[Перевод] Почему у нас никогда не исчезнут рабочие места

Беседа Тима О«Райли о безусловном доходе с Джоном Мейнардом Кейнсом [John Maynard Keynes], и Полом Бучхейтом [Paul Buchheit]

В начале Великой Депрессии Джон Мейнард Кейнс написал удивительное экономическое предсказание: несмотря на угрожающий шторм, окутывающий весь мир, человечество оказалось на пороге решения «экономической задачи» — поисков средств к существованию.

Мир его внуков — тот, в котором мы сегодня живём — он представлял так: «впервые со дня сотворения человек столкнется с реальной, всеобщей проблемой: как использовать свою свободу от насущных экономических нужд, чем занять досуг, обеспеченный силами науки и сложного процента, чтобы прожить свою жизнь правильно, разумно и в согласии с самим собой».

Не всё случилось так, как представлял себе Кейнс. Конечно, после суровой Великой депрессии и Второй мировой войны экономика вошла в пору невиданного процветания. Но в последние десятилетия, несмотря на весь прогресс в бизнесе и технологиях, это процветание распределялось очень неравномерно. Среднестатистический стандарт жизни в мире очень сильно вырос, но в развитых экономиках средний класс стагнирует, и впервые за несколько поколений наши дети, возможно, будут жить хуже, чем мы. Мы встретились с тем, что Кейнс называл «огромной аномальной безработицей в полном потребностей мире», с последующей политической нестабильностью и непонятными перспективами для бизнеса.

Но Кейнс был прав. Мир, который он себе представлял, где «экономическая задача» решена, всё ещё находится перед нами. Процент нищеты рекордно упал, и если мы правильно разыграем карты, то можем войти в мир, предсказанный Кейнсом.

602c697ccc0693f1ff05a58232cc8079.png
Технологии и свободная торговля уменьшили мировую нищету, но создали экономические трудности для рабочих в развитых странах.
Как отмечает Макс Розер, автор «Наш мир в цифрах» [Our World in Data]: «Даже в 1981 более 50% населения земли жили в нищете — сейчас этот процент составляет 14%. Это всё ещё очень большое количество людей, но изменения происходят очень быстро. В нашем случае данные говорят нам, что бедность исчезает быстрее, чем когда-либо в истории».

Большая часть эссе Кейнса под названием «Экономические возможности наших внуков» [Economic Possibilities for our Grandchildren] относится к тому, чем люди будут заниматься, когда их продуктивность вырастет настолько, что всю работу будут выполнять машины.

Этот вопрос сегодня вновь появился в рамках обсуждения безусловного дохода (БД) [Universal Basic Income]. Знаменитый председатель международного профсоюза Service Employees International Union (SEIU) ушёл с работы, чтобы написать книгу в защиту БД. Y Combinator Research планирует провести эксперимент в Оклэнде. По вопросу идеи БД прошёл референдум в Швейцарии. Проголосовали они против, но тот факт, что её настолько серьёзно рассматривали, много говорит о том, какой долгий путь проделала эта идея, впервые предложенная ещё Томасом Пейном в 1795 году, а затем — Милтоном Фридманом в 1962 (и Полом Райаном в 2014).

297c4bdeef9afdf1433a7ebcdf77f003.png

Я хотел бы обсудить несколько ключевых параграфов эссе Кейнса, и указать на их правдивость, подтверждаемую сегодняшними заголовками. Представьте, что я будто бы веду диалог с Кейнсом. Затем я добавлю немного мыслей из недавней беседы с Полом Бучхейтом из Y Combinator по той же теме. Это будут лишь неоформленные мысли, а не отполированные заключения.

Так начинается эссе Кейнса:

Сегодня мы переживаем острый приступ экономического пессимизма. Общим местом стали разговоры о том, что эпоха поразительного экономического прогресса, присущего ХIX веку, закончилась, что быстрый рост уровня жизни вскоре замедлится, и что в ближайшее десятилетие мы скорее всего столкнемся не с увеличением благосостояния, а с его падением. По-моему, в основе всех этих разговоров лежит глубокое заблуждение относительно того, что с нами сейчас происходит. Мы страдаем не от «ревматизма» старой эпохи, а от болезней роста, вызванных слишком быстрыми изменениями, от трудностей перехода к новому экономическому периоду.

352a09cf897d9a011de4b470febc283d.png

И конечно, мы сейчас услышим хор пессимистов и сомневающихся. Автоматизация уничтожит рабочие места клерков так же, как она заменила рабочих на фабриках. Наша экономика основана на росте, но эпоха роста закончена. Мы живём в эпоху «вековой стагнации». И так далее.

