Как размять «гзом» редактора: подкаст «GLPH»

Это — подкаст с теми, кто пишет, редактирует, снимает фото, видео и руководит созданием контента. Сегодня мы подготовили для вас текстовую версию третьего выпуска.

Его гостем стал Михаил Боде, профессиональный редактор и автор проекта Gzom.ru. В подкасте мы говорим о ходе карьеры Михаила, конфигурации его рабочего дня и GTD-лайфхаках:


bag53f7xruxm1k_j349gx8ewxma.jpegНа фото: Михаил Боде, профессиональный редактор и автор проекта Gzom.ru
alinatestova: Я начну с неудобного вопроса. Расскажи про себя. Я знаю, что у тебя долгий и плодотворный редакторский бэкграунд. Расскажи, пожалуйста, с чего он начинался и как ты дошел до такой жизни с нами. Как проходил твой редакторский путь?
MBode: Мы уже в процессе? Это как с выступлениями: «А что мы уже играем или ещё чекаемся?». У меня примерно так и произошло с редакторским опытом. Звучит странно, но редактором я работаю с 17 лет. Причем занесло меня, как и многих редакторов, из авторов.

Я писал в журнал «Домашний компьютер». Несмотря на гуманитарный бэкграунд и то, что большая часть моей семьи — филологи, (я мог бы стать филологом в четвертом поколении), я собирался поступать в Бауманку, увлекался программированием и гиковал. В какой-то момент я взял академический отпуск, и возникла необходимость слезть с шеи родителей — идти работать.

Разумеется, тогда не было HeadHunter. Не помню, каким образом я нашел вакансию выпускающего редактора, не имея представления о том, что это такое.


Я был выпускающим редактором издания «Веб-информ», о котором немногие вспомнят. Оно было единственным конкурентом уже более знакомого гикам-интернетчикам издания «Вебпланета» и было посвящено интернет-бизнесу. Это — тематика, которой я занимаюсь почти всю свою карьеру.

Тогда это была попытка создать «Fortune» или «Ведомости» про интернет. В 2002–2003 году интернет-бизнес не был на подъеме — произошел крах доткомов, было непонятно, что будет, но уже появились интересанты. До сих пор нельзя раскрывать имя владельца. Я с ним все еще общаюсь.

Сейчас это уже «секрет Полишинеля». Поэтому скажем, что речь о довольно крупной компании в телеком- и интернет-бизнесе. Вот так, с корабля на бал, я попал в редактуру, сел на ленту новостей и стал работать. Потом я начал заниматься рассылкой и был многостаночником, как и большинство редакторов нашей замечательной индустрии. У меня был филологический бэкграунд — я тогда учился на первом курсе филфака МГУ, что мне очень помогло.

С остальным пришлось сложнее, потому что приходилось разбираться в разном. Например, в «трафиковых войнах». Для этого нужно было приходить к эксперту и заставлять его чертить что-то на флипчарте. Нагуглить было нельзя абсолютно. И вот таким образом учился.


Это издание закрылось в силу незрелости нашего интернета и отсутствия инвесторов, которые перехватили бы этот актив. Меня мотнуло в сторону интернет-бизнеса и в другие направления. Я пошел в бумажную периодику и попал в еженедельник «UPgrade» — в гиковскую среду, но с другой стороны — журнал для любителей железа, но и про интернет там тоже рубрика была. Я там стал литературным редактором и попутно тоже писал туда статьи.

Немного ускоряюсь, потому что о себе можно говорить долго, но вряд ли это так интересно слушателям. Я работал выпускающим редактором в издании об автомобилях «Drive.ru», которое сейчас превратилось в конгломерат сервиса и медиа. Могу сказать, забегая вперед, что это — одна из наиболее продуктивных форм развития медиа, тем более у нас. Я работал рерайтером в «Секрете фирмы», когда это ещё был только журнал. Мой приход туда пришелся на момент перекупки этого издания «Коммерсантом». Дальше была просто куча всего.

В какой-то момент, можно его назвать судьбоносным, я в твиттере увидел вакансию редактора подкаста «Рунетология», которую разместил Максим Спиридонов. Он является основателем холдинга «Нетология-групп». На тот момент «Нетологии» ещё не было, Максим себя называл серийным предпринимателем, каким он и является. Этот подкаст посвящен героям российского интернета — тем, кто его делает. Мы списались, встретились и начали работать.

Года два я был редактором и воспринял это как возможность вернуться в мир интернета и журналистики об интернете. Я многому научился. С одной стороны, программа представляла собой ярчайший образчик авторского подхода — во многом она строилась вокруг личности и предпринимательского опыта Максима. С другой стороны, за этим подкастом всегда лежал огромный пласт аналитической работы. У подкаста редакция, в которую входило два человека, в какой-то момент три. Они готовили информационные сводки и аналитику как в настоящем медиа.

