«Мы стараемся избегать отраслей, где конкуренция ведётся с помощью бюджетов на маркетинг»

Основатели инвесткомпании Bulba Ventures Юрий Мельничек и Андрей Авсиевич о технологиях будущего, биохакинге, прорывах в медицине и машинном обучении.

Юрий Мельничек и Андрей Авсиевич. Фото: Андрей Давыдчик, dev.by

Юрий Мельничек и Андрей Авсиевич основали собственную инвестиционную компанию в Белоруссии в конце марта 2018 года. Bulba Ventures поддерживает белорусские стартапы, которые создают проекты в сфере машинного обучения.

Ранее Андрей Авсиевич работал топ-менеджером компаний «Атлант-М» и «Трайпл». Юрий Мельничек в 2011 году основал картографический сервис Maps.me, а в 2016 году — компанию Aimatter, которая разрабатывала нейросетевые технологии (в том числе приложение для изменения фотографий Fabby). В 2014 году Мельничек продал первый проект Mail.Ru Group, а в 2017 году второй — Google.

Предприниматели рассказали подробности о проектах, в которые успел проинвестировать Bulba Ventures, а также о том, как нейросети и машинное обучение изменят жизнь человечества.

Как у вас возникла идея собственного инвестфонда?

Юрий Мельничек: Это не инвестиционный фонд, а инвестиционная компания.

А в чём принципиальная разница?

Юрий Мельничек: Разница в том, что обычный инвестиционный фонд собирает деньги, вкладывает в компанию, которая затем делает экзит — выходит на биржу или продаётся, а деньги достаются владельцам фонда.

Андрей Авсиевич: То есть фонд привлекает финансовых инвесторов. Они вкладывают деньги в фонд, а тот берёт процент за свои услуги, вкладывает эти средства небольшими суммами в большое количество проектов, а когда что-то выстреливает — получает свой доход.

Мы же инвестируем собственные средства, и они возвращаются в компанию — у нас нет внешних обязательств перед сторонними инвесторами. Соответственно, никому не нужно объяснять, почему мы совершили именно такую инвестицию.

Поэтому мы вкладываемся в небольшое количество компаний, чтобы у нас было достаточно времени и сил на их развитие.

«Небольшое количество» — это сколько?

Андрей Авсиевич: Я думаю, что не больше пяти в год.

На чём именно вы будете зарабатывать?

Андрей Авсиевич: Мы вкладываем не только деньги, но и время. Деньги — не самая главная инвестиция. У Юры есть компетенции в ИТ, у меня — в бизнесе. В штате нашей компании есть сотрудники, которые помогают с привлечением кадров и продвижением, а также с юридической экспертизой.

Мы не просто подписываем со стартапами документы, даём деньги и говорим: «Увидимся через три месяца на ближайшем совете директоров». Мы активно участвуем в жизни наших компаний. Основной наш заработок будет на росте их стоимости: мы не ожидаем от них кэшфлоу (поступления денежных средств — vc.ru).

То есть вы выступаете как небольшой стартап-акселератор? Выбираете компании, даёте инвестиции в обмен на долю, предлагаете экспертизу, помогаете вырасти, а затем планируете заработать на экзите и вернуть деньги?

Андрей Авсиевич: Всё верно, но мы не называем себя акселератором, чтобы к нам приходили стартапы, которые уже что-то сделали, а не просто хотят подучиться.

Вы проинвестировали в две компании — OneSoil и Wannaby. Расскажите подробнее об этих компаниях, и почему вы решили вложить деньги именно в них?

Андрей Авсиевич: О двух известно публично. Есть ещё целый список компаний, с которыми ведутся переговоры, мы просто не хотим говорить о них раньше времени.

OneSoil и Wannaby — это компании, которые имеют шанс стать миллиардными. Второй момент — они обе используют технологии, которые обладают высоким порогом входа. У конкурентов не получится за месяц-два скопировать их технологию.

