Директор по развитию Artec Ventures и глава штаба Навального о 3D-печати, стартапах, политике и жизни в Люксембурге

volkov-5345a5a2635a7.jpg

TJournal: Ты недавно наконец-то написал публично о своей работе в проекте в Artec. Как идут дела?

Леонид: Там всё очень интересно. Я занимаюсь business development: формулирую требования к новым продуктам исходя из того, как устроен рынок, работаю с партнёрами. Например, как компания Airbus понимает, что ей нужно выпустить два новых самолёта с дальностью полёта 8 тысяч километров при топливной эффективности? Они определяют ниши, над которыми им надо работать.

У нас рынок медиасканеров состоит из нескольких вертикалей. Есть вертикаль медицины: протезирование, ортопедирование, пластическая хирургия. Есть CAD и инжиниринг — то, что используют проектировщики. При этом мы должны делать достаточно универсальные, тиражные продукты: мы не можем выпустить десять разных сканеров, потому что партии будут маленькими и обойдутся очень дорого.

А сколько стоит один сканер?

Около 20 тысяч долларов.

Один маленький сканер?!

Ну да. Потом нужно ставить задачи производству. На мне интернет, маркетинг, реклама, ивенты.

А как устроен маркетинг 3D-сканеров? Ты продаёшь их напрямую клиентам, раз партии такие дорогие и небольшие?

Я продаю партнёрам: не могу продавать клиентам напрямую, потому что тогда потеряю партнёрскую сеть. Партнёры — это люди, опытные в той или иной вертикали: обычно немолодые грамотные инженеры, понимающие, например, как устроен рынок в Германии или Северной Америке. Важнейшая задача — выход на массовый рынок.

При помощи стартапа Shapify.me?

Да, сами сканеры — это high-end электроника, они действительно немассовые и предназначены для бизнеса. А тут с бумом 3D-печати открывается огромная область разных приложений.

А что нужно широкому рынку? Снять модель какого-нибудь объекта и напечатать её?

В основном всё крутится, конечно, вокруг 3D-моделей человека. Печать 3D-фигурок, примерка одежды, фитнес, секс, сувениры.

Фитнес и секс? Это как?

Фитнес — это измерение тела. Когда ты начинаешь ходить в тренажёрный зал или бегать, первые две недели ты очень сильно худеешь, а потом перестаёшь и в теле начинается перестройка: здесь что-то уходит, тут прирастает. На весах этого не видно, люди в этот момент демотивируются и перестают ходить в зал. Если проводить измерения и показывать, как меняется тело, человек мотивируется и продолжает ходить.

При помощи 3D-модели они могут увидеть, какие мышцы приросли?

Человек просто ходит в фитнес-центр и каждый раз после занятий сканируется. По его 3D-модели тренер рассказывает, что с ним происходит.

А секс — это какие-то виртуальные приложения?

О, там очень много. Как известно из колонки Стойи, 70 процентов доходов современной порнозвезды — это лицензионные отчисления за 3D-модели её половых органов. То есть плата не за съёмки, а за то, что она лицензирует свою вагину, чтобы те, кто покупает товары в секс-шопах, знали, что это именно её вагина.

Это как знаменитый презерватив рэпера 50 Cent, который он хотел сделать по форме своего члена?

Exactly. 3D-модель человеческого тела открывает большой простор для фантазии: например, ты можешь напечатать её на принтере из мягкой резины. (смеётся) Есть стартапы, которые позволят вставить «скелет» в 3D-модель и использовать реалистичную анимацию в фильме, игре, порнографии — в чём угодно. Порнография — это действительно большой рынок.

Что думаешь по поводу 3D-печати? Со стороны выглядит, как большой рынок, но не схлопнется ли?

Я долгое время наблюдал за этим со стороны, а я уже не такой молодой человек и видел и бум доткомов, и групоны. Мне казалось, что это такая же фигня: что-то вспыхнуло, стало модным, все об этом поговорят, поиграются, понакупают домой дешёвенькие 3D-принтеры, и всё пройдёт. Оказалось, что это не так.

Люди говорят:»3D is bigger than the internet». Это правда.

Пример. Какая самая крупная компания в мире?

Если по капитализации, то, думаю, Apple или Exxon Mobil.

Я думаю, General Electric, но, может быть, я запомнил табличку не на сегодняшний день. Но GE точно входит в десятку вместе с немецкими Siemens и AEG. Что они продают? Машины. Но не такие машины, на которых ездят, а настоящие: электростанции, турбины — большие индустриальные машины.

