом, неделю спустя, найтись где-нибудь в воздушном фильтре, который закрывает вентиляционный канал. Поэтому их цепляют на липучках к стене. Крючковатую часть липучки можно найти на обратной стороне почти каждой вещи, и это сделано для того, чтобы их можно было прицепить к «липкой» стене.

На МКС вы никогда не перепутаете, находитесь ли вы в американском сегменте станции или в российском. Российский сегмент меньше в диаметре — расправьте руки, и вы сможете дотронуться до стен по обе стороны от вас, —, а липучка на стенах окрашена преимущественно в различные оттенки зеленого, что создает не лишенный привлекательности антураж подводной лодки.

В американском сегменте ощущения другие. Когда в 1998 году был запущен первый модуль Unity, психологи предположили, что успокаивающие цвета будут залогом психического здоровья, и потому порекомендовали цвет… сомон (оранжеворозовый). И то ли они изменили свое мнение, то ли перестали вообще заниматься дизайном интерьеров, но остальные модули американского сегмента, к счастью, просто белые.

В NASA решили, что слишком много липучки на стенах повышает опасность пожара, поэтому липучки здесь меньше, и практически вся она белая. Даже притом что цилиндрический сегмент имеет диаметр 4,5 метра, стойки и рамы, установленные вдоль стен для монтажа экспериментального оборудования и для организации мест для хранения, уменьшили внутреннее пространство до квадратных размеров, и тем не менее, расправив руки, невозможно дотянуться до стен. Сочетание яркого освещения, отсутствия окон и белых стен создает атмосферу больничного коридора.

Шумно тоже как в больнице. В невесомости тепло не поднимается вверх, поэтому воздух не движется и не перемешивается; вентиляторы и насосы, необходимые для жизнеобеспечения и комфорта, жужжат, стучат и гудят — в общем, производят непрерывный звуковой фон, который периодически прерывается громким ударом или хлопком, вызванным столкновением микрометеоритов с корпусом станции.

От микрометеоритов МКС защищает броня, а пока мы спим, для повышения безопасности иллюминаторы закрываются металлическими ставнями, но ничто из этого не спасет от большого метеорита — останется только прыгнуть в «Союз» и надеяться на лучшее.)

В первый день мы все еще привыкали к смене часовых поясов — МКС живет по Гринвичскому времени, так что в 11 часов вечера для меня была уже настоящая ночь. Шесть спальных мест, расположенных в американском и российском сегментах станции, весьма далеки от роскоши, но по сравнению с тем, как мы спали в шаттле или в «Союзе», это достаточно удобные места отдыха и, несмотря на отсутствие звукоизоляции, самые тихие места на станции.

Каждое такое место — белый персональный контейнер с мягкой обивкой на стенах размером с телефонную будку, укомплектованный дверью и спальным мешком, прикрепленным к стене. На другой стене имеются эластичные ремни (я с их помощью закреплял на стене книгу, сменную одежду и маленькую сумку с туалетными принадлежностями) и место для двух ноутбуков.

Один компьютер исключительно для работы, другой — для личного пользования. Липучка на потолке нужна, чтобы прикреплять мелкие вещи, например, щипчики для ногтей или маркер, который лучше всего использовать на орбите, так как он будет писать в любом положении, как его ни держи.

В невесомости нет нужды в матрасе или подушке; и без них ощущение, будто спишь на облаке, которое отлично держит, так что не нужно ворочаться, чтобы найти наиболее комфортное положение. Надев пижаму (российского производства, вроде длинных кальсон), я застегнул свой спальный мешок с капюшоном, похожий на кокон с отверстиями для рук. Еще со времен шаттла я знал, что спящий астронавт — интересное зрелище. Его руки парят перед ним, и получается такой характерный для Франкенштейна жест, волосы на голове развеваются, как грива, а выражение лица свидетельствует об удовлетворении.

Выключив свой маленький фонарь, я чувствовал себя очень спокойно в этом потустороннем месте. Я знал, что в Хьюстоне и Королеве люди в Центре управления следят за тем, как мы бороздим космос и как погружаемся в сон, продолжая наше путешествие вокруг всего мира.