Дальше мы с Максимом делали в качестве редактора и соавтора программу «Рунет сегодня» на «Финам FM». Потом меня пригласили стать главным редактором канала об интернет-бизнесе «SeoPult.TV». Там я как главред заправлял около четырех лет.


Далее у меня опыт в основном проектный. Длительные проекты. Чем я только не занимался. Не только медиа, но как правило на грани медиа — контент-мейстерство, скажем так. Из последних работ, которые я делал, не один, разумеется, это — первое комплексное исследование русского EdTech — образовательного бизнеса — по заказу Нетологии. Я был его шеф-редактором, выступал в качестве аналитика и упаковывал собранные цифры и данные в «человекопонятный» формат.

Я много работал редактором по самым разным проектам для клиентов. В частности, как гострайтер. Опыта было много, не обо всем я могу говорить. Многое находится под NDA. Это любопытный аспект редакторской деятельности — в какую сторону развиваться. Можно работать под NDA и делать крутые проекты или в некоторых случаях не соглашаться и работать на свое авторское имя.

У обоих подходов есть свои плюсы и минусы. И вот я здесь.


Алина: Сам факт того, что ты знаешь индустрию со всех возможных сторон — печатной, медийной, аудио, видео, текстовой — это невероятно круто. Расскажи, пожалуйста, с точки зрения сферического редактора в вакууме, как выглядит твой день редактора?

Слово «редактора» можно даже убрать. Как выглядит день человека, который работает в медиа — на стыке интернета и технологий?


Михаил: Один мой день как редактора? Может быть, я научу плохому, может быть, нет.

nrydygmnalgnljrbaixtw0a7s8c.jpeg
На фото: Алина Тестова, основатель xq5o_rmc8w8juvbckkxdgn5adaw.pngGlyph Media — Telegram-канал о контент-маркетинге

А: Вокруг этой темы есть много мифов. Кто-то думает, что редакторы сидят в подвале, не видят солнечного света и постоянно что-то пишут. Кто-то думает, что редактор обязательно попивает коктейль на Бали, ловит ветер свободы и прочее. Истина наверняка где-то посередине.

М: В моем случае истина действительно посередине. Все зависит от того, где ты работаешь. Если ты работаешь на стороне клиента, и твоя ключевая задача — вытягивать контент из экспертов конкретно этой компании и чувствовать атмосферу проекта, то желательно работать в офисе и соприкасаться с разработчиками — теми, от кого ты должен получать информацию.

Последние два-три года я предпочитаю проектную работу с разными заказчиками. Мне удобнее всего работать дома. Я себе все оборудовал и прекрасно знаю свои недостатки и преимущества. Когда я «запрокрастинирую», когда нет. Знаю, как это предвосхитить в домашних условиях.

Иногда я работаю в коворкинге или в каком-нибудь заведении неподалеку от дома. Порция хорошего фо бо меня стимулирует на два часа вперед.


Я просыпаюсь… в ужасе, что что-то не сделал или не сдал. Раньше пользовался планировщиком, теперь не пользуюсь. Планировщики задач и to-do листы отнимают у меня больше времени и сил, чем приносят пользы. Я долго с собой боролся, потом решил и принял, что я — «иррационал» и планирование у меня иррациональное. Про это тоже много говорят.

Это не отменяет необходимости дисциплины, но накладывает определенные ограничения на то, как такому человеку стоит планировать день. Я сейчас по-варварски пишу в док-файле — в Pages на Mac — свои планы на неделю: что сдано, что не сдано. С утра открываю этот файл, смотрю, ужасаюсь, раскидываю задачи и приоритизирую. Могу сразу сказать, что есть техника, которая называется «съесть лягушку» — выполнить какое-то неприятное дело сразу, с разбега, с утра, чтобы тебе потом было хорошо. Проблема в том, что таких «лягушек» десятки.


Съесть целый пруд с лягушками и кувшинками — как-то не очень. Мне не нравится. Сложных задач на протяжении дня очень много. Поэтому я берусь за те, по которым больше должен и по которым меньше всего успеваю. Все предельно просто.Я не могу сказать, когда я открываю планировщик и проверяю почту, потому что делаю это постоянно. Иногда открываю её ночью.

Как только приходят письма, я на них отвечаю. Я сторонник принципа «zero inbox». Меня начинает трясти, когда у меня неотвеченные письма. И просто сажусь работать. Работа может какая угодно. Например, редактура чужого текста и составление рекомендаций автору.