Вот я построил турбину для гидроэлектростанции. Она стоит 100 миллионов долларов. Я их продаю в год 50 штук — уже 5 миллиардов долларов оборота, хорошо. А турбина должна прослужить сто лет, потому что тот, кто купит её за такие деньги, не рассчитывает, что она быстро выйдет из строя. Это сложнейшее инжерное устройство, номенклатура которого состоит из десятков тысяч частей. Когда я строю завод по производству турбин для электростанций, я рядом с ним ставлю ещё сто заводов по производству запчастей.

На сегодня это самая стремительная революция: народ как горячие пирожки скупает 3D-принтеры по металлу, которые печатают методом спекания титановой крошки. Airbus, Boeing и Rolls Royce просто прутся от этого: самолёт летает, у него какая-то штука перестаёт работать, а мы её на месте напечатали. Всё.

Насколько это универсальная технология?

Уже абсолютно. С точки зрения прочности, усталостных нагрузок и качества это уже не хуже, чем литьё на заводе.

На картинках, где металл спёкся слоями, детали выглядят какими-то не очень прочными.

Я тебя умоляю. Очень прочные. Это гигантский технологический прорыв, который полностью революционизирует производство. Это тебе не игрушки в 3D-фигурки.

Что по этому поводу думают автомобильные компании, которые в основном и зарабатывают на производстве запчастей? Если все сами начнут делать себе запчасти.

Автомобильных компаний это ещё не касается. Пока что это про большие компании: AEG и Siemens — это не Toyota или Nissan. Там совсем другие уровни цен. Цены на базовые машины по 3D-печати по металлу начинаются от миллиона баксов.

То есть пока это не история про то, что в самолёте или в багажнике машины поставили маленький принтер, который сам автоматически печатает запчасти.

Ещё нет, и не факт, что так будет когда-нибудь. Но и сейчас применения вокруг очень много. Можно уже очень хорошо представить, как революционизируется рынок одежды через пять лет: примерно так же, как и рынок игр с появлением App Store.

Сейчас как: есть бренды — условно Zara —, а есть дизайнеры. Дизайнер не может выжить сам: он продаёт свою коллекцию бренду, который её издаёт. А будет как: у тебя есть 3D-модель своего тела, ты заходишь в интернет-магазин с фасонами. Все модели примеряются на твоё тело, и ты видишь, как одежда лежит на тебе со всеми деталями и складками. Она тебе кастомно шьётся, а может, и печатается, а потом приходит тебе домой по почте. Никаких посредников.

volkov-5345a3e6a235b.jpg3D-сканер Spider

Вот сканер Spider. У него очень маленькое поле зрения, но зато он высокоточный — например, полезен в стоматологии. У него точность 30 микрон.

Круглая штука — это подсветка: она как стробоскоп пыхает 15 раз в секунду и проецирует на сканируемый объект нерегулярную сетку. Камера считывает сетку, и поскольку она нерегулярная, она умеет понимать, какая линия во что превратилась и определяет расстояние до неё.

То есть она делает фотографию, а потом её анализирует?

Да, совершенно верно. Это работает, как старый Kinect, только намного точнее. Понятно, что очень просто решить задачу, когда объект стационарен: у тебя есть комната, в которую помещают объект, и он не дёргается. А этим сканером можно вести, но, правда, слишком быстро тоже нельзя. Полный скан человека занимает 1,5–2 минуты.

Раньше промышленным дизайнерам приходилось вручную чертить свои прототипы, отливать из металла, а потом сканировать. Сейчас ты можешь слепить модель из глины, отсканировать её, а потом в 3D-редакторе докрутить до идального состояния.

То есть 3D-печать — это не пузырь? Создаётся впечатление, что это для больших компаний, но не для людей.

Консьюмерский рынок в перспективе ещё больше, чем у бизнеса. Это очень похоже на фотографии.

Но вся эта печать фигурок — это временное явление, люди скоро наиграются.

А с фотографиями наигрались разве? Делают селфи, вот.

Но фотографии можно много где использовать.

И 3D-модели тоже. Можешь изменять их, как тебе угодно: раскрасить, изменить геометрию тела, пририсовать лицо Моники Белуччи.