Хотя МКС — продукт самых передовых технологий, там получаешь самый экстремальный опыт жизни вдали от цивилизации. Место это действительно удаленное, и там нет водопровода — в условиях невесомости поток воды разбивается на капли, которые улетают в разные стороны и повреждают сложное оборудование, обеспечивающее работу станции.

Жизнь на борту станции чем-то напоминает долгое путешествие под парусом: возможность уединиться весьма ограничена; свежих продуктов хватает ненадолго; личная гигиена — прежде всего; экипаж тратит порядочно времени только на обслуживание и ремонт корабля. Есть и еще кое-что общее с парусником: нам потребовалось какое-то время, чтобы научиться держать равновесие при ходьбе.

На огромном космическом корабле, где вы можете свободно передвигаться, невесомость ощущается иначе, чем в тесной ракете, где пойти некуда. Представьте, если сможете, что вы плаваете в бассейне без воды и обладаете сверхвозможностями: способностью легким движением руки передвигать огромные предметы, умением висеть вниз головой на потолке, как летучая мышь, и кувыркаться в воздухе, как олимпийский гимнаст. Вы способны летать. И все это без каких-либо усилий.

Правда, потребуется какое-то время, чтобы адаптироваться к этой легкости. Мое тело и сознание настолько привыкли сопротивляться гравитации, что, когда сопротивляться стало нечему, я неуклюже и иногда смешно прилагал излишне большие усилия, чтобы что-то сделать. Через две недели у меня наконец стало иногда получаться двигаться почти грациозно, и когда я перемещался по станции, то чувствовал себя обезьяной, прыгающей с лианы на лиану.

Но неизменно, как только я начинал восхищаться собственной ловкостью, я не успевал схватиться за поручень и врезался в стену. Потребовалось шесть недель, прежде чем я почувствовал себя настоящим обитателем космоса, а мои движения стали почти рефлекторными; как-то раз, сильно увлеченный разговором с коллегами, я вдруг понял, что мы плывем через пространство модуля почти так же, как вы могли бы спокойно плыть вдоль бассейна, даже не отдавая себе в этом отчета.

Отсутствие гравитации меняет весь распорядок повседневной жизни, поскольку сказывается почти на всем, что мы делаем. Например, чистка зубов: зубную пасту приходится глотать. Выплюнуть ее было бы очень неразумно в отсутствии силы тяжести и струи воды, которая могла бы смыть ее в дренаж.

Чтобы помыть руки, нужен пакет с водой, смешанной с небольшим количеством мыла, которое не нужно смывать; выдавливаешь каплю, ловишь ее и аккуратно наносишь на руки. Она прилипает к пальцам, как гель, а не разбивается на множество разлетающихся повсюду мелких капель. Потом вытираешь руки насухо полотенцем. Никакого горячего душа, под которым можно было бы постоять подольше, конечно же, нет.

Из всех благ цивилизации больше всего мне не хватало именно его; приходилось просто обтираться влажной тканью, а это так себе альтернатива. Мытье головы сводилось к тому, что нужно было энергично тереть голову шампунем, который также не требовалось смывать водой, а потом внимательно и аккуратно высушить волосы, следя за тем, чтобы оторвавшиеся волоски не летали по всей станции, не засоряли воздушные фильтры и не попадали людям в глаза и нос. Шампунь более-менее помогал, но все же на Земле мои волосы и кожа головы чувствовали себя лучше.

А вот стирального порошка, после стирки которым не нужно было бы полоскать, не существует, поэтому даже минимальная стирка нашей одежды была невозможна. Мы просто надевали одежду снова и снова, пока окончательно не занашивали. Я никогда раньше не был в длительных экспедициях, поэтому мало интересовался особенностями запахов на станции.

Неужели жизнь в космосе сопровождается… вонью? Как ни странно, нет. Правда, надо отметить, что пазухи моего носа были слегка заложены на всем протяжении экспедиции — в невесомости жидкость накапливается в голове, но я никогда не чувствовал запаха тела на МКС. Причина, как мне кажется, в том, что одежда на самом деле никогда не касается вашего тела, она как бы парит рядом с вами, очень близко к коже.