Могу тест вернуть и написать заключение, указать на пару ошибок. Вот здесь фактическая ошибка, вот здесь, и у тебя их ещё пять. Перевожу это в игровую форму: «Давай попробуем найти». Я могу сесть переписывать чужой текст капитально. Или написать собственную колонку.

Попутно я занимаюсь исследовательской работой. Это дело меня увлекло. Например, если это новое исследование, то я могу писать гайдлайны по интервью для экспертов и так далее. Обрабатывать какую-то информацию. Иногда нужно расшифровывать текст. Я предпочитаю тексты расшифровывать сам, особенно если они пишутся под NDA. Проверенный расшифровщик — это хорошо, но зачастую мне проще это делать самому. Я научился это делать довольно быстро.

Я просто сажусь и работаю. Действительно, я могу света белого не видеть, такое случается, но очень помогают какие-то активности… Не люблю слово «активности» во множественном числе, если говорить о чувстве языка, но уж как назвал. Какие-то активности вне дома, которые помогают структурировать день и не залипать в работе.



А: Как ты балансируешь? Может быть, ты разбиваешь день на отрезки — более интенсивные и менее интенсивные. Как ты это все укладываешь в рамках дня? Соответствует ли твой день общепринятому понятию рабочего дня? Или он плавает и сдвигается?
М: Очень хотелось бы сказать, что я контролирую свое время и жизнь, но это не совсем так. Я залипаю. Как правило, работаю больше 8 часов в день. Мне удается делать это так, чтобы не снижать заметно качество жизни. Поскольку я сижу здесь живой и более-менее довольный, какие-то рецепты и лайфхаки я для себя все-таки выработал. Например, общепринятые — помидорный менеджмент или дробление рабочего часа на отрезки с отдыхом — со мной не работают.

А: Я только думала, что ты скажешь: «Я это всё использую».

М: Я всё это использовал и пробовал, но это почти не работает. Причем пробовал и две-три недели. Это — пресловутая цифра, показатель того, что привычка усвоена, но нет. И дольше пытался, но не работает. Для меня главное — войти в пресловутое состояние потока. Обычно о нем говорят применительно к разработчикам или инженерам, но для редактора это тоже важно.

Войти в состояние потока и, грубо говоря, фигачить, пока оно не закончится. Можно сидеть и до тех пор, пока не станет плохо, но у меня есть маркеры, по которым я это определяю.


Задерживается ли у меня взгляд на каких-то предметах за пределами моего рабочего стола. Я начинаю залипать, думать о чем-то. Ещё один характерный для меня признак — мысль: «А дай-ка я поиграю на гитаре». Когда такая мысль в голову приходит, это значит, что продуктивность спадает, и мозг ищет какие-то обходные и латеральные пути, чтобы использовать свое разогретое состояние.

А: Это классный момент. Минутка признаний. У меня есть клавиши. Я умею на них играть, но желание на них поиграть у меня возникает ровно в тот момент, когда мне очень тяжело работать.

М: Мы только что выработали, может быть, универсальный редакторский маркер усталости. В этот момент, если время позволяет, я стараюсь отдаться этому состоянию и беру гитару. Кстати, с каким удовольствием я играю, и насколько долго это длится, показывает…

А: Насколько ты ненавидишь то, что сейчас было.

М: Точно. Насколько я ненавижу, насколько я устал. Бывает, что просто нужно переключиться. Подергаешь проволоку, как музыканты говорят, 7–10 минут, и все хорошо, все замечательно. Если музыка — больше, чем одно из хобби, есть риск начать сочинять песню. Такое тоже бывает. Я стараюсь закладывать на все рабочие процессы побольше времени. Это очень сильно помогает.

Кроме того, если хочется играть на гитаре, я могу немного позаниматься спортом. Например, постоять в планке. Всем редакторам рекомендую упражнения типа «планка». Их очень много и необязательно перед этим делать разминку на 15 минут. Встали в планку, постояли и дальше сели отсиживать задницу за замечательными текстами.


А: Ещё хороший вариант — 60 приседаний за минуту.

М: Да, протокол Табата, интервальные нагрузки.

А: Я сейчас не шучу.

М: Я тоже. Разогнать кровоток, переключить мозг. Все работает прекрасно. У меня нет какого-то фиксированного времени под прием пищи. Я питаюсь дробно, я скучный зож-человек в последние годы. Поэтому прием пищи не отнимает у меня много времени или сил.

Я люблю готовить, но это происходит вечером после завершения основного массива работы. Я воспринимаю это не как постылую обязанность, а как удовольствие и времяпрепровождение.