Сейчас 3D-фотография находится на том же уровне, что и 2D-фотография сто лет назад. Раньше ты приходил в салон, где тебя ставили на специальный стульчик, долго выставляли выдержку, поджигали магний, а потом несколько дней проявляли снимки. Тогда люди делали фотографии только на знаменательные даты, надевали лучшую одежду.

volkov-5345a5e78b9bb.jpgМодели, созданные при помощи сканера Kinect

С 3D-печатью разобрались Расскажи, как у тебя развивались отношения с «Яндексом» и стартапами?

У меня нет никаких отношений с «Яндексом». Для меня «Яндекс» — это такая мистическая ось, вокруг которой очень много чего крутится, но при этом всегда на расстоянии. Я никогда там не работал, но всех знаю и меня знает огромное количество людей.

Когда я ушёл из «СКБ-Контура» в 2010 году, я продал свои акции, и на полученные деньги начал заниматься инвестициями в стартапы.

В 2010 году? Тогда же ещё никто не говорил о стартапах в России.

Камон, тогда уже был Морейнис (Аркадий Морейнис, создатель фабрики стартапов «Главстарт» — прим. TJournal). Как раз «Яндекс» запустил свой «Яндекс.Старт», и поскольку мы с Ильёй (Сегаловичем, сооснователем «Яндекса» — прим. TJournal) дружили, начали заниматься этим вместе. Весь пайплайн заявок они показывали мне, а я помогал им отбирать проекты.

А у тебя было желание в кого-то из них проинвестировать?

А я и инвестировал. Потом я выступал ментором и экспертом «Яндекс.Старта», затем они проинвестировали в SeedCamp (европейский фонд микро-инвестиций — прим. TJournal), чтобы получить доступ к их пайплайну. Я с удовольствием ездил на эти Сидкэмпы, как эдакий «Яндекс.Скаут». Когда «Яндекс» запустил Toltsoy Summer Camp, я тоже помогал по старой памяти.

Я очень люблю «Яндекс». Многие говорят, что атмосфера в «Яндексе» очень похожа на тот дух, который я воспитал в «Контуре».

Насколько у «Яндекса» получается культивировать новые стартапы? Можешь назвать успешные примеры?

Такие вещи рассчитаны на долгосрочный эффект. Второй набор команд у Tolstoy Cummer Camp гораздо лучше, чем первый, и я уверен, что из него что-нибудь вырастет. Первый был слабенький, но все учатся и рассчитывают на перспективу.

Году в 2006, когда «Контур» начал очень сильно расти, я понял, что скоро будет демографическая яма. Мы брали обычно людей после 4-го курса, и вскоре мы подходили к 1990 году рождения, когда появилось очень мало людей. При этом ещё были сложности с миграционным оттоком. Мы поняли, что у нас проблема, и сыграли в длину.

Мы провели в Екатеринбурге серию семинаров «CSE Days» по компьютерным наукам — с тех пор они проходят каждые полгода. Сегаловичу очень и очень нравилась наша конференция. Мы сделали цикл выступлений «Гуру на Урале», привозили экспертов. Стали давать кучу стипендий аспирантам и молодым преподавателям, чтобы они не сваливали.

Вы планировали привлекать их как сотрудников?

У нас не было никаких конкретных KPI. Мы вкладывали кучу денег, понимая big picture. За пять лет образовательных программ мы поняли, что миграционного оттока больше нет. Мы смогли спозиционировать Екатеринбург как интересное место, и к нам стали переезжать специалисты из Ижевска, Челябинска и Кургана — больше, чем те, кто уезжали. Из «Контура» — компании, которая делает бухгалтерский софт, мы сделали самое модное место работы, куда все мечтают попасть.

Но это нельзя разложить по шагам: делай раз, делай два. Пять лет, десятки миллионов инвестиций, и десятка полтора разных мероприятий, между которыми на первый взгляд нет прямой связи.

Такая же история с «Яндексом» и стартапами?

Да-да-да. «Яндекс» тоже понимает, что это посев: надо делать много мероприятий, из которых в итоге возникнет адская инфраструктура. Для «Яндекса» это поиск талантов и технологий. Напрямую они не привлекают к себе сотрудников этих стартапов, но в итоге они никуда не денутся. (улыбается)

Григорий Бакунов говорил мне, что «Яндекс» эту историю делает не ради денег.

Да. Самые лучие вещи получаются без желания получить деньги. Есть известная фраза Элона Маска про то, что если бы он ставил перед собой финансовые KPI, не было бы ни SpaceX, ни Tesla.

Есть люди, которые чувствуют, как выращивать большие инфраструктуры. Не так сложно убеждать в этом себя и других, как убеждать акционеров тратить на это деньги. (смеётся)

А в какие стартапы ты проинвестировал?