И с учетом того, как мало мы напрягаемся физически, я уверен, что потеем мы тоже мало. Одну пару носков я носил неделю, футболку — две недели, а шорты и длинные штаны можно было носить месяц, не доставляя неприятностей обществу. Когда я считал, что какую-то вещь уже не могу надевать, я запихивал ее в один из мусорных контейнеров, которые предназначались для погрузки на «Прогресс» — российский грузовой корабль, доставляющий грузы на станцию, а затем при возвращении на Землю сгорающий в плотных слоях атмосферы.

Я износил спортивную одежду быстрее, чем все остальные, меняя ее примерно один раз в неделю. Физические тренировки обязательны в длительной экспедиции: без них мы буквально зачахнем. Нам приходится тренироваться по два часа в день, чтобы сохранить свои мышцы и кости достаточно крепкими для экстремальных физических нагрузок при работе в открытом космосе, а также для того, чтобы по возвращении на Землю мы могли бы уверенно стоять на своих двоих.

Достаточно сложно выполнять упражнения в условиях, когда любые движения даются легко и просто. Для этого требуется специальное оборудование: мы пристегиваем свои кроссовки к педалям велотренажера и потому не улетаем с него, а на беговой дорожке имеется хитроумное приспособление с ремнями, которое тянет нас вниз, чтобы мы бежали по движущейся ленте, а не по воздуху.

Я начинал с нагрузки, равной примерно 60% веса моего тела, но чем дольше находился в космосе, тем больше увеличивал нагрузку, чтобы сделать тренировку более трудоемкой. Не могу сказать, что бег — мое любимое занятие в космосе: после того как привыкаешь повсюду летать, кажется немного странным и нечестным, когда приходится активно двигать ногами, чтобы оставаться при этом на одном месте. Помогает просмотр хоккейного матча или какого-нибудь фильма на моем ноутбуке во время бега.

Астронавты, которые серьезно занимаются бегом, кажется, меньше беспокоятся; в 2007 году Суни Вильямс пробежала дистанцию Бостонского марафона в космосе, потратив на преодоление дистанции всего 4 часа 24 минуты.

Также я регулярно упражнялся на «продвинутом тренажере для силовых упражнений» (ARED) — оригинальном устройстве, в котором используются вакуумные цилиндры для создания на штанге или тросе усилия свыше 270 кг, так что нам приходилось преодолевать при подъеме этой штанги сопротивление всасывания.

Упражнения на этом тренажере очень похожи на подъем тяжестей в плане ощущений и физического эффекта. На нем можно делать упражнения с нагрузкой на ноги, приседания и другие, которые без дополнительной нагрузки были бы слишком простыми. Все тренажеры на МКС оснащены системами гашения вибраций; некоторые элементы даже снабжены стабилизирующими гироскопами, так что вибрации и удары, возникающие во время тренировки, не повредят научным экспериментам на борту.

Еще мы очень внимательно относимся к выделению пота. Когда нет силы, благодаря которой капли пота стекают вниз, то он просто скапливается на коже, образуя медленно разрастающуюся жидкую пленку. Если резко дернуть головой, то большая капля пота может оторваться с поверхности тела, проплыть в воздухе через весь модуль и неожиданно шлепнуться кому-нибудь из членов экипажа в лицо.

Правила этикета на МКС требуют, чтобы во время тренировки у вас за поясом или просто где-то рядом обязательно было полотенце, которым можно вытереть пот. После тренировки полотенце нужно повесить на крючок, чтобы влага испарилась в воздух. Потом влага из воздуха, вместе с мочой из туалета, будет переработана в воду.

Кстати, о воде. О питьевой воде прежде всего. До 2010 года вода на МКС поступала в больших, обшитых шерстяной тканью мешках, и доставляли ее на шаттлах или на грузовых кораблях. Но теперь на станции есть система очистки, которая позволяет перерабатывать примерно 7000 литров в год.

Благодаря использованию фильтров и дистилляторов, в которых за счет вращения создается искусственная гравитация и удаляются загрязняющие воду примеси, мы можем превратить пот, сточную воду, которой мы мылись, и даже нашу собственную мочу в питьевую воду.