А: Благодаря тому, что ты включаешь разные активности в процесс — физические и творческие — у тебя работа перестает быть унылой рутиной, которая длится весь день. Только для того, чтобы после её завершения ты мог начать жить нормальной жизнью.
М: С одной стороны, да. С другой стороны, сейчас я задумался, начинаю ли я когда-нибудь жить нормальной жизнью. Очень часто случается так, что текст надо доделать.

Или под вечер от кого-нибудь срочно поступает: «Спаси-помоги!». Например, нужно написать что-то для рассылки или придумать концепцию для неё. Я стараюсь волевым усилием переносить на следующий день, но бывает — что-то не успел или не доработал, и тогда сижу вечером.


Если пытаться подсчитать, чистых рабочих часов у меня выходит в сутки около десяти. Когда авральные проекты, могу и двенадцать часов работать. Поскольку я на работу не езжу, это время экономлю и могу быстро переключаться между процессами, то у меня нет чувства, что все мое свободное время оттянула проклятая работа. Кроме того, она не проклятая. Это я шучу.

Когда это твоя основная профессия — твой хлеб — невозможно, если ты не совсем адовый мазохист, воспринимать эту работу как постылую и унылую. Я не могу редактировать текст, если не найду в нем что-то хорошее интересное.


Допустим, я редактирую чей-то текст, не пишу свой. Даже если автор допустил пятнадцать фактических ошибок или у него отвратительный стиль, то я могу зацепиться за саму тематику.

Мне становится обидно за тему, и я пытаюсь выжать из неё максимум. Это превращается в игру. Я думаю, можно ли как-нибудь автора прокоучить? Я воспринимаю это как персональный вызов. Могу ли я написать комментарии так, чтобы у него возникло желание исправить ошибки?


А: Раз уж мы говорим про твое рабочее время, которое периодически растягивается и сжимается в зависимости от ситуации. Расскажи, пожалуйста, про твой собственный проект «Гзом», который существует помимо рабочих задач. Это — твоя исключительно творческая и личная инициатива. О чем этот проект и для кого?
«Гзом» — это «мозг» наоборот. Название — реверанс в адрес Павла Пепперштейна, автора романа, в частности, «Мифогенная любовь каст», в котором этот образ встречается. Я планирую в будущем писать материалы не только на тему редактуры и текста, но и заходить в сторону когнитивных наук.

Это — один из моих главных интересов — как работает мозг и сознание. Сейчас это маленькое авторское медиа о языке, о редакторском деле — «Слово о словах» — была такая книжка.


Я, может быть, вопреки магистральной тенденции в редакторском деле и сообществе не очень запариваюсь, чтобы все разжевать так, чтобы понял кто угодно. Например, junior-редактор. Я стараюсь писать о языковых проблемах понятно, но есть предел упрощения, за которым страдает качество объяснения. Я сторонник того, что о любой проблеме, языковой или редакторской, нужно говорить с той степенью сложности, которую предполагает постановка вопроса.

Например, одна из статей посвящена написанию слова «биткойн».

Почему стоит писать слово через «й», хотя закрепился вариант с «и». Я это принял, потому что в общепринятое употребление иногда входит не та норма, которая является правильной и хорошей с точки зрения языковой логики. Я объяснил фонетическую и языковую логику, традицию передачи звукописи чужого языка, которая принята в русском языке.

uxwdojtfp3ntra9oxkimx9qdlvy.jpeg
На фото: Михаил Боде (Gzom.ru) и Алина Тестова (xq5o_rmc8w8juvbckkxdgn5adaw.pngGlyph Media)

Сделать это аргументированно и убедительно без хотя бы беглого описания фонетических процессов и некоторых закономерностей в русском языке невозможно. Приходится жестить. Но я даю все ссылки на научные работы, в том числе современные, которые сейчас пишутся. Например, диссертации, посвященные вопросам, которые я затрагиваю. Разобраться вполне можно.

Иногда я развлекаюсь. Например, у меня есть статья о том, как Виктор Цой испортил язык.

А: Опасная территория. Прямо сейчас мы теряем слушателей.

М: Есть статья о том, в чем Артемий Лебедев дал промашку. Я о том случае, когда он называет предложенное управление вида «пиджак от Армани» уродливым. Артемий Лебедев, как персона, может позволить себе категоричное высказывание — в этом весь он. Моя задача как унылого редактора, который любит копаться в языковых материях, — объяснить, почему это нормально с точки зрения норм современного русского языка.

А: То есть «Гзом» — это проект для тех, кто имеет отношение, любовь и интерес к филологии. И для тех, кто так или иначе относится к редактуре, плюс для тех, кто просто любит размять «гзом»?