Самая моя успешная инвестиция — компания Walkbase, которая делает геопозиционирование в помещениях. Ты ходишь по большому центру или аэропорту со смартфоном в кармане, а у нас стоят коробочки, которые строят «карту кликов». Это что-то вроде Google Analytics для реального мира: на карте видно, где люди проходили, где останавливались, откуда куда переходили. Исходя из этого можно оптимальнее планировать устройство помещений, рассчитывать стоимость аренды. Это работает в мире уже несколько лет и зарабатывает деньги. После моих инвестиций стартап привлёк следующий раунд в 3 миллиона евро.

Ещё был проект «Домосайт», который я тоже считал очень успешным: он получил от «Руны» хороший раунд. Но там, к сожалению, команда проекта не смогла договориться с акционерами и потенциальными инвесторами. Нам как сидовым инвесторам хотелось поскорее выйти и получить деньги, новым инвесторам хотелось сильно влиять на стратегию, даже развернуть проект, у фаундеров были свои нереализованные амбиции.

А у тебя всегда цель быстро вернуть свои инвестиции и заработать деньги, или есть идеологический момент?

Цель вернуть деньги есть, конечно. Кроме Walkbase, который за год получил крупный второй раунд, все до сих пор развиваются, просто медленно. Вот «Таймлайнер» сидит в инкубаторе ФРИИ, например.

Кстати, что думаешь по поводу ФРИИ?

К инкубатору ФРИИ я относился очень скептически.

Из-за источников финансирования?

Из-за них и из-за личности Варламова (Кирилл Варламов, директор ФРИИ — прим. TJournal), который просто очень неприятный жулик.

А о его до ФРИИ и никто не знал в публичном поле.

Но я-то знал, я же из Екатеринбурга, как и он. Он руководил небольшой IT-компанией, которая занималась роспилом государственных денег. Я был уверен, что всё будет очень херово. Думаю, инвестиции во ФРИИ на поздней стадии проектов тоже нечистые, но именно в инкубаторе подобралась совершенно отличная команда: Дима Калаев, Даша Шубина, Наташа Федорова — отличные профессионалы, которые искренне делают свою работу.

Я писал большую статью про то, что инкубатор ФРИИ — это роспил, а оказалось, что нет. Ну, надо признавать свои ошибки.

Посевными инвестициями я занимался с 2010 по 2013 год, и с начала 2013 года пошёл работать в Next Stop Ventures — это уже не сидовый, а большой и серьёзный фонд. Там было подписано 100 миллионов долларов. А потом эпопея с Next Stop внезапно закончилась, не успев начаться: так получилось, что инвестор передумал, забрал деньги из фонда и отозвал наши мандаты на управление.

С мая мы стали искать новых инвесторов. Я, конечно, не был безработным, но работал скорее как фандрайзер. А потом мне позвонил Навальный и пригласил работать над предвыборной кампанией.

volkov-5345a5fd5ebe5.jpgЛаборатория в Artec

Как так получилось, что ты стал заниматься политикой? Сегалович вот тоже активно участвовал в политической жизни: он же помогал создавать систему наблюдения за выборами.

Эту систему мы делали с ним вместе, а я с 2007 года принимал участие в наблюдательной организации «Голос». Оттуда всё и пошло: избрался в городскую думу, стал депутатом.

А почему ты больше не хочешь быть публичным политиком?

Когда я шёл в думу, у меня была цель сделать идеальный case study: как по шагам дойти до уровня, когда ты можешь влиять на изменения в городе. Эдакий «Idiots Guide to City Council». Я даже сделал такой план, поделился с ним с Максимом Кацем, например.

Очень круто получилось, что я всю жизнь занимался разными вещами, а потом они все в один момент пригодились. Прошлое лето было просто феерическим. Я применил всё, что знал: от построения штаба, оформления документов, работы с типографиями по печати листовок, до формулирования бизнес-требований разработчикам. При этом я очень много делегировал: например, интернет-проектами занималась Катя Патюлина. Она большой молодец: собрала огромную команду из 40 человек, и они за месяц сделали три очень больших и разных проекта.

Но это единичный опыт? Больше не собираешься делать ничего такого?