Это, наверное, кажется омерзительным (и я признаюсь, что стараюсь не думать о моче, пока с удовольствием пью прохладную воду из высокого питьевого пакета), но в действительности вода на станции намного чище той, какая льется из крана в большей части домов в Северной Америке. И на вкус это совершенно обычная вода.

Вскоре после прибытия на МКС я начал снимать короткие видеоролики об особенностях повседневной жизни в космосе, которые ККА размещало на своем сайте и на YouTube. Снимать видео для меня было просто — я всего лишь нажимал кнопку записи на HD-видеокамере и что-то показывал, например, как пользоваться беговой дорожкой или мыть руки.

Редактор в ККА тратил больше времени, когда добавлял в ролик веселую «космическую» музыку и эффекты, но его усилия были оправданы: некоторые из роликов стали «вирусными» и получили миллионы просмотров.

Оказалось, что люди проявляют искренний интерес к подробностям, скажем, космической стрижки (ее делает коллега по экипажу, вооруженный электромашинкой для стрижки под названием «Flowbee», соединенной с пылесосом, который засасывает все частички отстриженных волос). В ККА поняли, что у нас есть великолепная возможность вызвать интерес к космической программе, и мы отсняли более 100 видеороликов, пока я был на орбите.

Образовательные программы — тоже часть работы астронавтов, но для меня это особенная страсть. В течение 20 лет я рассказывал о космической программе в небольших городских конференц-залах, в школах и Ротари-клубах — везде, куда меня приглашали. В 2010 году я запустил программу под названием «На стартовой площадке», в которой общался со школьниками по Skype во время моей подготовки к старту.

Я расстраивался, когда время от времени узнавал, как мало людей знает о содержании космической программы, а значит, они не знают о тех выгодах, которые она дает. Многие из тех, кто возражает против «выбрасывания денег на космос», до сих пор не имеют представления, сколько на самом деле тратится на исследования космоса.

Бюджет ККА, например, меньше той суммы, которую канадцы тратят каждый год на конфеты к Хэллоуину, причем большая часть денег идет на развитие телекоммуникационных спутниковых и радиолокационных систем, предоставляющих информацию для прогноза погоды и контроля качества воздуха, мониторинга окружающей среды и изучения климатических изменений.

Точно так же бюджет NASA расходуется не в космосе, а здесь, на Земле, где деньги вкладываются в разные американские фирмы и университеты, где выплачиваются дивиденды, создаются новые рабочие места, новые технологии и даже новые отрасли промышленности.

Разве может существовать более амбициозный стимул, чем изучение нашей Солнечной системы, открытие нового за ее пределами? Страсть к исследованиям заложена у нас в генах. Именно этим люди занимались с тех пор, как первый любопытный подросток оставил свою семейную пещеру, чтобы увидеть, что находится вон за тем холмом.

Большинство людей верит в ценность открытия того, что 2000 планет вращаются вокруг звезд в нашей галактике. Сейчас космические аппараты летят к другим планетам, чтобы больше о них узнать, орбитальные корабли вращаются вокруг многих планет в Солнечной системе, а автоматические зонды расширяют наши знания об атмосфере Земли и ее магнитном поле, которые защищают нашу планету от излучения.

Рассказывая об этом в своих образовательных программах, я понял, что, прежде чем удастся убедить людей в пользе инвестиций в космическую программу, необходимо привлечь их внимание. Как ни странно, но на орбите сделать это оказалось проще: благодаря Интернету мы можем показать в реальном времени, на что похожа жизнь в космосе, какая она.

И люди не просто обратили внимание — наша экспедиция стала сенсацией в социальных сетях. Причина проста: люди по природе своей любопытны и интересуются жизнью других людей. Конечно, им важно увидеть всю картину, но еще они увлечены человеческой стороной космических исследований, бытовыми мелочами повседневной жизни на борту МКС. И тогда становится понятно, почему самыми популярными стали сделанные нами видеоролики о странностях космической повседневности.

К счастью, необычного было много. Например, после нескольких месяцев пребывания на станции ступни моих ног стали гладкими, почти как у младенца, никаких мозолей, ведь нагрузка на них появлялась, только когда я бегал. При этом верхняя часть ног была натерта ножными креплениями, которые не давали мне улететь, пока я, скажем, проводил эксперимент или фотографировал.