М: Да. В будущем будет больше материалов о работе редактора и редакторской правке. Мы собираемся перезапустить проект с новым дизайном. Какое-то время он не обновлялся, но на подходе большое количество провокативных статей.

Например, редкий редактор не знает, что слова «ихний» в русском литературном языке нет, но оно возникло и используется совершенно неслучайно. Оно заполняет определенную языковую лакуну. И в девятнадцатом веке был период, когда это притяжательное местоимение могло стать нормой. Была такая точка бифуркации.

А: И я даже не жалею.

М: Я тоже не жалею, но мы производим эту оценку с точки зрения текущей нормы. Более того, будучи стилистически окрашенным, при передаче речи какого-то персонажа, оно может быть более чем уместно. Нет неправильных и плохих слов, конструкций, приемов. Есть уместные для этого ситуации, жанры, речевые регистры, условия и неуместные.


А: Есть ещё один вопрос по теме «Гзома». Как редактору балансировать такую «нетленку» — то, что идет у него из души, что он хочет донести до широких масс, что он должен вынести из себя и доказать миру, и те задачи, которые ставит перед ним заказчик или работодатель?

Как нетленку балансировать с остальным?


М: Вопрос прекрасный, потому что мне не всегда это удается. Вопрос открытый, но есть несколько способов совладать с ситуацией. Во-первых, понять, а действительно ли вам хочется что-то до других людей доносить?

Может быть, достаточно высказаться в фейсбуке? Попробовать сначала малую форму и малой кровью. Создать группу. Например, обсуждать это в профессиональных комьюнити. Например, в группе «Куда смотрит редактор» и так далее.

Раньше было активно в ЖЖ, если кто-то о нем помнит, сообщество «Корректор.ру», где обсуждались тонкие языковые материи, правописание, русская орфография и синтаксис. Нужно понять, насколько вам хочется делиться? Зачем это нужно?

Душа болит, хочется построить личный бренд или что-то еще. Такой проект, не имеющий прямого отношения к работе, но выросший на твоем профессиональном опыте, это способ построения личного бренда. Причин много, они могут объединяться.

Прежде всего не стоит принимать очень всерьез то, что ты делаешь.


Не нужно закладывать на год, на два: «А потом мы сделаем ещё и словарь, и аналог русского Urban Dictionary». Просто пробовать, что пишется, что получается. Можно писать гостевые посты в телеграм-каналах других профессионалов или в медиа. Например, «Mel.fm» — совершенно замечательное издание.

Пробовать и пробовать.

ootdwa7pwj6vzltj1z1jwjnmm1w.jpeg
На фото: Михаил Боде (Gzom.ru) и Алина Тестова (xq5o_rmc8w8juvbckkxdgn5adaw.pngGlyph Media)

Что касается того, как под это выделить время. Есть очень хороший способ. Сколько бы у тебя ни было работы, насколько бы загружен ты ни был — просто берешь и выделяешь час в день под это. Желательно, чтобы это было фиксированное время. Например, как есть five-o-clock, так и я с девяти и до десяти сажусь и пишу.

Это можно воспринимать как модификацию известного упражнения для писателей Джулии Кэмерон «Утренние страницы». Когда ты садишься с утра и выдаешь поток сознания — все, что приходит на ум. Не о чем писать — пишешь: «Не о чем писать».

Начинаешь размышлять, почему тебе не о чем писать. Пресловутое «ни дня без строчки». Если делиться своим опытом по-настоящему хочется, то рано или поздно напишется. Вопрос в масштабах бедствия — насколько большим хочется делать такой авторский проект, с помощью которого ты не зарабатываешь денег целенаправленно.

Хотя зарабатывать деньги можно практически в любой нише. У замечательного редактора и моего коллеги Паши Федорова есть замечательный канал «Паша и его прокрастинация». Насколько я знаю, он там продает рекламу. Не знаю, сколько он зарабатывает, но явно не в минус идет его работа. Монетизировать можно. Насчет монетизации Гзома мы с моим подельником думали, но это не приоритет ближайших месяцев.


А: Эта работа рано или поздно прорастает, и самое главное, что прорасти она может из абсолютно небольшого объема времени и ежедневных усилий. При этом у человека будет ощущение абсолютной законченности, что он не просто делает что-то на стороне, но и реально делает что-то для себя. Хочу закруглиться супермаленьким блицем.

Редактура — ремесло или искусство?


М: Редактура — это крест.

А: Классный текст — это?

М: Это — то, за что потом не стыдно.

© Habrahabr.ru