Кейнс пророчески дал имя сути нашего страха:

Нас одолевает болезнь, о которой отдельные читатели, возможно, еще не слышали, но которую в ближайшие годы будут много обсуждать, — технологическая безработица. Она возникает потому, что скорость, с какой мы открываем трудосберегающие технологии, превосходит нашу способность находить новое применение высвобожденному труду. Но это всего лишь временная болезненная фаза адаптации.

Я поддержу Кейнса в его оптимизме. Если мы сделаем всё правильно, это так и останется «временной болезненной фазой адаптации». Могут возникнуть огромные диспропорции, но в результате всё успокоится. Кейнс писал:

Всемирная депрессия, парадоксальное наличие безработицы в мире, где столько потребностей, катастрофические ошибки, которые мы совершили, — все это помешало нам увидеть, что происходит в действительности, какова подоплека долгосрочных тенденций.

«Парадоксальное наличие безработицы в мире, где столько потребностей» — обожаю эту фразу! Как сказал мне Ник Ханауэр, «Технология — это решение проблем человечества. Пока у нас не кончатся проблемы, у нас не кончится и работа».

У нас ещё столько всего не сделано: необходимо провести изменения в энергетической инфраструктуре в ответ на изменение климата, позаботиться о здоровье нации из-за появления новых инфекций, решить проблему старения населения, когда растущее количество пожилых людей будет содержать все меньшее количество работающих, перестроить инфраструктуру городов, дать миру чистую воду, еду, одежду и развлечь 9 миллиардов людей.

Отметим, что Ник сказал «у нас не кончится работа», а не «у нас не кончатся рабочие места». Часть проблемы в том, что рабочее место — конструкция искусственная, в которой работа управляется и делится корпорациями и другими организациями, к которым физические лица должны обращаться, чтобы заниматься работой. Финансовые рынки должны награждать корпорации за то, что те разбираются с работой, которую нужно делать. Но как отметила Рана Форухар [Rana Foroohar] в своей книжке «Изготовители и потребители: взлёт финансов и падение американской индустрии» [Makers and Takers: The Rise of Finance and the Decline of American Industry], сегодня всё быстрее растёт разница между тем, какие вознаграждения дают рынки и тем, что реально нужно экономике.

708baecfc0881eccbe25689e791d48da.png

У корпораций мотивация и ограничения отличаются от физических лиц, поэтому возможна ситуация, в которой корпорация не может предложить рабочие места по той области работы, которую необходимо делать. Во времена нестабильности наниматели не спешат нанимать людей, пока не увидят гарантий спроса. А из-за спроса финансовых рынков компании часто видят выгоду в урезании рабочих мест, поскольку управление стоимостью акций даёт владельцам бизнеса большие дивиденды, чем найм людей для выполнения работы. В итоге «рынок» всё разруливает (в теории), а корпорации вновь получают возможность предлагать рабочие места работникам. Но слишком много потерь происходит в процессе.

Одна из трудностей «Экономики будущего» состоит в создании новых механизмов для связей людей и организаций с работой, которую необходимо делать — более эффективный рынок работы. Но можно сказать, что этот фактор — ключевой фактор развития таких компаний, как Uber и Lyft, DoorDash и Instacart, Upwork, Handy, TaskRabbit и Thumbtack. И вас не должно смущать, что пока эти платформы не обеспечивают постоянный доход и социальную защиту. Мы должны развивать их так, чтобы они реально служили людям, работающим с их помощью, а не отматывать время назад к гарантированной занятости 1950-х.

Также существует и задача лидерства: правильно выбрать работу, которую необходимо сделать. Необходимо, чтобы компании занимались проектами, задачи которых не решает рынок, а которые, наоборот, требуют переделки рынка. Подумайте о том, что сделал Илон Маск, чтобы дать толчок новым индустриям через Tesla, SpaceX и SolarCity, или что сделал Google для «доступа ко всей информации в мире», или что делает фонд Гейтсов для уничтожения малярии. Рынки не безупречны. Правительства могут участвовать в этом процессе, как это видно по развитию интернета, GPS и проекта Human Genome Project. Роль правительства не ограничивается проектами, требующими координации, которая недоступна частным компаниям. Правительство должно разбираться с ошибками рынков. Это могут быть провалы на рынке ресурсов, злой умысел предпринимателей или проблемы финансовых рынков — такие, как та, что до сих пор душит сегодняшнюю экономику.