Еще я заметил, что мне слегка жгло глаза, поскольку влага в невесомости просто накапливается на глазном яблоке; мелкие твердые белые выделения в уголках глаз, которые я обычно вытираю утром, накапливаются и в течение дня тоже, и это иногда заставляет мои глаза слипаться, поэтому приходится чаще моргать.

Думаю, что людям нравится слушать о подобных вещах, поскольку эти рассказы помогают им, даже тем, у кого хорошо развито воображение, увидеть мир под немного другим углом, и это одна из причин. На Земле, если вы положите вилку на стол, то она там и останется, и это воспринимается как данность. Но уберите всего один параметр — гравитацию, и все изменится.

Вилки уносятся прочь; люди спят, паря в воздухе. Действия, которым вы научились в раннем детстве, когда только начинали ходить, — есть, прыгать, пить из чашки — вдруг становятся чем-то сверхъестественным, мудреным или бесконечно забавным, а иногда и тем и другим одновременно. Мне кажется, людям приятно вспомнить, что невозможное возможно, и я был счастлив дать им такую возможность.

Конечно, мы занимаемся в космосе серьезными вещами, но все эти вещи еще и ужасно забавны. Речь идет не только об эпической работе в открытом космосе, но и о конфетах M&M«s, весело танцующих и сталкивающихся внутри упаковки.

Жизнь полна множеством маленьких неожиданных удовольствий не только в космосе, но и здесь, на Земле, и я думаю, что теперь вижу их лучше, поскольку невесомость заставляет обращать на них внимание. Находиться в невесомости — это как каждый день начинать новую игру, снова и снова, но это еще и напоминание о том, что нужно не просто обращать внимание на мелочи, но и уметь получать от них удовольствие.

Первые путешественники, которые пересекли океан на своих парусниках, вряд ли отправились в путь, предаваясь безудержному веселью и не задумываясь ни о снабжении в дороге, ни о других практических сторонах путешествия. Прежде чем покинуть сушу, они пытались выяснить, из какой древесины лучше всего построить корабли и какие съестные припасы переживут длительное путешествие. Они старались уменьшить риски и повысить шансы на успех мероприятия, заранее обдумывая детали экспедиции.

Международная космическая станция — это тоже своего рода тестовая площадка, место для изучения практических и логистических аспектов еще более амбициозных экспедиций. Мы пытаемся понять две вещи: как создать полностью автономный космический корабль, который позволил бы нам решиться на более глубокое исследование Вселенной, и как сохранить здоровье людей в такой экспедиции.

Все упражнения, которые мы делаем, и диета, которой мы придерживаемся, контролируются — никакой жареной пищи, никакого алкоголя, калорийных тортов и пирожных, — поэтому большинство из нас возвращается на Землю в отличной форме и с меньшим запасом жира в организме.

Тем не менее в космосе с нашими телами происходят процессы, которые могут плохо отразиться на здоровье в долгосрочной перспективе. А может, и нет. Например, когда я закрываю глаза, я периодически вижу очень слабые, нечеткие вспышки света: космические лучи — высокоэнергетические частицы от далеких звезд — пересекают Вселенную и атакуют глазной нерв, словно мои персональные разряды молнии.

Вспышки эти проявляются на самой границе восприятия, как будто дразнят меня, чтобы я их разглядел. Многие астронавты испытывали подобное ощущение, и оно не особенно докучает, а скорее служит слабым визуальным явлением, напоминающим о том, что ты больше не в Канзасе. Но тем не менее это радиационное облучение.

На Земле атмосфера и магнитное поле защищают от излучения Солнца и миллиардов других звезд, но МКС непрерывно бомбардируется высокоэнергетическими частицами. Пока нет никаких доказательств, что астронавты подвергаются повышенной опасности развития раковых опухолей или катаракты, однако здесь, на орбите, мы поглощаем большее количество радиации, чем на Земле, и стоит подумать, как с этой ситуацией быть.

Другие изменения в организме, обусловленные длительным пребыванием в космосе, определенно отрицательные: ослабляется иммунная система, сердце сжимается, поскольку ему не приходится сопротивляться гравитации, ухудшается зрение, иногда довольно сильно (пока никто точно не может сказать почему).