Мы стараемся избегать отраслей, где конкуренция ведётся с помощью бюджетов на маркетинг. Бизнес-модель в таких отраслях очень простая и понятная: выигрывает тот, кто покупает больше рекламы. Это не наш метод.

OneSoil и Wannaby — это компании, стратегия которых — не заливать всех рекламой, а создавать ценность и разрабатывать технологии, которые сложно копировать.

Чем именно они занимаются?

Юрий Мельничек: Если у OneSoil получится, то произойдёт трансформация земледелия по всему миру. Они анализируют спутниковые снимки и составляют аналитику по полям, что позволяет фермерам экономить на внесении удобрений и делает земледелие более точным.

Это первый шаг, в дальнейшем технология позволит не только планировать удобрения и посадки, но и выбирать культуры, подбирать уход за растениями и многое другое. Похожие компании уже есть на рынке.

Например, TerrAvion и Gamaya, которые снимают поля с дронов или самолётов и продают снимки фермерам.

Андрей Авсиевич: Да, только представьте, сколько для этого требуется самолётов.

Юрий Мельничек: Инновация OneSoil заключается в другом. Когда они обратились ко мне за инвестициями в первый раз, я отказался — не верил в их бизнес-модель. Им бы потребовалось уговаривать фермеров купить услугу.

Основатели спросили, как бы поступил я на их месте. Я ответил, что сделал бы сайт, который предоставлял бы фермерам со всего мира бесплатный доступ к аналитике.

Андрей Авсиевич: Существующие предложения стоят дорого: фермеру нужно потратиться, чтобы попробовать технологию. Соответственно, такие услуги заказывают немногие.

На чём тогда будет зарабатывать OneSoil?

Юрий Мельничек: Зарабатывать можно много на чём. Если получится сделать площадку, куда фермеры будут приходить за информацией, как дальше развивать своё поле, чем его лучше засеивать, как удобрять и в какое время, то её можно легко монетизировать. Самое простое, например, — получать деньги за размещение рекламы.

Андрей Авсиевич: Мы проецируем на стартапы ценностный подход. Говорим: «Если вам удалось создать проект, который приносит большую пользу, то конвертировать пользу в деньги легко».

Если вас заинтересовал этот проект, то там наверняка используются нейросети?

Юрий Мельничек: Да, конечно, там во всю используется глубокое обучение. Уже более 30 лет существует проект по спутниковой съемке Земли Landsat.

Данные бесплатны, но они находятся в непригодном для использования виде — фермер не может получить необходимую информацию напрямую со снимка.

Основатели OneSoil решили — давайте возьмём бесплатные данные, обработаем их и откроем фермерам бесплатный доступ к информации в удобном виде. Эта идея очень похожа на концепцию Maps.me, только в сельском хозяйстве.

Расскажите подробнее про второй проект — Wannaby.

Юрий Мельничек: Это компания, которая занимается коммерцией в дополненной реальности — AR Commerce. Мы считаем, что уже сейчас существует очень много разных товаров, которые можно покупать с помощью дополненной рельности. И в будущем спрос будет гораздо выше.

Буквально пару дней назад Wannaby выпустили свой первый продукт — приложение Wanna Nails, которое дает возможность «примерять» лаки для ногтей, экспериментировать с их цветом в зависимости от цвета кожи, освещения и стиля, а также покупать их. Уже сейчас в приложении представлены лаки, которые можно купить на Amazon.

Вы вряд ли ответите, но не могу не спросить: какие суммы вы вложили в эти компании?

Юрий Мельничек: Вместе с белорусской инвесткомпанией Haxus мы инвестировали в Wannaby $2 млн. Сумму инвестиций в OneSoil мы пока не разглашаем.

Хорошо, поговорим о другой сделке. Юрий, осталась ли у вас доля в Aimatter после того, как Google купила компанию?

Нет, я полностью вышел.

Что вам известно о Fabby? Как развивается продукт после вашего ухода?

Известно только то, что оглашается публично. Например, что замена фона на основе технологий Aimatter была запущена в приложении YouTube. Вообще, замена фона и перекраска волос в Fabby была лишь демо-версией того, что возможно сделать на технологиях Aimatter.