Дальше эссе становится ещё более интересным. Повторим некоторые слова и объединим их с заключением:

Всемирная депрессия, парадоксальное наличие безработицы в мире, где столько потребностей, катастрофические ошибки, которые мы совершили, — все это помешало нам увидеть, что происходит в действительности, какова подоплека долгосрочных тенденций. […] Впервые со дня сотворения человек столкнется с реальной, всеобщей проблемой: как использовать свою свободу от насущных экономических нужд, чем занять досуг, обеспеченный силами науки и сложного процента, чтобы прожить свою жизнь правильно, разумно и в согласии с самим собой.

В недавней беседе Пол Бучхейт, создатель Gmail и партнёр в Y Combinator обронил нечто провокационное: «Может возникнуть необходимость в двух видах денег: машинных и человеческих. Машинные деньги нужны будут для покупки того, что производят машины. И эти вещи всегда будут дешеветь. Человеческие деньги нужны будут для покупки того, что могут сделать только люди».

И продолжил: «Самое главное, что могут предложить люди, а машины нет — «аутентичность». Можно купить дешёвый стол с Amazon, сделанный роботом, или вырезанный вручную стол гораздо дороже (при этом для аутентичности его должен будет сделать местный мастеровой, а не безымянный рабочий с фабрики за океаном). В долгосрочной перспективе, стоимость первого, выраженная в машинных деньгах, будет стремиться к нулю, а второй будет стоить всегда примерно одинаково в человеческих деньгах (которые будут являться выражением потраченных на работу часов)».

Пол утверждает, что правильно будет называть безусловный доход «дивидендами гражданина». Концепция уходит корнями ещё в древние Афины и к работам Томаса Пейна. По замыслу Пейна, дивиденд основан на доле в полезных ископаемых — и такой подход уже был применён в Норвегии, на Аляске и в известном эксперименте 1970-х в городе Манитоба.

a07b8b5388b55a9c037dad020af9a5cf.png
Памфлет Пейна «Земельная справедливость» ратовал за разделение стоимости невозделанной земли с каждым из жителей США.

И если Пейн доказывал, что у каждого гражданина есть базовое право на невозделанную землю, Бучхейт предлагает человечеству пользоваться плодами технологического прогресса. Мы при помощи налогов должны воспользоваться плодами высокой машинной продуктивности, и раздать эту сумму людям в виде стипендии, которой должно хватить им на ежедневные нужды. Эту премию нужно распределить так, чтобы каждому хватило «машинных денег» для удовлетворения основных нужд. А машинная производительность должна всё время уменьшать стоимость этих товаров, увеличивая ценность гражданских дивидендов. Такой процветающий мир мнил себе Кейнс для своих внуков.

Как мы можем оплатить БД? Денег на него требуется больше, чем расходуется на все социальные программы. В разговоре со мной глава Y Combinator Сэм Альтман пояснил, что люди, спорящие о том, как нам сегодня оплатить БД, упускают суть. «Я уверен, что если он нам понадобится, мы сможем его себе позволить»,- сказал он на недавней встрече по поводу БД в фонде Bloomberg Beta с Энде Стерном и Натали Фостер из Института Аспена. Он пояснил, что главный фактор, который люди упускают — огромный размер возможных доходов с производительности, растущей благодаря технологиям. Эти доходы можно использовать для уменьшения стоимости товаров, производимых машинами. То, что сегодня стоит $35 000, может стоить $3 500 в будущем, когда машины заменят столько людей, что БД будет необходим. Поэтому Пол агитирует за введение «машинных денег». Вместо свойственной обычным валютам инфляции, их стоимость будет только расти из-за того, что стоимость товаров будет падать, и тем самым, покупательная способность денег будет увеличиваться.

А зачем нужны «человеческие деньги»?
Мне нравится разделение денег на два типа, но мне интересно, достаточно ли будет такого разделения. Его представление о «человеческих деньгах» включает в себя два разных класса товаров и услуг: тех, что требуют человеческого подхода — воспитание, обучение, уход — и тех, что включают творчество.

Возможно, «человеческие деньги» необходимо поделить на «деньги для ухода» и «деньги для творчества».