Не собираюсь. Я этим занимался потому, что хотел проверить сам себя. Вот я сделал «СКБ-Контур», получился успешный проект, но была ли это случайность? Может, мы просто удачно попали в рынок. А кампания Навального была моим вторым масштабным проектом: да, она длилась не 12 лет, а 3 месяца, но в них был сжат весь мой опыт. Там прошли все те же стадии корпоративного развития, только в десять раз быстрее. У нас каждый день появлялись новые отделы, день шёл за месяц.

Для меня это был очень успешный проект, но я решил завязать. Меня, конечно, много куда звали, в том числе в Киев. Я не странствующий политтехнолог.

Как сейчас можно что-то менять в России?

Я не могу ответить на этот вопрос, чтобы TJournal после этого не закрыли.

Почему ты переехал в Люксембург? Пропала надежда что-то изменить здесь с помощью политики?

Получить опыт международного бизнеса. Я всегда все политические проекты воспринимал как хобби: для меня важно состояться как профессионал. Мой личный антипример — это Илья Яшин: человек, который с 16 лет занимается только политикой и ничего другого не имеет. Не хочу его ни в коем случае обидеть: он молодец, хороший парень и я с ним дружу, но для меня это антипод — то, во что я ни в коем случае не хотел бы превратиться.

Я всегда хотел развивать бизнес в России, но непонятно, что для меня в России могло быть большим челленджем, чем то, что мы делали в штабе Навального. А у нашего старшего партнёра была компания Artec Ventures, которую он основал, а сам работал в венчурном фонде. Он располагался в Люксембурге, и у нас был план: если мы до сентября 2013 года не находим инвестора, то все «высаживаемся» в эту компанию. Так и получилось.

А почему основались именно в Люксембурге?

Во-первых, там у нас есть производство. Из Люксембурга очень удобно осуществлять доставку дорогих девайсов. Из России отправлять можно, но принять через нашу таможню гарантийный ремонт и потом через неё же вернуть — очень долго и практически невозможно с точки зрения оформления. А поскольку основные клиенты — это Япония, Северная Америка и Западная Европа, место было выбрано логично.

Как тебе живётся в Люксембурге? Ты же перевёз туда семью?

Очень хорошо. Там очень высокое качество жизни. В России собраться с детьми в лес — это проект на пару недель: надо продумать, на чём и куда ехать, собрать вещи, продукты, купить воду и памперсы, в лесу инфраструктуры нет. А в Люксембурге ты приезжаешь с работы, берёшь велосипед с велоприцепом и поехал по лесу кататься.

Не скучно?

Вообще нет. Там очень хорошая компания — во-первых, из сотрудников нашей компании, во-вторых, есть много друзей из Индонезии и Италии. Тем более всё рядом: два часа до Стасбурга, два часа до Брюсселя, до Парижа.

(достаёт айфон)

Ты в почте постоянно?

Да, это мой основной способ коммуникации.

Стандартным приложением пользуешься?

Да, а зачем другие? Я в этом плане консервативен: вообще редко устанавливаю новые приложения, долго переучиваюсь.

(запускает Echofon)

А говоришь, редко устанавливаешь: пользуешься сторонним клиентом для Твиттера!

У меня твиттеру пять лет. Мне его Илюша (Илья Сегалович — прим. TJournal) показал на экономическом форуме в сентябре 2009 года. Он тогда наскочил на меня: «Смотри, смотри, это Твиттер!» Я говорю: «Это что такое?» Отвечает: «Это как чат, только одновременно очень большим количеством народу. Скачай приложение Echofon, и у тебя всё будет». Я скачал его, так и хожу с ним.

Но он же старенький, там половины новых функций нет.

Я вообще не гик, я не возбуждаюсь от новых технологий.

С каких трёх сайтов начинаешь свой день? Я вижу, что сегодня он начался у тебя с почты.

В почте я всегда, и по ней меня быстрее достать, чем SMS-кой. Один из основных сайтов, конечно, Twitter — он у меня постоянно открыт, я использую его как новостную ленту. Facebook последнее время, недавно только стал пользоваться; я там почти ничего не читаю, смотрю только отзывы и комментарии к моим постам.

А из нестандартного?

Люблю шахматы, поэтому chesspro.ru. Ещё на айфоне есть приложение шахмат: играю, когда есть свободное время.

Святая троица Сайты, с которых Леонид начинает каждое утро abu-5296573096e8a.png Twitter, сервис микроблогов

gladcouborodov-taboonov-52a90899d2f23.pn Facebook, социальная сеть

volkov-5345a09f87eea.png ChessPro, профессиональный сайт о шахматах

©  TJournal