Позвоночник удлиняется, потому что небольшие мешочки с жидкостью между позвонками расширяются. Костная масса уменьшается из-за того, что организм теряет кальций. В невесомости не нужны мышцы и кости, чтобы держать собственный вес, и это делает жизнь на орбите такой забавной, но вместе с тем, по существу, вредной для человеческого тела в долгосрочной перспективе.

Поиск причин подобных изменений в организме и способов избежать и нейтрализовать их очень важен для, скажем, путешествия на Марс — на полет туда и обратно потребуется по меньшей мере два года. Оказаться там и не иметь возможности что-либо увидеть — вот это будет проблема. Естественно, лучшим местом для исследования физиологических изменений, связанных с длительным космическим полетом, является МКС, вот почему это очень важное направление исследований.

Примерно половина научных экспериментов, которые проводила наша команда, была связана с изучением изменений в наших собственных организмах. Мы проводили различные тесты, чтобы измерить частоту сердцебиения, определить, как меняется плотность костей, что происходит с кровеносными сосудами, есть ли какие-то изменения внутри глазных яблок и так далее.

Мы по большому счету сами были экспериментальными стендами: мы не изучали полученные данные — чаще всего мы просто собирали информацию. Например, в одном из экспериментов я помещал в свой глаз каплю жидкости, а Том 10 раз очень мягко нажимал на мое глазное яблоко специальным датчиком внутриглазного давления; результаты измерений и фотографии мы отправляли на Землю, и там эксперты изучали, что происходило с давлением внутри моего глазного яблока.

Кроме того, мы с Томом проводили ультразвуковое обследование глаз, чтобы получить изображение зрительного нерва, хрусталика и сетчатки (к счастью, мне потом сообщили, что с моими глазами все в порядке). Под руководством экспертов с Земли мы сделали друг другу несколько ультразвуковых исследований позвоночника и кистей рук, а также более сложное исследование сердца.

Было действительно приятно достичь такого уровня квалификации, когда я смог получить хорошее изображение сердца Тома и знать, что ученые на Земле смогут разобраться в этом изображении. Большая часть биологических экспериментов, в которых мы приняли участие, длилась дольше, чем наша экспедиция; те же самые исследования придется повторить другим астронавтам, чтобы получить значимую выборку, и пройдут годы, прежде чем мы узнаем результаты.

Еще до того, как отправиться в космос, мы знали, что будем играть роль подопытных кроликов, но мы были очень образованными и добровольными подопытными кроликами. Ученые и врачи приходят в NASA, чтобы адаптировать свои испытания и эксперименты для нас, объясняя при этом, что они пытаются выяснить и почему, и после совещаний, которые длятся несколько дней, нам достаются сотни страниц информации, и мы должны решить, в каких экспериментах готовы принять участие.

Медики рады сделать с вами все что угодно, дайте только свое согласие — например, в 1990-х годах экипажи отправлялись с сердечными и ректальными зондами — ведь данных всегда не хватает, как не хватает и астронавтов для исследования. Я подписался на все эксперименты, кроме одного, в котором требовалась биопсия; я готов терпеть неудобства и усердно работать, но не готов отдавать кусочки собственной плоти.

Еще один материал для исследования — это моча, и каждый из нас потратил большое количество времени на ее сбор. Туалет на МКС расположен в белой будке и состоит из длинного шланга, выходящего из стены, с желтой воронкой на конце, в которую и следует мочиться, — своеобразный мини-писсуар.

В туалете есть держатели для рук и ног, так что вы не улетите; вы берете шланг, который держится на стене на липучке, открываете крышку и ждете, пока через шланг не начнет всасываться воздух. На раскрутку помпы потребуется примерно 15 секунд, и вам лучше убедиться, что воздух всасывается достаточно хорошо, иначе потом будет крайне неприятно чистить туалет.

Даже если вы писаете непосредственно в шланг, несколько капель все равно останутся на воронке. Трейси Колдуэлл-Дайсон, который больше десяти лет пел со мной в группе «Max Q», целиком состоящей из астронавтов, во время своего последнего визита на МКС оставил воодушевляющее послание: «Благослове

©  vc.ru