Уход — жизненная необходимость, как еда и укрытие, и в справедливом обществе в нём нельзя никому отказывать. В идеальном мире уход — естественное развитие семьи и общества, поскольку мы заботимся о тех, кого любим, но кроме того существует индустрия ухода, состоящая из профессионалов — учителя, доктора, медсёстры, специалисты по уходу за пожилыми, няньки, парикмахеры, массажисты. В обществе с перевёрнутой демографической пирамидой, где стариков гораздо больше, чем молодых, которые должны их поддерживать –, а такую картину мы увидим во многих развитых странах к 2050-у году — машины могут помочь заполнить этот пробел. В целом, проблема ухода решается предложением Бучхейта — так как уход требует затрат людских ресурсов, а попытки сделать его более продуктивным сделают его менее эффективным и менее человечным.

Творческие деньги должны использоваться на оплату всего, что не в ходит в основные нужды. Последняя модель кроссовок от звёздного дизайнера. Новая песня. Бокальчик вина с друзьями. Ночь в кинотеатре. Красивое платье, модный костюм. Спорт, музыка, искусство, поэзия.

Не надо думать, что «творческая экономика» ограничена лишь развлечениями и искусством. На всех уровнях общества люди переплачивают сверху базовой стоимости продуктов, чтобы почувствовать и выразить красоту, статус, принадлежность, идентичность. Творческие деньги — это то, чем платят за разницу между Mercedes C-Class и Ford Taurus, за ужин во французском ресторане вместо перекуса в бистро, или же за перекус в бистро вместо МакДональдс. Именно из-за этого те, кто может себе это позволить, платят по пять долларов за чашку кофе с рисуночком из пены, а не пьют растворимый кофе. Поэтому мы платим большие деньги или ждём годами, чтобы посмотреть кассовый мюзикл, тогда как билеты в кинотеатр в ближайшем ТЦ доступны хоть сейчас.

Творческие деньги представляют такое же состязание, как и машинные. Они уже представляют большую часть экономики: индустрия моды, недвижимость, люксовые вещи — всё это зависит от соревнования между людьми, которые и так уже богатые, и хотят иметь больше или же просто демонстрировать своё богатство.

В конце XVIII века в новелле «История Расселасса, принца Абиссинского» Сэмюэл Джонсон писал:

Постройка пирамид не оправдывает усилия и стоимость, потраченные на работу над ними. Узость комнат доказывает, что по ним нельзя было отступать от врагов, а драгоценности можно было бы разместить с той же безопасностью меньшими затратами. Судя по всему, возвели их только в соответствии с тем голодом воображения, что паразитирует на жизни, и должен постоянно удовлетворяться какими-то занятиями. А те, кто уже имеют всё это, должны увеличивать свои желания. Строивший необходимое до тех пор, пока необходимость существовала, должен начать строить из тщеславия, и расширить свои планы до пределов человеческих возможностей, чтобы ему не пришлось вскоре придумывать новое желание.

То есть, даже если в мире будут удовлетворены все нужды, это всё ещё будет «мир, полный желаний». Кейнс писал об этом соревновании в своём труде:

Да, верно, что человеческие потребности могут показаться ненасыщаемыми. Но их можно разделить на два класса: абсолютные, испытываемые нами независимо от происходящего с остальными людьми, и те, которые мы ощущаем, только если их удовлетворение поднимает нас над остальными, дает почувствовать свое превосходство (их можно назвать относительными). Потребности второго класса, обусловленные нашим желанием превосходить других, могут быть ненасыщаемыми: чем выше общий уровень, тем они интенсивнее. Но это не так для абсолютных потребностей: скоро — видимо, намного скорее, чем можно было бы себе представить, — мы сумеем достигнуть точки, когда эти потребности будут удовлетворены, а освободившуюся энергию мы предпочтем посвятить неэкономическим целям.

Если доход будет достаточным для удовлетворения нужд, некоторые люди решат сойти с колеса — чтобы проводить больше времени с семьёй и друзьями, в творческих поисках, или заниматься тем, что им нравится. Но даже в мире, где машины будут делать большую часть необходимой работы, соревнование за дополнительные творческие деньги будет двигать экономику.

Кейнс предвидел обе возможности. Он писал:

Иные энергичные и целеустремленные дельцы могут даже увлечь нас за собой в объятья экономического изобилия. Но только те, кто выживет, не продастся за средства существования и сохранит, доведя до совершенства, искусство жизни как таковое, смогут воспользоваться изобилием, когда оно наступит.

И это очень интересно. Творчество может быть предметом соревнования для достижения статуса, так что «строивший необходимое до тех пор, пока необходимость существовала, должен начать строить из тщеславия». Но оно также может стать ключом к будущей экономике человечества, которая позволит всем наслаждаться плодами свободного времени, подаренными нам машинной продуктивностью.