Если с помощью нейронных сетей можно в режиме реального времени распознавать изображение или видео, то можно делать и многое другое.

Использование эффектов Fabby Hair

Как вы думаете, каким будет следующий этап развития сервисов по обработке изображений с помощью нейросетей? Например, у Prisma продаются SDK и запускаются партнёские проекты с брендами.

Я уверен, что это далеко не финальная стадия. Многое из того, что сейчас делают в Голливуде операторы, специалисты по эффектам, колористы, смогут делать камеры мобильных устройств.

При общении по видеосвязи можно в режиме реального времени убирать фон.

Далее — аудио. При записи речи существуют посторонние звуки, и традиционное шумоподавление отрабатывается на моделях шума. Можно поступить иначе, натренировать модель на человеческий голос и не убирать шум, а оставлять голос.

Молодое поколение проводит много времени, общаясь с помощью видео. А доля общения в реальном мире сокращается. В жизни многие девушки используют косметику, но с помощью компьютерного зрения камера может распознавать лицо и накладывать косметику в режиме реального времени. Одна из перспективных компаний разрабатывает такое приложение — называется Voir.

Думаю, это как со скевоморфизмом в iPhone — сначала такая косметика будет очень похожа на настоящую, а потом постепенно мода начнет меняться и появится косметика, которая возможна только в виртуальной среде.

Камеры в телефонах приближаются к своим физическим ограничениям. А это значит, что дальнейший прогресс технологий мобильной съемки будет двигаться с помощью «вычислительной камеры». Она позволит обрабатывать и улучшать изображение. Операции, для которых раньше требовалась программа вроде Adobe LightRoom, будут выполняться автоматически на телефоне.

И ещё, думаю, рекламодатели будут наблюдать за нами через фронтальную камеру — как мы реагируем на показы их рекламы. Хотя, может, и уже наблюдают.

Есть ли смысл ИТ-предпринимателям входить в эту сферу, или она перенасыщена, и заработать в ней не получится?

Андрей Авсиевич: Вопрос звучит так, будто его задают в 1980-х годах: «Стоит ли использовать компьютер в бизнесе, или все сценарии использования уже понятны?»

Нейросети — это технология. Её можно применять настолько, насколько существует большой спектр задач, которые могут быть решены с помощью больших (или не очень больших, но точных) данных. Их очень и очень много.

Сейчас мы видим, как удивляются врачи, когда понимают, что именно можно получить в здравоохранении с помощью накопленных данных. Медики более или менее понимают физические процессы, но анализ с помощью нейросетей открывает им новую картину. Особенно там, где человеческий глаз может не заметить деталей. Например, на рентгеновских снимках.

Юрий Мельничек: В этом наша концепция. Мы ищем компании, которые применяют машинное обучение. Эта технолонгия не ограничивается только нейронными сетями, которые сейчас хорошо себя проявили.

Машинное обучение можно использовать в любых областях: на производстве, в медицине, сельском хозяйстве, практически в любых бизнесах. Мы видим, как много можно сделать с существующими технологиями.

Андрей Авсиевич: В любой области, в которой собираются данные (особенно если они собираются правильно и в достаточном объёме), можно уже сейчас создать много классных продуктов и задач. А если дальше начать целенаправленно собирать данные, то это открывает совсем новые перспективы.

Какие данные, например?

Андрей Авсиевич: Смотрите, каждый из нас с детства чем-то болел и сдавал разные анализы. А теперь представьте, если бы нам с вами стали доступны в оцифрованном виде все эти данные по миллиардам людей — результаты анализов, заключения врачей, истории болезней.

Этот объем данных позволил бы построить громадное количество различных корреляций, причинно-следственных связей болезней, оптимальных механизмов лечения и индивидуального подбора лекарств — когда будет понятно, о чём свидетельствуют те или иные признаки. Но для этого требуется большой объем данных, которые сейчас не агрегируются.