Хорошая жизнь состоит в наслаждении творчеством других и в предложении своего творчества, а не только лишь в удовлетворении базовых потребностей. И это, как уход, является естественной прибавкой к успешному человеческому обществу, а не экономической целью.

Творчество и покровительство творчеству может стать главным компонентом будущей экономики.

В этом смысле мне очень нравится комментарий главного экономиста Google Хэла Вариана [Hal Varian], который он сделал как-то за ужином: «Если вы хотите понять будущее, посмотрите, чем богатые занимаются сегодня». Легко отнестись к этому, как к бесчувственному комментарию либертарианца. Наш компаньон за ужином, бывший ученик Хэла, Карл Шапиро, только что закончивший работу в качестве экономического советника в совете Белого дома, выглядел шокированным. Но если подумать, в этом есть смысл.

Ужин в ресторанах когда-то был достоянием богачей. Сейчас так ужинают многие. В самых крупных городах привилегированный класс чувствует вкус будущего, которое может стать будущим масс. Рестораны соревнуются в творчестве и сервисе, «персональные водители для каждого» возят людей с комфортом, от одного развлечения до другого, и уникальные бутики предлагают уникальные товары. Богачи когда-то ездили в тур по Европе, а сейчас этим занимаются футбольные хулиганы. Мобильные телефоны, дизайнерская одежда, развлечения — всё это стало более демократичным. Моцарту покровительствовал император, а сейчас Kickstarter, GoFundMe и Patreon дают эту возможность миллионам.

Новые индустрии с уникальными предложениями появляются повсюду. В США 4200 крафтовых пивоварен заняли уже 10% рынка и просят в два раза большую цену, чем за пиво, производимое промышленностью. В первом квартале 2016 года 25 миллионов покупателей приобрели сделанные вручную товары на Etsy. Это пока робкие поросли в экономике, в которой преобладает продукция массового производства, но они дают нам ценные уроки по поводу будущего.

То, что происходит в мире развлечений, может дать ещё более интересные предсказания. В то время, как в Голливуде и в издательстве Нью-Йорк преобладают «блокбастеры», всё большее количество людей проводит своё время, развлекаясь в соцсетях и потребляя контент, созданный их друзьями и такими же людьми. Этот сдвиг в потреблении медиаконтента очень сильно обогатил Facebook, Google и текущее поколение медиаплатформ, превращаясь при этом в реальный источник дохода для всё большего количества индивидуалов, создателей медиаконтента.

Как писал недавно звезда YouTube и импрессарио VidCon Хэнк Грин [Hank Green]:

Я начал оплачивать свои счета деньгами, заработанными на YouTube, когда у меня появился миллион просмотров в месяц. Мой контент был низкобюджетным, и «просмотры» не являются лучшим критерием измерения (их точный смысл сильно меняется в зависимости от платформы), но догадайтесь — сколько каналов на YouTube получают более миллиона просмотров в месяц? Пара сотен? Тысяча?

А как насчёт 37000?

Для сравнения, в Facebook работает 12000 человек. Если бы существовала такая компания, как «интернет-творец», она нанимала бы людей быстрее, чем любая компания из Кремниевой долины.

«Деньги с YouTube», о которых говорит Хэнк, это только одна из множества новых форм творческих денег, доступных на онлайн-платформах. Есть уже Facebook Money, Etsy Money, Kickstarter Money, App Store money и другие.

Некоторые из этих рынков прошли дальше других в создании возможностей для частных лиц и небольших компаний по преобразованию внимания (исходного материала для творческих денег) в наличные. В следующие несколько лет случится взрыв стартапов, которые найдут новые способы конвертировать больше и больше внимания, проведённого в онлайне, в обычные деньги.

Как говорит Джек Конт, участник музыкального дуэта Pomplamoose, и основатель и директор краудфандинга Patreon, он основал свой проект после того, как «Натали и я заработали 17 миллионов просмотров наших видео, и это превратилось в $3500 дохода с рекламы. Наши фанаты ценят нас больше».

Как показывают краудфандинговым сайты, появляется всё больше новых возможностей для простых людей, чтобы посоревноваться за настоящие деньги, а не только за внимание, в условиях творческой экономики. Эти сайты пока представляют малую часть мировой экономики, но они могут многому научить нас о возможных направлениях развития будущего.

© Geektimes