Юрий Мельничек: Например, для решения таких задач, как продление жизни, требуется долго собирать данные. Сейчас возраст собранных данных не превышает 20–30 лет, что недостаточно.

Раз уж мы заговорили о здоровье: как вы относитесь к биохакингу?

Андрей Авсиевич: Безумству храбрых поём мы песни.

Юрий Мельничек: Мне кажется, что сейчас биохакерами себя называют очень разные люди. Я отношусь отрицательно, если биохакингом называется процесс, когда люди принимают лекарства и не особенно понимают, что делают.

При этом людей, которые пытаются подключить интерфейсы к нервной системе, несмотря на то, что это чудовищно больно, я считаю чудаками. Это забавно.

К людям, которые берут открытые наборы данных и с помощью машинного обучения получают модели предсказания биологического возраста и способов продлить жизнь — очень хорошо, потому что их не хватает в разработке лекарств, медицине и исследовании проблемы старения.

Андрей Авсиевич: Биохакинг сейчас в моде, но, наверное, всё хорошо в меру. Ни один учёный не может сказать однозначно, можно ли принимать те или иные экспериментальные препараты. Он может сказать так: «Это средство продлило мышам жизнь на 30%».

Значит ли это, что такой препарат стоит принимать человеку? Не знаю. Наверное, нет. Но с другой стороны, меня радует, что с помощью естественного отбора люди покажут, какие методы биохакинга работают, а какие — нет.

Юрий Мельничек: Вообще, проблема медицины заключается в том, что её проблемы пытаются решить люди. Любой человек совершает ошибки. Медицина достигла порога мощности человеческого мозга, и модели, которые могут строить врачи, ограничены.

Следующий прорыв в этой сфере наступит благодаря использованию машинного обучения или, в более широком случае, — data science. И мы видим компании, которые этим занимаются. И это круто.

Развитие машинного обучения приведёт к совершенствованию искусственного интеллекта. Видите ли вы в искусственном интеллекте угрозу, как Илон Маск?

Андрей Авсиевич: Любая категоричность в суждениях — это не самый хороший признак. Фобиями очень легко играть. Мы избегаем термина «искусственный интеллект», а используем термин «машинное обучение».

Потому что машинное обучение — это такая отрасль, которая решает узкоспециализированный круг задач. Разрыв между ним и самосознанием достигает такой величины, как если бы в средневековье задумывались о полётах в космос.

Юрий Мельничек: Если смотреть на более короткий промежуток и обойтись без ужасного словосочетания «искусственный интеллект», то с помощью моделей машинного обучения получится остановить старение. Учёные смогут редактировать человеческий геном, чтобы следующие поколения людей стали менее больными и более функциональными, чем мы.

Я вижу опасность в появлении «умного» оружия. Есть интересное видео про рой «умных» дронов, которых непонятно как останавливать.

Мне кажется, добавление машинного обучения и компьютерного зрения в оружие — это проблема, потому что технологии сделают его крайне мощными и уведут гонку вооружений на новый виток. Но это не прямая угроза от искусственного интеллекта.

Зимой мы спрашивали предпринимателей и инвесторов о том, как изменится образ жизни людей в ближайшие 10 лет. Мне любопытно задать этот вопрос вам.

Юрий Мельничек: Мне кажется, везде будут камеры, которые за нами следят. С их помощью будут арестовывать преступников, когда они появляются (это уже настоящее — vc.ru), вызывать скорую, если на улице человеку станет плохо, или полицию, если начинается драка.

Кроме того, камеры будут стоять и на производствах. Мы общались с сотрудниками одной компании, которая разрабатывает такой софт. Они отслеживают, кто на пищевом производстве не помыл руки (или помыл, но без мыла), насколько хорошо была сделана та или иная работа на конвейере и так далее.

Я думаю, что объем информации, с которой мы сталкиваемся, станет анализироваться всё больше и больше. Мы очень близки к тому, чтобы обращаться, не к реальным специалистам, а к голосовым помощникам: «Посчитай, насколько выросли продажи в этом квартале по сравнению с предыдущим» и получать от них понятный ответ.

Раньше была такая профессия — оператор ЭВМ. То есть пользователь не сам взаимодействовал с компьютером, а через специально обученного человека. Мне кажется, что в скором времени пропадёт такая профессия как аналитик данных. Сейчас маркетолог приходит к нему и говорит: «Слушай, а давай из наших данных попробуем просчитать то-то и то-то».

Мне кажется, что если говорить о данных, то они станут доступнее. И пропадёт необходимость в услугах специалистов, которые стоят между нами и данными.

Андрей Авсиевич: Я думаю, что мир активно идёт в сторону индивидуализации. Второй тренд — мир всё больше и больше становится глобальным, и постепенно будет происходить переход от концепции стран к концепции мира.

Благодаря технологиям возникнет эффект размытия экономических и информационных границ. Этот эффект окажет на наше общество очень сильное влияние. Всё больше людей будут ощущать себя гражданами мира, а не отдельной страны.

Конечно, неравенство за 10 лет никуда не денется. Для одних мир изменится гораздо сильнее, чем для других. Но для жителей развитых стран размытие границ произойдёт. И усилится фокус внимания на индивида.

Сколько-то лет назад все мы жили в системах: школа, работа, университет. Былы возрастные программы: когда заводить семью и детей, что значит быть успешным, занимать ту или иную ступень в иерархии и так далее.

Сейчас концепция развития и успеха меняется. Если раньше больше говорили о достижениях, то сейчас — о счастье. И за ближайшие 10 лет фокус внимания сдвинется от общества к отдельным индивидам.

Юрий Мельничек: Чем больше рабочих мест будет автоматизироваться, тем сильнее профессии будут сдвигаться в сторону интеллектуального труда или творчества: искусства, рекламы, музыки, кино, самовыражения.

Для прогресса цивилизации потребуется меньше людей. Наверняка многие обратятся к компьютерным играм, и я уверен, что эта индустрия вырастет. В целом будет переход людей в виртуальное пространство.

До тех пор, пока не появится искусственный интеллект, который станет создавать музыку, кино и рекламу на основе больших данных о привычках потребителей.

Андрей Авсиевич: Любые трудности учат нас сопротивляться. Например, в ответ на рекламу в интернете появились блокировщики. Люди всё равно адаптируются, какое бы сильное воздействие на них ни пытались оказывать.

Юрий Мельничек: Думаю, что в ближайшее время понятие «хендмейд» будет применяться не только для физических изделий, но и для картин, музыки, фильмов.

Андрей Авсиевич: Безусловно, кастомные продукты в ближайшие 10 лет будут занимать значительную долю того, что мы потребляем. Мы сможем сделать всё так, как нужно лично нам.

Соответственно, роль и ценность творчества людей будет расти, как и значимость их индивидуального труда.

Юрий Мельничек: Также, я думаю, в течение 10 лет появится терапия против старения, которой начнут пользоваться люди. И это вызовет сдвиг в сознании экономистов, потому что существующие экономические модели исходят из средней продолжительности жизни в 80–90 лет.

А когда появятся средства сохранить молодость до 60 лет, это поменяет экономические модели, на которых строится общество — пенсионную систему и страхование.

Возраст между 25 и 65 годами у людей, ведущих здоровый образ жизни, и сейчас мало отличается. Он просто растянется ещё больше — за 85–90 лет.

Мы недавно были на конференции по продлению жизни, там очень интересно про это рассказывали. Многие авторы и умы сходятся в том, что идея увеличить продолжительность жизни сильно связана с более простой задачей — увеличить продолжительность здоровой жизни (то есть healthspan, а не lifespan).

То есть время пребывания в старости будет сильно сокращаться. Я думаю, что оно сократится чуть ли не под ноль. И это значит, что люди будут активными не до 65 лет, а потом доживать. Те, кто в 2028 году будет в возрасте между 25 и 55 годами и будут придерживаться здорового образа жизни, смогут рассчитывать на бодрое состояние до 85 лет как минимум.

#интервью #будущее

©  vc.ru